Русская весна

Спинрад Норман Ричард

Хуже того, будучи коммерческой фирмой, «Стар-Нет» не желала входить в конфликт с Законом о национальной безопасности, сообщая об африканских требованиях экономической помощи и тем более о филиппиках латиноамериканских коммунистов, призывающих к борьбе с американским империализмом. Если Бобби станет поставлять такой товар, ему дадут коленкой под зад, и прощай надежда на хорошую карьеру.

Бобби не пал так низко, как другие журналисты, аккредитованные при ООН, но и не пытался протолкнуть через эту машинку для дерьма что-либо достойное – понял, что на ООН имени в газетном мире не сделаешь.

Кажется, теперь фортуна поворачивается к нему лицом: Вадим Кронько вот-вот взорвет

настоящую бомбу в зале, который будто нарочно был построен для ее величества Скуки. Бобби со злорадством думал об американских журналистах в этом зале. Циничные ослы, у них не хватит сноровки написать что-нибудь стоящее, дерьмовозы... Настало его время!

Он обязан быть собранным как никогда. Ни на что не отвлекаться. Смотреть в оба.

И в такой день приходится выслушивать отцовские бредни!

После разговора с отцом Бобби охватывало чувство вины, хотя на том конце провода не произносилось ни слова упрека, да и сам Бобби понимал, что абсолютно ни в чем не виноват. Он просто не может приехать! Раньше он не выезжал из Штатов, опасаясь, что его не пустят обратно, но это было прежде, а с избранием Карсона Центральное агентство безопасности совсем озверело, и теперь ему и билет не продадут. Ясное дело: сестра получила советское подданство, мать не просто гражданка СССР – видная фигура в «Красной Звезде», в экономическом отделе КГБ, по мнению администрации Карсона. А жена путается с разными радикальными группами и числится в самом черном из черных списков Агентства безопасности.

Задолго до несчастья с отцом он понял, что ему нечего и мечтать о работе за рубежом, и его сердце кровью обливалось, когда он видел, как писаки, мизинца его не стоившие, шлют сообщения из Европы, укрепляя европейцев во мнении, что все американцы – фашисты, свиньи и невежественные тупицы. И все-таки он запросил выездную визу в связи с несчастьем. Он был готов к тому, что его могли не пустить обратно.

Он пошел в нью-йоркское отделение Центрального агентства безопасности, заранее зная, что ему откажут в срочном выезде по делам милосердия. Он не услышал ни единого неожиданного слова в язвительной тираде, которой разразился принявший его сотрудник (он – не американец, он ублюдок и все, что полагается).

Не поэтому ли он мучился виной? Он отправился за визой только потому, что был уверен в отказе. Хотел обелить себя в собственных глазах, чтобы не терзаться сознанием, что работа и жена для него важнее, чем отец.

Сара не скрывала, что видит его насквозь. Когда Бобби вернулся домой из Агентства, Сара сардонически предложила:

– Ты попробуй пробиться к Нату Вольфовицу. Все-таки вице-президент. Может статься, он тебя не забыл.

Бобби хмыкнул.

Натан Вольфовиц, как он и обещал много лет назад в Малой Москве, сделал карьеру на своем поражении на президентских выборах. Первый раз он баллотировался от республиканской партии и получил всего лишь девятьсот тысяч голосов. Сразу после выборов он громогласно объявил, что отныне он – демократ и будет баллотироваться через четыре года по списку демократической партии. Он окрестил себя «американским Горбачевым», пропагандировал свою программу «Вернем Америку в цивилизованный мир»: отмена Закона о национальной безопасности, роспуск Агентства безопасности, уход из Латинской Америки, снижение военного бюджета на семьдесят процентов и выплата иностранных долгов в обмен на немедленный доступ на рынки Объединенной Европы.

Оно, может быть, и разумно, да агитировать за это – все равно что в церкви воздух испортить. Зато муравейник он здорово растревожил, стал живым воплощением «человека, которого все дружно ненавидят». А частые телеинтервью сделали

его известной личностью.

После четырех лет фронды он получил доступ к федеральному избирательному фонду и собрал почти три миллиона голосов на первичных выборах демократов. Его поддержали около двухсот делегатов съезда, он и здесь проявил характер: вопреки традиции самолично явился на съезд. Его не избрали кандидатом в президенты от демократической партии, но он всласть покрасовался перед камерами.

Сейчас же после голосования Вольфовиц объявил, что он теперь опять республиканец и желает баллотироваться от республиканской партии. Тут он оказался в толпе претендентов, среди которых выделялись ставленник крупного капитала Крайтон Лэкселт и оголтелый техасский сенатор Гарри Карсон.

Вскоре телевизионные дебаты свелись к бранчливым перепалкам между Карсоном и Вольфовицем. Карсон драл глотку, что он не то второй Тедди Рузвельт, не то второй Рональд Рейган, а «американский Горбачев» открыто и злонамеренно дразнил противника, провоцируя его на еще пущие глупости. В этом было что-то освежающее – два кандидата в президенты без стеснения показывали, что готовы перегрызть друг другу горло.

На съезде республиканцев Карсон и Лэкселт не сумели получить большинства голосов. Съезд зашел в тупик: двадцать три баллотировки не принесли необходимого перевеса ни одному кандидату. Тогда партийная верхушка заперлась со всеми кандидатами в прокуренной комнате на целых двенадцать часов. Что там происходило – о сем история умалчивает, зато результатом стала самая омерзительная и неожиданная закулисная сделка за всю политическую историю Америки.

У Натана Вольфовица был двести восемьдесят один голос, то есть значительно меньше четверти от общего числа. Но этих голосов хватило для победы Гарри Карсона. Руководство партии исхитрилось разрешить кризис к удовольствию обоих непримиримых врагов. Вольфовиц стал кандидатом в вице-президенты при Гарри Карсоне.

Когда огорошенные репортеры спрашивали Вольфовица, как он согласился на такое, он хитро косился на камеру и пожимал плечами, говоря:

– Сидеть сложа руки и ждать, когда президент помрет, – вот и вся работа вице-президента. Теперь, по крайней мере, американцы могут быть уверены, что их кандидату такая работенка по душе.

Карсон и Вольфовиц не появлялись вместе во время избирательной кампании. Первый в своих выступлениях не упоминал второго, а тот повторял свои речи, которые выводили Карсона из себя во время теледебатов.

Они вступили в должность. Вице-президент временами председательствовал в сенате – и только; Карсон не пустил бы его даже на похороны, разве что на собственные похороны Вольфовица. Вице-президенту это, похоже, очень нравилось. Он безостановочно шельмовал администрацию – в которой сам был вторым лицом – и повторял, что Гарри Карсон послужил бы стране наилучшим образом, если бы удавился.

Такая вот цепочка воспоминаний пробежала в голове Бобби Рида, пока он вытирал щеки после бритья. Он вспомнил еще, что он ответил Саре, когда она заговорила о Вольфовице: «Не пойдет... Вольфовиц не сможет налепить штрафную квитанцию за неправильную парковку!»

Он голышом, как был, перебежал в гостиную и взял у Сары телефонную трубку.

– Привет, папа. Как дела?

– Идут, дела идут. Но ты должен мне помочь.

Ой, как плохо... Бобби знал в деталях, что отец подразумевает, говоря «дела идут», – свою затею с полетом на «Гранд Тур Наветт». Бобби принимал его доводы: если надежды нет, стоит умереть раньше, но исполнить мечту всей жизни. Мама тоже права – может, все повернется к лучшему. Трудно поверить, что отец действительно обречен – вот какая штука...