Русская революция. Большевики в борьбе за власть. 1917-1918

Пайпс Ричард

После ухода большевиков зал заседаний огласился речами, часто прерываемыми охраной, которая спустилась с балкона и расселась на освобожденные большевиками места. Многие были пьяны. Некоторые солдаты развлекались тем, что направляли оружие на ораторов. В половине третьего ночи удалились левые эсеры, и комиссар П.Е.Дыбенко, отвечавший за безопасность, приказал командиру охраны, матросу-анархисту Анатолию Железнякову, закрыть заседание. В четыре часа утра, когда председатель Собрания Виктор Чернов провозглашал отмену собственности на землю, Железняков поднялся на трибуну и тронул его за плечо. [Железняков был одним из предводителей группы анархистов, которая годом раньше захватила усадьбу П.Н.Дурново; последующий его арест послужил причиной восстания кронштадтских моряков в июне 1917 г. (Революция. Т. 3. С. 108)]. Последовавший затем диалог отражен в протоколах заседания:

«Гражданин

матрос. Я получил инструкцию, чтобы довести до вашего сведения, чтобы все присутствующие покинули зал заседания, потому что караул устал. {Голоса: Нам не нужно караула.)

Председатель. Какую инструкцию? От кого?

Гражданин матрос. Я являюсь начальником охраны Таврического дворца, имею инструкцию от комиссара.

Председатель. Все члены Учредительного собрания также очень устали, но никакая усталость не может прервать оглашения земельного закона, которого ждет Россия. (Страшный шум. Крики: Довольно, довольно!) Учредительное собрание может разойтись лишь в том случае, если будет употреблена сила! (Шум.) Вы заявляете это. (Голоса: Долой Чернова!)

Начальник охраны <...> (Не слышно.) Я прошу покинуть зал заседания».

Пока шел этот спор, зал заполнялся красногвардейцами угрожающего вида. Чернов оттянул закрытие собрания еще на двадцать минут, а затем распустил его до пяти часов вечера 6 января. Но собрание так и не возобновилось, поскольку утром Свердлов и ЦИК приняли и опубликовали ленинскую резолюцию о его роспуске¹²⁷. «Правда» в тот день печатала: «Прислужники банкиров, капиталистов и помещиков, союзники Каледина, Дутова, холопы Американского доллара, убийцы из-за угла правые эсеры требуют в учр. собрании всей власти себе и своим хозяевам — врагам народа.

На словах будто бы присоединяясь к народным требованиям: земли, мира и контроля, на деле пытаются захлестнуть петлю на шее социалистической власти и революции.

Но рабочие, крестьяне и солдаты не попадутся на приманку лживых слов злейших врагов социализма, во имя социалистической революции и социалистической советской республики они сметут всех ее явных и скрытых убийц»¹²⁸.

Большевики и раньше объединяли демократические силы страны с «капиталистами», «помещиками» и «контрреволюционерами», но в приведенном заголовке они впервые связали их с иностранным капиталом.

8 января большевики открыли собственное «законодательное собрание» — Третий съезд Советов. Здесь им никто уже не пытался возразить, поскольку они оставили за собой и за левыми эсерами 94% мест¹²⁹ — в три раза больше, чем им полагалось, если судить по результатам выборов в Учредительное собрание. Крошечное число мандатов они оставили социалистической оппозиции — чтобы иметь мишень для издевательств и оскорблений. Съезд исправно утвердил все представленные Совнаркомом резолюции, включая «Декларацию прав». Он объявил Россию Федерацией Советских Республик, или Российской Советской Федеративной Социалистической Республикой, как она и называлась вплоть до 1924 года, когда государство было переименовано в Союз Советских Социалистических Республик. Съезд признал Совнарком законным правительством страны, убрав из его названия слово «временное». Одобрил он и принцип всеобщей трудовой повинности.

* * *

Роспуск Учредительного собрания был встречен населением с поразительным безразличием: не было и тени того возмущения, которое вызвали во Франции 1789 года слухи о том, что Людовик XVI намерен распустить Национальную Ассамблею, и которое привело к штурму Бастилии. Год беспредельной анархии вымотал Россию: все жаждали мира и порядка любой ценой. Большевики поставили именно на это безразличие — и выиграли. После 5 января уже никто в России не заблуждался относительно того, можно или нет уговорить ленинскую партию отказаться от власти. А поскольку в центральной России не сформировалось эффективной вооруженной оппозиции и поскольку социалистическая интеллигенция отказывалась прибегать к силе, здравый смысл убеждал население, что большевистская диктатура установилась надолго.

