Русская революция. Большевики в борьбе за власть. 1917-1918
Шрифт:
Насколько сильно большевики желали нормализовать отношения с Германией, хорошо видно из того, что сразу после прекращения огня в Петроград по их приглашению прибыла делегация во главе с графом Вильгельмом фон Мирбахом. Делегация прибыла с задачей договориться об обмене содержащимися в плену гражданскими лицами и возобновить культурные и экономические связи с Россией. Ленин принял Мирбаха 15 (28) декабря. Именно от этой делегаций Берлин получил первые донесения очевидцев о ситуации в советской России. [По утверждению французского генерала Анри А.Нисселя, союзники перехватывали телеграммы германского руководства из Петрограда в Брест и из них узнавали, как отчаянно Германия нуждалась в мире (Niessel H.A. Le Triomphe des Bolcheviks et la Paix de Brest-Litovsk: Souvenirs, 1917-1918. Paris, 1940. P. 187-188).]. От Мирбаха Германия впервые узнала о том, что большевики собираются отказаться от выплаты иностранных займов. Получив эту информацию, Государственный банк Германии составил меморандум, в котором разъяснялось, как это может быть сделано с наименьшим ущербом для Германии и с наибольшими потерями для Четверного согласия. Тогда же план в общих чертах был
Переговоры в Бресте возобновились 9(22) декабря. Делегацию Германии снова возглавлял Кюльман, австрийскую сторону — граф Оттокар Чернин, министр иностранных дел; присутствовали также министры иностранных дел Турции и Болгарии. Мирные предложения Германии включали требование отделить от России Польшу, Курляндию и Литву, которые тогда находились под германской военной оккупацией. В Берлине, по всей видимости, сочли эти условия обоснованными, поскольку делегация прибыла в Брест в благодушном и дружелюбном настроении, надеясь уже к Рождеству достигнуть соглашения в общих чертах. Их постигло немедленное разочарование. Иоффе, получивший инструкции тянуть переговоры, вносил туманные и нереалистичные контрпредложения, призывал к миру «без аннексий и контрибуций» и «праву наций на самоопределение», имея в виду и европейские государства, и колонии23. Русская делегация вела себя так, словно Россия выиграла войну, и просила страны Четверного союза отказаться от всех завоеваний. Подобное поведение зародило у Германии первые сомнения относительно истинных намерений русских.
Переговоры проходили в атмосфере странной и нереальной: «Сцена в конференц-зале в Брест-Литовске могла бы сделать честь искусству крупного исторического живописца. По одну сторону помещались любезные, но настороженные представители Четверного союза, изысканно вежливые, в смокингах или в мундирах при всех орденах... Из общей массы резко выделялись: узкое лицо и внимательные глаза Кюльмана, ему во все время переговоров ни разу не изменила его учтивость; внешняя привлекательность и безыскусная добродушная повадка Чернина, которому приходилось особенно туго из-за этого его свойства; и круглая, «пиквикская» физиономия генерала Хоффмана, время от времени багровевшая и принимавшая воинственное выражение, если генерал чувствовал, что обстоятельства требуют решительных действий. Позади тевтонской делегации располагался несчетный ряд штабных офицеров и гражданских служащих, поблескивали очки ученых экспертов. Каждая делегация говорила на своем языке, и дискуссия вынужденно затягивалась. Напротив тевтонских рядов сидели русские, в большинстве своем небрежно и неряшливо одетые, безмятежно покуривая во время дебатов огромные трубки. Казалось, большая часть обсуждаемых вопросов не представляла для них никакого интереса, и за исключением тех случаев, когда в разговоре затрагивалась проблема нравственности в политике, что провоцировало их на многословные путаные метафизические рассуждения, они отделывались односложными репликами. Конференция отчасти напоминала собрание хорошо воспитанных нанимателей, пытающихся договариваться с делегацией чрезвычайно недалеких рабочих, а отчасти — группу попечителей из города на приеме в деревенской школе»24.
В день Рождества, находясь по случаю праздника в приподнятом настроении, граф Чернин, к величайшему раздражению Германии, предложил уступить все территории, захваченные Австрией за время войны, если страны Четверного согласия вступят в мирные переговоры: ему были даны инструкции всеми силами стараться избежать срыва мирных переговоров и подписывать, при необходимости, сепаратный мирный договор25. Германия больше полагалась на свои силы, поскольку рассчитывала, что запланированное на весну наступление на Западном фронте принесет ей победу. В ответ на выдвинутое русскими требование, чтобы страны Четверного союза предоставили народам Польши и других оккупированных территорий России право самоопределения, Кюльман ядовито заметил, что означенные области уже воспользовались таким правом, отделившись от России.
Переговоры зашли в тупик и 15 (28) декабря были отсрочены, но теневые переговоры на заседаниях «экспертных» комиссий по экономике и праву продолжались своим чередом.
Оценивая результаты переговоров, в Германии начали сомневаться: действительно ли Россия хочет мира или же просто старается выиграть время, чтобы спровоцировать массовые беспорядки в Западной Европе. Некоторые действия русских, безусловно, оправдывали такой скептицизм. Германская разведка перехватила письмо, отправленное Троцким агенту в Швеции; в нем комиссар иностранных дел сообщал, что «сепаратный мир с участием России невозможен; все, что нам требуется, — это протянуть переговоры, чтобы замаскировать мобилизацию международных социал-демократических сил в поддержку всеобщего мира»26. Как бы нарочно, чтобы продемонстрировать, что таковы и были его намерения, советское правительство официально ассигновало 2 млн. рублей иностранным группам, поддерживавшим циммервальдско-кинтальскую платформу, — случай в практике международных отношений беспрецедентный. [Documents on Russian Foreign Policy / Ed. by J.Degras. Vol. 1. Lnd., 1951. P. 22.
