Русская революция. Книга 3. Россия под большевиками 1918 — 1924

Пайпс Ричард

В конце мая 1921 г. Тухачевский развернул мощные военные действия. Ему было позволено применить против бунтовщиков отравляющие газы, о чем он немедленно оповестил:

«…Участники белобандитских шаек, партизаны бандиты, сдавайтесь! Или будете беспощадно истреблены. Ваши имена известны. Ваши семьи и все ваше имущество объявлено заложниками за вас. Скроетесь в деревне — вас выдадут соседи. Если у кого ваша семья найдет приют, тот будет расстрелян и семья того будет арестована… Если укроетесь в лесу — выкурим. Полномочная комиссия решила удушливыми газами выкуривать банду из лесов…»⁷⁶.

Десять дней спустя армия Антонова была окружена и уничтожена, но ему самому удалось скрыться. Другая партизанская армия А.Богуславского, выступавшего в союзе с Антоновым, продержалась еще несколько недель. В конце концов от мощного партизанского войска остались небольшие разрозненные отряды, совершавшие беспорядочные налеты. Население, отчасти под

воздействием акций устрашения, отчасти умиротворенное отменой продразверстки 21 марта, перестало поддерживать бунтовщиков. Следующий, 1922 год был счастливым годом для русского крестьянства: урожай выдался богатый, а поборы стали вполне умеренными.

Почти год Антонов, словно загнанный зверь, скитался по окрестностям, скрываясь от властей. Конец наступил 24 июня 1922 г., когда, выданный своими бывшими товарищами, он был выслежен и застрелен сотрудниками ГПУ. Утверждалось, что, когда его труп провозили по деревням по дороге в Тамбов, крестьяне проклинали его и приветствовали его убийц⁷⁷. Но, впрочем, все это могло быть и инсценировкой.

Внушительный успех партизанских предводителей, вроде Антонова, в их противостоянии регулярной армии произвел должное впечатление на высшее советское военное руководство. М.В.Фрунзе, в годы гражданской войны командовавший различными фронтами Красной Армии, позднее сменивший Троцкого на посту наркомвоенмора, распорядился заняться изучением особых форм ведения боевых действий против технически лучше оснащенного врага⁷⁸. Используя этот опыт, были развернуты широкомасштабные партизанские действия против войск нацистской Германии. А немецкое командование, в свою очередь, применяло методы террора и устрашения гражданского населения, выработанные Красной Армией в 1921–1922 гг. в кампании против крестьян.

* * *

Необходимость успокоить деревню стала очевидна Ленину еще до Кронштадтского мятежа: этот вопрос обсуждался на Политбюро в феврале 1921 г. Событием, которое, возможно, побудило пойти на послабление аграрной политики, было разгоревшееся 9 февраля в Западной Сибири восстание⁷⁹. Мятежники, число которых измерялось десятками тысяч, заняли несколько крупных городов, включая Тобольск, и перерезали железную дорогу, соединяющую Центральную Россию с Западной Сибирью. Местные силы неспособны были справиться с восстанием, и Центр мобилизовал 50-тысячную армию⁸⁰. В упорных боях она в конце концов сумела подавить сопротивление бунтовщиков. Но двухнедельный перерыв железнодорожного сообщения с Сибирью, прервавший поставки продовольствия, привел к такому бедственному положению, что заставил советское руководство, пока восстание еще пылало в полную силу, пересмотреть всю свою аграрную политику⁸¹.

Последней каплей был Кронштадт: именно 15 марта, когда Красная Армия готовилась к решительному штурму мятежной крепости, Ленин поднял вопрос о том, что стало краеугольным камнем новой экономической политики: о замене произвольной конфискации продуктов, так называемой «продразверстки», чем-то вроде регулярной подати, продналогом. Продразверстка была самой ненавистной и взрывоопасной чертой «военного коммунизма» — у крестьян она отнимала право воспользоваться плодами своего труда, но и горожан лишала продуктовых рынков.

Продразверстка проводилась крайне произвольным и несправедливым образом. Народный комиссариат продовольствия еще до уборки урожая устанавливал общий объем необходимого ему продовольствия, причем определялось это по потребностям городов и армии, а не с учетом того, что могли реально дать производители. Полученные таким манером цифры распределялись, на основании неверных и часто устаревших сведений, по губерниям, уездам и селам. Эта система была столь же неэффективна, сколь и жестока: в 1920 г., к примеру, Москва спустила в деревню продразверстку на 583 млн пудов (9,5 млн тонн) зерна, но сумела собрать лишь половину⁸².

Продотрядовцы действовали в полной уверенности, что крестьяне заведомо лукавят, уверяя, будто зерно, которое их вынуждали сдавать, суть вовсе не излишки, а кровно необходимое им для пропитания своих семей и посевов на будущий год, на самом же деле каждый хранит в тайниках достаточные запасы. Если в 1918 и 1919 гг. это, возможно, и походило на правду, то к 1920 г. припрятывать было уже нечего; в результате, как мы видели на примере Тамбовской губернии, продразверстка, даже малоэффективная с точки зрения властей, оставляла крестьян почти ни с чем. Более того, усердные сборщики ссыпали не только «излишки» и хлеб, необходимый для существования семьи, но и посевной материал на следующий год: один советский чиновник высокого ранга признавал, что во многих местах власти забирали 100 % урожая. [Скворцов И.И. //Десятый съезд РКП(б): Стеногр. отчет. С. 69. Существуют инструкции Ленина, предписывающие изымать даже зерно, необходимое крестьянам для