Первым результатом описанных событий стало прекращение забастовки служащих министерств и частных

предприятий: после 5 января они стали постепенно возвращаться на свои рабочие места — одни из нужды, другие в убеждении, что будут более способны влиять на события изнутри. В умонастроениях оппозиции произошел фатальный слом: создавалось впечатление, что пережитые жестокости и равнодушие народа узаконили большевистский диктат. Массы почуяли, что после целого года хаоса они получили наконец «настоящую» власть. И это утверждение справедливо не только в отношении рабочих и крестьянства, но, парадоксальным образом, и в отношении состоятельных и консервативных слоев общества — пресловутых «гиен капитала» и «врагов народа», презиравших и социалистическую интеллигенцию, и уличную толпу даже гораздо больше, чем большевиков. [В мае 1918 г. В.М.Пуришкевич, один из самых реакционных политиков царской России и убежденный антисемит, опубликовал «открытое письмо», в котором заявлял, что после шести месяцев, проведенных в советской тюрьме, он остается монархистом и не может простить советской власти превращения России в немецкую колонию. Однако, продолжал Пуришкевич, «советская власть — это твердая власть, — увы, не с того лишь боку, с которого я хотел видеть твердую власть над Россией, жалкая и трусливая интеллигенция коей является одною из главных виновниц нашего позора и неспособности русского общества выдвинуть здоровую, государственного размаха, твердую правительственную власть» (Вечерние огни. 1918. 3 мая. № 36. С. 4)]. В некотором смысле можно утверждать, что большевики пришли к власти в России не в октябре 1917 года, а в январе 1918-го. По словам одного из современников, «большевизм подлинный, настоящий, большевизм широких масс пришел только после 5 января»¹³⁰.

И в самом деле, разгон Учредительного собрания во многих отношениях определил судьбу России больше, чем Октябрьский переворот, совершавшийся под прикрытием лозунга «Вся власть Советам». Если задачи Октября были практически скрыты от всех, даже от рядовых членов партии, 5 января относительно намерений большевиков не осталось уже никаких сомнений, настолько ясно они продемонстрировали, что не собираются считаться с народным мнением. Большевикам не нужно было прислушиваться к голосу «народа», поскольку они сами являлись в буквальном смысле этого слова «народом». [Эту убежденность большевиков сформулировал Мартов весною 1918 г. Сталин, обвинив Мартова в клевете, организовал против него процесс в Революционном трибунале. Отмечая, что подобные трибуналы предназначены для рассмотрения исключительно «преступлений против народа», Мартов спрашивал: «Каким образом обида, нанесенная Сталину, может считаться преступлением против народа?» И сам же отвечал: «Только в том случае, если считать, что Сталин и есть народ» (Народ — это я //Вперед. 1918. 1 (14)апр. С. 1)]. Как заявил Ленин, «разгон Учредительного собрания советской властью есть полная и открытая ликвидация формальной демократии во имя революционной диктатуры»¹³¹.

Реакция всего населения вообще и интеллигенции в частности на эти исторические события явилась плохим предзнаменованием для будущего страны на многие годы. России, что подтвердилось в очередной раз и в этом случае, не хватало чувства национальной общности, способного побудить людей на отказ от сиюминутных и личных интересов во имя утверждения общества как такового. «Народные массы» доказали, что им близки только частные и местные интересы, пьянящий раздел добычи; эти интересы Советы и фабзавкомы на некоторое время удовлетворили. В полном соответствии с русской пословицей «Кто палку взял — тот и капрал» массы отдали власть самому наглому и безжалостному претенденту.

Существует немало свидетельств того, что промышленные рабочие Петрограда, даже голосуя за большевистский список, думали, что Учредительное собрание приступит к работе и создаст новую политическую и социальную систему для страны. Это подтверждают их подписи под разнообразными петициями Союза защиты Учредительного собрания, недовольство «Правды» по поводу поддержки его рабочими¹³², исступленные призывы вперемежку с угрозами, адресованные им большевиками в день созыва Собрания. И все же, столкнувшись с непоколебимым намерением разогнать это Собрание, подкрепленным готовностью открыть огонь, рабочие сдались. Не потому ли это случилось, что предавшая их интеллигенция призывала не оказывать сопротивления? Если это так, то роль интеллигенции в революционном свержении царизма становится поистине выдающейся: ведь без ее понуканий русский рабочий никогда не выступил бы против правительства.