Русская весна
Шрифт:
Из всего огромного космоса видишь только клочок звездного неба, зато мир поглядишь вдоволь. Пусть на Марс и Титан летают другие, зато пилот «Конкордски» – гражданин мира. Временные пояса, дни недели – все это как бы не существует.
И еще у нее есть Иван. Их отношения тоже особые – два пилота «Конкордски», этим все сказано.
Как только Франя узнала, что ей предстоит обосноваться в Москве, она решила найти квартиру на Арбате. Шумная и беспутная жизнь в этом районе, месте встреч и ночных гульбищ, была теперь введена в рамки приличия. И все же Арбат оставался сердцем веселой Москвы, он обещал с лихвой возместить лишения, которые она перенесла в студенческие годы. Но, увы, слишком многие
Через информационную службу клуба «Конкордски» Франя стала подыскивать компаньонку, чтобы снять квартиру на двоих, и, конечно, не ожидала, что объявится мужчина. Иван Федорович Ерцин оказался обаятельным красавцем и практичным человеком. Он сказал, что даже двум пилотам будет по карману только квартира с одной спальней и что приятнее разделить эту спальню с человеком другого пола, – и вскоре доказал, насколько он прав.
Они договорились, что в квартире каждый из них будет полным хозяином; им не часто придется быть здесь вместе. Они сняли квартиру в квартале от Арбата и начали новую жизнь. Бывшей космической обезьяне это не казалось развратом, что бы ни говорили на сей счет в матушке-России.
Когда они отсутствовали, информационная служба предлагала квартиру другим пилотам. Когда Франя или Иван возвращались, квартира принадлежала им. Вне Москвы, по обоюдному согласию, они жили собственной жизнью.
...«Конкордски» миновал высшую точку траектории, компьютер повернул его носом к земле, и над рамкой лобового стекла показалась полоска горизонта. Франя пристегнулась и приготовилась к входу в атмосферу. К земной силе тяжести и к земным тяготам. Обычно она радовалась концу полета, с удовольствием бралась за рукоятку управления, ожидала встречи с новым городом за тридевять земель от Москвы. На этот раз все было иначе. Они прибывали в Париж, и при мысли о предстоящем ей становилось скверно.
...Когда случилось несчастье, она летела из Лиссабона в Мельбурн, а когда мать пыталась дозвониться до нее, она вела самолет во Владивосток. Сообщение настигло ее только в Пекине, из Сингапура она сумела поговорить с матерью по телефону, но ее ждал рейс в Тель-Авив, и было поздно менять его на парижский.
В Тель-Авиве ей стоило немалой нервотрепки подобрать вариант обмена, чтобы попасть в Париж в начале следующей четырехдневки. Вместо Вены она полетела в Киев, оттуда в Лондон, а затем – в Барселону, там устроила себе рейс на Токио, три дня провела на земле и только тогда вылетела в Париж.
Все это время она названивала матери и мало-помалу узнавала о происшедшем. Из первого разговора в Сингапуре она поняла, что на испытательном стенде взорвался двигатель и отцу проломило голову, что у него повреждены мозговые центры и он подключен к специальной аппаратуре, а постоянную установку жизнеобеспечения везут из Москвы. Ко времени звонка из Тель-Авива отцу вживили в мозг электроды и его жизнь была вне опасности. В Лондоне она не без удивления узнала, что мать намерена забрать отца в квартиру на авеню Трюден. До вылета из Токио мать успела сообщить, что отца скоро выписывают из больницы и Франя, прилетев, застанет его дома...
...Компьютер включил вспомогательные двигатели, и они, ворча, развернули самолет хвостом вперед и к Земле. После этого на три минуты включился основной двигатель и сбил скорость полета. Затем самолет принял прежнее положение и пошел вниз как бы с приподнятым носом, подставив брюхо набегающему потоку.
Раз, другой, третий «Конкордски» входил в верхние слои атмосферы и выскакивал в вакуум, сбрасывая скорость, и наконец устремился вниз, планируя на сверхзвуковой скорости. Как самолет спустился настолько, что реактивный двигатель
На сей раз Франя не огорчилась, когда диспетчер поставил ее на ожидание – на двадцать минут. Впервые она не спешила на землю.
Во время последнего разговора мать умоляла ее пожить с ними на авеню Трюден. Через правление «Красной Звезды» она уже договорилась с Аэрофлотом, чтобы Фране дали четырехдневный отпуск из-за несчастья в семье.
Отказаться было нельзя. Пусть она годами не говорила с отцом, пусть ярость не утихла, надо идти туда и поддержать мать. На кого ей опереться, если не на Франю? Особенно теперь, когда Илью Пашикова перевели в Москву. Но целых четыре дня в семейном гнездышке на авеню Трюден! При матери, взвалившей на себя заботы о человеке, с которым едва ли не десять лет жила врозь. При отце, забывшем о своем отцовстве.
Но чему быть – того не миновать. Сколько ни болтайся в воздухе, ожидая разрешения на посадку, рано или поздно придется опуститься на землю.
Со вздохом Франя повела самолет на последний круг.
На встрече с журналистами секретарь Конгресса народов Ян Мак-Тавиш заявил, что Конгресс не намерен предпринимать никаких действий в ответ на призыв Кронько поддержать независимость Украины. «Хотя мы приняли в нашу организацию Украинский освободительный фронт и его позицию поддерживает большинство народов Европы, пока мы воздержимся, – сказал господин Мак-Тавиш. – Иначе нас обвинят во вмешательстве во внутренние дела нации. Однако по окончании выборов господин Кронько вправе обратиться к нам с той же просьбой в качестве законно избранного президента Украины. И тогда можно не сомневаться, что украинский народ получит нашу полную поддержку», – добавил он.
– Здравствуй, Франя, – произнес Джерри, толком не зная, что можно сказать дочери, с которой не виделся столько лет.
– Здравствуй, отец.
Момент был на редкость неловким, глупее не придумаешь. Джерри восседал на кушетке в гостиной, а Франя скованно стояла возле него. Она выглядела холодно-замкнутой, однако от Джерри не укрылось, что его вид потряс ее, и она под маской отчужденности скрывает волнение.
Ему стало жалко ее. Что она должна чувствовать? Вот она стоит перед лицом отца, который от нее отрекся, и, вместо того чтобы обрушить на него упреки, замешанные на ненависти, которую она, безусловно, ощущает, она глядит на него с состраданием.
Джерри сознавал, что его вид может и камень разжалобить: на затылке липкой лентой закреплены контакты; голова перехвачена резиновой полоской, чтобы они не отошли при резком движении. От головы тянется кабель к установке, стоящей возле кушетки. Какое это производит впечатление, он мог догадываться по Сониным глазам, по тому, как она ухаживала за ним: спешила подать кофе, поправить подушки, говорила только ласковые пустяки, обращалась с ним как с беспомощным стариком. Да и сейчас она стоит рядом с Франей – губы дрожат, глаза застилают слезы – и не может найти слов, чтобы нарушить тягостное молчание.