собственного пропитания и посевов (Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 43. С. 219). В середине 1921 г. Комиссариат продовольствия распорядился половину посевного зерна переправить из Тамбовской губернии в Самару (The Trotsky Papers. Vol. 2. P. 550–551). О злоупотреблениях при проведении продразверстки см.: Известия. 1921. № 42/1185. 25февр. С.2.]. Отказ сдавать зерно оборачивался конфискацией скота, сопровождавшейся нередко избиением хозяина. Вдобавок, продотрядовцы и местные власти, наклеив на крестьянина, не подчиняющегося их требованиям, клеймо «подкулачника» или «контрреволюционера», могли свободно отнять его хлеб, скот и даже одежду для своих собственных потребностей⁸³. Крестьяне отчаянно сопротивлялись: только на Украине, как сообщалось, было убито 1700 продармейцев⁸⁴.

Более саморазрушительную политику трудно было бы придумать. Ведь если вся система покоилась на абсурдной посылке: чем больше крестьянин произведет, тем больше можно будет у него взять, то простая логика подсказывала иное — земледелец, наоборот, постарается посеять и собрать как можно меньше (или совсем ничего) сверх нужного для удовлетворения нужд собственного хозяйства. Чем богаче был регион, тем безжалостней разграбляло его государство и тем быстрее в нем уменьшался объем производства: в период между 1916–1917 и 1920–1921 гг. сокращение посевных площадей в центральных губерниях страны, там, где наблюдался традиционный дефицит зерна, составило 18 %, тогда как на главных хлебородных территориях, где зерна доставало в избытке, оно достигло 33 %. [Golder F.A., Hutchinson L. On the Trail of the Russian Famine. Stanford, 1927. P. 8. В масштабах страны, по подсчетам Каменева, площади посевных земель в 1920 г. сократились на 25 % (Правда. 1921. 2 июля. Цит. по: Heller М. // Cahiers du monde russe et sovietique. 1979. Vol. XX. № 2. P. 137). Сокращение посевных площадей было вызвано еще и нехваткой рабочего скота, вследствие реквизиций, проводившихся обеими воюющими сторонами в период гражданской войны: число рабочих лошадей и быков в России и на Украине в 1920 г. в сравнении с периодом, непосредственно предшествовавшим революции, сократилось на 28 и 31 % соответственно (Генкина Э.Б. Переход советского государства к новой экономической политике. С. 49).]. Из-за общего падения урожайности, вызванного нехваткой удобрений, а также тяглового скота, производство зерна, исчислявшееся в 1913 г. 80,1 млн тонн, в 1920 г. снизилось до 46,1 млн тонн⁸⁵. На свою беду, крестьяне не могли даже вообразить, что власти все равно возьмут столько, сколько захотят, даже если это будет означать, что самим крестьянам совсем не останется ни хлеба насущного, ни посевного зерна.

Причины, заставившие правительство отказаться от продразверстки, носили как экономический, так и политический характер. У землепашцев, поставленных на грань голодной смерти, уже больше нечего было взять, и упрямо проводившаяся продразверстка разжигала всенародное возмущение. Наконец, 15 марта Политбюро решило отменить продразверстку. [Десятый съезд РКП(б): Стеногр. отчет. С. 856–857. Троцкий в автобиографии (Моя жизнь. Берлин, 1930. Т. 2. С. 198–199) припоминает, что он предлагал ЦК заменить продразверстку продналогом уже в феврале 1920 г., но тогда его предложение не прошло. Его достаточно предусмотрительное предложение можно найти в кн.: Троцкий Л. Соч. Т. 17. Ч. 2. М—Л., 1926. С. 543–544.]. Новая политика была обнародована 23 марта⁸⁶. С этих пор от крестьян требовалось сдавать правительственным органам в виде налога определенную меру зерна; произвольные реквизиции «излишков» отменялись.

Представляя новый курс, Ленин подчеркивал его политическое значение: нельзя успешно управлять такой страной, как Россия, без поддержки со стороны крестьянства, составлявшего огромное большинство населения. В одном из разговоров Каменев сказал, что первоочередная задача теперешней политики — «внести политическое успокоение в крестьянство», а затем побудить его увеличить посевные площади⁸⁷. Ранее ходившее в классовых врагах, крестьянство ныне стало союзником. Ленин признал тот факт, прежде им не учитывавшийся, что в России, в отличие от почти всех европейских стран, большинство сельского населения не было ни наемными рабочими, ни арендаторами, а независимыми мелкими производителями⁸⁸. Разумеется, они были типичными «мелкими буржуями» и уступка им позорным отступлением, но лишь временным: по Ленину, речь шла лишь об «экономической передышке», а Бухарин и Д.Б.Рязанов, проводя аналогию с Брест-Литовским договором, говорили о «крестьянском Бресте»⁸⁹. Как долго эта «передышка» может продлиться, не говорилось, но однажды Ленин признал, что для того, чтобы «переделать» крестьян, нужны поколения⁹⁰. Эти и другие замечания Ленина на сей счет дают основания предполагать, что, хотя и он видел конечную цель в коллективизации, он, быть может, не взялся бы проводить ее столь скоропалительно, как это сделал Сталин.