Русская весна
Шрифт:
– А те не имеют политического веса!
– Зато ТАСС имеет, и его парижское отделение с удовольствием займется этой историей, и тогда...
– Хвост не машет собакой!
– «Красная Звезда» не хвост, а целая собака, и ты – директор парижского филиала! Ты важная шишка в бюрократическом мире, кругом полно других шишек, которые обхаживают тебя, и ты можешь выторговать у них одобрение Министерства иностранных дел на запрос Вельникова, и...
– Джерри, так дела не делаются!
– Но ты не хочешь даже попробовать!
– Да пробую я, пробую! Но ничего гарантировать не могу. Не так-то просто директору парижской конторы «Красной Звезды» добиться услуги от правительства.
– Да я ни
Мать глубоко вздохнула, заставила себя успокоиться и продолжала разговор тоном ниже:
– Ах, Джерри, ты просишь именно об этом. Пойми, я из кожи вон лезу. Только потерпи, Бога ради, чудеса не в одночасье совершаются.
– Чудеса совершаются что ни день, – уже не столь воинственно возразил отец.
Мать кивнула, ласково улыбнулась, и размолвка кончилась. Но когда отец отправился спать, Соня увлекла дочь в гостиную, налила ей и себе коньяка и дала волю чувствам.
– Франя, они кормят его баснями – Вельников, Корно, Лурад поддакивают ему, что бы он ни говорил!
– Но разве они не знают, что... ну, ты понимаешь...
– Еще бы им не знать! – зло вскинулась мать. – Они дурачат его и отфутболивают друг к другу, чтобы «нет» сказал кто-то другой. Корно заявляет, что ему недостает только обращения какого-нибудь правительства – и резолюция у него в кармане. А Вельников, надо думать, соловьем разливается: я всецело на вашей стороне, только вот дайте убедить тупиц в Москве... Знаю я эти бюрократические штучки. Никто не хочет сказать «нет», никто не может сказать «да», каждый уклоняется от ответственности, и сто лет пройдет, пока найдется последний, которому не на кого кивать.
Мать тяжело вздохнула и отпила изрядную порцию коньяка.
– Эти трусы затеяли такую игру, что в глазах Джерри последней окажусь я.
Тут и Франя глотнула коньяка. По просьбе матери, она старалась ладить с отцом. О прошлом больше речи не было. Она пыталась быть приветливой, дружелюбной, приятной. Поначалу приходилось пересиливать себя, играя роль покорной дочери, которая прощает отцу предательство. Но отец был подкупающе сердечен, мил, предупредителен, и со временем она начала испытывать к нему подлинную привязанность. Себе она объясняла это так: теперь он совсем не тот человек, который некогда отказался знаться с ней. Не исключено, что именно Иван натолкнул ее на эту мысль. Интервью с отцом, переданное по программе «Время», заставило его расплакаться, а Иван Ерцин был не из тех, у кого глаза на мокром месте. В память запали слова Ивана: «Какой человек! У него русское сердце!»
Иван был прав. Подобно истинно русскому, ее отец был неисправимым мечтателем, романтиком, чей дух бунтует против превратностей судьбы, кто напролом, рискуя головой, идет к тому, что однажды счел своим предназначением. Как можно не любить такого человека?
И вдруг, впервые за много месяцев, накатили воспоминания об утраченной любви – о Николае Смирнове, который нынче обретается где-то в окрестностях Марса. Николай разобрался бы в ее чувствах. Он понял бы, почему она спустя столько лет вдруг возгордилась тем, что ее отец – Джерри Рид.
– Слушай, мама, – сказала Франя. – Может быть... Может быть, надо сделать то, о чем он просит? Ты же сумеешь, а?
– Помочь ему покончить с собой?!
И тут Франя словно прозрела. Она посмотрела на мать совсем новыми глазами – впервые в жизни. И увидела человека иной породы, которому не дано понять, что объединяет Франю и отца.
– Помочь ему достойно завершить жизнь, – сказала она.
– Как у тебя язык поворачивается! – почти выкрикнула мать.
– Поворачивается, – упрямо отозвалась Франя, уставившись в свою рюмку.
«Наверное, ты слишком долго живешь на Западе, – думала она. – Должно быть, позабыла, как
Окончательный подсчет голосов показывает, что Вадима Кронько хотят видеть в кресле президента 69% пришедших к избирательным урнам. Украинский освободительный фронт завоевал в украинском парламенте 221 место из 302.
Президент Карсон от имени американского народа поздравил господина Кронько с убедительной победой, назвав украинского лидера «сподвижником в деле защиты свободы» и «Джорджем Вашингтоном своей страны».
Что касается вице-президента Натана Вольфовица, открытого политического врага президента Карсона (республиканцы выдвинули его, чтобы разрешить безнадежную распрю между лидерами партии), то он с привычной поспешностью отмежевался от главы собственной администрации.
– Если вы слышите непонятные звуки, – заявил вице-президент, – знайте, что Отец Нашей Страны [73] вертится в могиле. Меня больше всего убивает, что рядом с ним уляжется большая компания, если Гарри Карсон будет и впредь разевать пасть и нести свою демагогическую чушь.
73
Подразумевается Джордж Вашингтон (1732 – 1799), первый президент США.
Удача была близка – и ускользала. Ему удалось убедить Патриса Корно, перетянуть на свою сторону Эмиля Лурада, даже Вельникова – и того удалось уломать. Не может он переубедить только собственную жену! Соня твердит, что делает для него все возможное, но Джерри-то видней. Нынче Илья Пашиков – не последний человек в московском руководстве «Красной Звезды»! И советские многим обязаны Джерри в назначении Вельникова руководителем проекта «Гранд Тур Наветт». И он неплохо поработал с ТАСС, не так ли? И сама Соня, несомненно, имеет немалый вес. Достаточно ей позвонить Пашикову, чтобы тот переговорил с директором «Красной Звезды», а потом еще раз поработать с парижским корпунктом ТАСС...
Но Соня водила его за нос и ничего не делала. Она решила обращаться с ним как с убогим, словно он хрустальный, словно его надо обкладывать ватой и оберегать от малейших сотрясений. Джерри догадывался, в чем дело. Доктора наврали ей с три короба, что если он не будет рисковать, станет следить за своим здоровьем, беречь нервы, то будет жить да поживать – и доживет до пересадки мозговой ткани и электронного имплантанта.
Приходилось признать, что в этом случае она действует правильно. На нее можно подействовать только одним путем: сказать всю правду. Но у него язык не повернется. Нет, хоть режьте, не сможет он такое сказать. Чтобы достичь цели, он был способен отказаться от всего, от остатка жизни, но оказалось, есть нечто непреодолимое. Он не в силах убить Сонину надежду. У него не хватит ни совести, ни жестокости.
Оставалась Франя. Он не обманывался, они не стали близки, однако примирение состоялось. Они почти подружились, и, похоже, на прошлом был поставлен жирный крест. Но главное, Франя разделяла его мечту. Она побывала наверху сама. Она и по сю пору мечтает подняться на «Конкордски» до Спейсвилля. Уж она-то поймет его чувства, не посчитает его маньяком. И он видел, что Соня больше доверяет ей, чем ему. Может быть, Фране удастся повлиять на мать, не рассказывая ей, не говоря о...
Джерри вздохнул, подошел к стенному бару, налил большую порцию коньяка, выпил одним махом. Соня на службе, Франя готовит завтрак на кухне. Сейчас или никогда.