В этот момент в дело решили вмешаться военные. В письме от 7 января (25 декабря), составленном так, что оно должно было повлиять на кайзера, Гинденбург сообщал: «слабая» и «примирительная» тактика, которой придерживались германские дипломаты в Бресте, навела русских на мысль, будто Германия действительно отчаянно нуждалась в мире. Все это оказывало губительное воздействие на дух армии. Не высказываясь открыто, Гинденбург подразумевал вызывающую беспокойство кампанию «братания» русских и германских войск, организованную большевиками по всему фронту во время перемирия. Настала пора применить силу: если Германия не предпримет решительных действий на востоке, она не сможет заключить со странами Четверного согласия на западе такой мир, какого требует ее положение в мировом сообществе. Германия должна отодвинуть границы на восток, с тем чтобы предотвратить войны в будущем27.
Кайзер, которого тоже выводила из терпения нерешительность дипломатов в Бресте, был согласен. В результате позиция Германии на переговорах стала значительно жестче: условия подписания мира уже не обговаривались, их стали диктовать.
Брестские переговоры возобновились 27 декабря (9 января). На этот раз русскую делегацию возглавил Троцкий: он прибыл с намерением по-прежнему затягивать переговоры и широко вести пропаганду. Ленин неохотно согласился на эту стратегию. Троцкий должен был обещать, что, если Германия разгадает его намерения и предъявит ультиматум, русская делегация капитулирует28.
Прибыв на место переговоров, Троцкий был неприятно удивлен известием, что за время перерыва Германия установила сепаратные связи с украинскими националистами. 19 декабря (1 января) состоявшая из молодых интеллигентов украинская делегация прибыла по приглашению Германии в Брест для переговоров29. Германия стремилась отделить Украину от России и превратить ее в протекторат. В декабре 1917 года Украинская рада объявила Украину независимой. Большевики отказались признать этот факт и, в нарушение «права наций на самоопределение», которое сами официально провозгласили, послали туда войска с целью вернуть отсоединившиеся территории30. По оценкам Германии, Россия получала треть всего продовольствия и 70% угля и железной руды с Украины: отделение Украины, таким образом, ослабило бы большевиков, сделав их еще более зависимыми от Германии, одновременно в значительной степени удовлетворив ее собственные экономические нужды. Приняв уже привычную ему дипломатическую роль, Троцкий заявил, что расценивает действия Германии как вмешательство во внутренние дела его страны, — но это было все, что он мог сделать. 30 декабря (12 января) страны Четверного союза признали Украинскую раду законным правительством. Это было прелюдией к заключению сепаратного мира с Украиной.
Затем Германия огласила свои территориальные претензии. Кюльман уведомил Троцкого, что его страна находит требование России о заключении мира «без аннексий и контрибуции» неприемлемым и намерена оставить за собой оккупированные территории. Что касается предложения Чернина отказаться от всех завоеваний, оно теряет силу, поскольку ставит условием, что союзники России присоединятся к мирным переговорам, а этого не произошло. 5(18) января генерал Макс Хоффман развернул под недоверчивыми взглядами русских карту, на которой были представлены новые границы между двумя государствами31. Отделялась Польша, обширные территории на западе России, включая Литву и Южную Латвию, отходили к Германии. Троцкий заявил, что его правительство находит эти империалистические претензии абсолютно неприемлемыми. 5 (18) января, в день, когда большевики разогнали Учредительное собрание, он имел бесстыдство заявить, что советское правительство «придерживается взгляда, что там, где на карту поставлена судьба только что сложившейся нации, лучшим средством выражения воли народа является референдум»32.
Троцкий сообщил об условиях Германии Ленину, вслед за чем потребовал отсрочки политических переговоров на двенадцать дней и в тот же день отбыл в Петроград, оставив вместо себя Иоффе. Насколько занервничало правительство Германии при известии об отсрочке, можно судить по тому, что информируя Берлин, Кюльман настойчиво подчеркивал: требование большевиков об отсрочке не означает провала переговоров33. У Германии были основания опасаться, что срыв мирных переговоров может вызвать массовые волнения в индустриальных центрах страны. 28 января в различных частях Германии, включая Берлин, Гамбург, Бремен, Киль, Лейпциг, Мюнхен и Эссен, прошла организованная левыми социалистами волна политических забастовок, в которых приняло участие более миллиона рабочих. То там, то тут возникали «рабочие Советы». Забастовщики призывали к заключению мира без аннексий и контрибуций и к соблюдению права народов Восточной Европы на самоопределение — то есть к заключению мира на условиях России34. Нет сведений о прямом участии большевиков в организации этих забастовок, но влияние большевистской пропаганды на принимавших участие в них не вызывает сомнения. Германские власти ответили на забастовки энергичными, порой жестокими репрессиями, и к 3 февраля правительство овладело ситуацией. Однако волнения в стране были тревожным знаком и свидетельствовали, что независимо от того, как складывается обстановка на фронтах, внутренняя ситуация остается нестабильной. Народ хотел мира, а у русских, казалось, был ключ к нему.