Русская жизнь. Добродетели (ноябрь 2008)
Шрифт:
Дмитрий Воденников
Исповедь китайского лиса-оборотня
Честность
Для обычной зоологии китайский лис не очень отличается от остальных, но это не так для зоологии фантастической. Статистика указывает, что продолжительность его жизни колеблется от восьмисот до тысячи лет. Считается, что это существо приносит несчастья и что каждая часть лисьего тела имеет волшебное назначение. Ему достаточно ударить хвостом об землю, чтобы вызвать пожар, он может предсказывать будущее
Хорхе Луис Борхес. «Книга вымышленных существ».
У кицунэ может быть до девяти хвостов
Википедия.
I.
Хорошо быть лисой. Особенно китайской. Встретишься с человеком в чистом весеннем поле (бежала по черной пашне, тявкала, искала мышь), а человек посмотрит в твои синие равнодушные глазки, на два твоих колдовских хвоста (а третий растет), слезет с коня и говорит: - Хочешь со мной жить?
Сидишь на попе в жирной апрельской земле, лижешь свой первый хвост и отвечаешь: «Нет».
Но человек не слышит «нет» (такая его человечья доля, такое твое лисье проклятье). Жаворонок вьется в небе, свиристит. Мышь под землей скребет. Трава беззвучно растет. Каждому свое. Человек всегда слышит «да». Смотрит на тебя как на свою собственность и не видит: ни первый хвост, ни второй, ни третий, который уже растет, ни морду в усах.
– Значит, будешь жить со мной?
– говорит.
– Значит, буду, - отвечаешь уже, как смирился.
И вот уже везут тебя домой.
Матушка, матушка, что во поле пыльно,
Сударыня- матушка, что во поле пыльно.
А то и пыльно, что три хвоста дорогу метут.
II.
«…достигнув пятидесяти лет, лиса может превращаться в человека; в сто лет - обретает способность узнавать, что делается за тысячу ли от нее; в тысячу лет - способность общаться с Небесами. Справиться с такой лисой человеку не под силу. Нрав же у нее непостоянный, превращения бесконечны, и обольщать она умеет… «…»…собираясь превратиться в женщину, лиса берет теменную кость умершей женщины; если же лис желает превратиться в мужчину, он берет такую же кость, но мужскую. Возложив эту кость себе на макушку, они принимаются кланяться луне. Ежели превращению суждено совершиться, кость удержится на голове при всех поклонах. Ну а коли не удержится - значит, не судьба!» ( Г. Л. Олди «Мессия очищает диск»).
Первый год прошел. Второй год прошел. Третий год платком помахал.
Лежит человек с тобой, живой, горячий. Лежит, как в могиле. Тобой же закопанный. Плачет. А любой плачущий человек, как ребенок. Девочка, мальчик, собачка.
Как его отпустить? Как его ударить? Как ему сказать: я не люблю тебя?
В самую мякоть сказать: «Ничего у нас не получится».
Лиса не умеет в таких случаях говорить «нет». Всегда - «да».
(Это же только человек - честный воин, с большой буквы и не как все - способен рубануть по пальчикам из любовной могилы, которые царапаются, лезут, уцепиться пытаются, жить хотят. Лиса рубануть не может. Жалко ей. Что ж с нее возьмешь: она же - подлая.)
«Ну что ты, не плачь, я еще с тобой поживу», - говорит.
И вот ребенок перестает плакать, и встает с постели взрослый человек, и в глазах его степь. Темная, тысячелетняя… «Мое» говорит, «мое», «никому не отдам» и тянет тебя эта безымянная, неразличающая тебя,
За дверьми - хозяйство, укорененность, родня, пес цепной лает. У тебя - за плечами - ничего. Окно одно. В окне - луна. А хотелось бы - жаворонка, мышку. В небе - полетать.
Но не тут-то было.
Хвать тебя за горлышко, перехватил за холку: вот тут летать - полезно (показывает на постель), а вот - тут нет. Не полезно.
И опять глазами темными смотрит. А в них бездна.
(Эта бездна - у них любовью зовется. Тупая, жаркая, злая, аж дрожь берет)
Висит лисичка - за холку схваченная - вниз головой. Ботинки хозяина рассматривает.
– Я люблю, когда я у тебя один, и ты у меня одна, - лисе говорят.
Лиса послушно кивает. Хотя сама и не навязывалась.
(При этом у человека корова в хлеву мычит, дети чужие за стенкой визжат: справное все же хозяйство, с цветочками.)
– Но и это еще не все, - продолжает настаивать человек (степь же, она, оказывается, разговорчивая).
– Мне нужна только правда. Никогда не лги мне. Ложь разлагает. Запомни это.
Бабах, приехали.
Извернулась, цапнула за руку, вырвалась, на пол брякнулась, в стойку встала (задом к углу, пастью в говорящему):
– Правду хочешь? Так ты же знаешь, ее, правду-то… Лучше меня знаешь. При твоей-то чувствительности. Оттого и плакал. Или, может, ты плакал, что тебя блохи замучили?
Молчит.
Опять начинает плакать.
– Хорошо, - говорит лиса с закипающим раздраженьем.
– Хочешь свою поганую правду? Возьми ее: не люблю я тебя.
– Нет, - отвечает, плача.
– Любишь. Потому что я знаю, что у тебя любовь ко мне - есть. Я ее чувствую. Когда ее не станет, я уйду. Или тебя прогоню.
(Прогонишь, ага, как же… А внутри - у лисы пустота.)
– Ок, - говорит, - есть.
Ложится обратно в постель, сворачивается в крендель и вылизывает себе четвертый хвост.
А пес человека за дверью заливается злобным лаем. Даром, что трахнутый на голову кобель. Но чует. Давно его усыпить надо. Ненавижу его.
III.
«- Я решительно ничего не боюсь, - отвечал лис.
– Однако лет десять тому назад, когда я был по ту сторону горы, я как-то украдкой поел на полевой меже, и вдруг явился какой-то человек в широкой шляпе, с орудием, искривленным на конце, в руках, - и чуть было не убил меня. До сих пор еще его боюсь» (Пу Сун Лин. «Рассказы Ляо Чжая о чудесах»).
Каждый человек для другого человека учитель (это мне тоже одна китайская чернобурка сказала). Я недавно лишний раз в этом убедился.
– Будешь любить меня?
– спросил лис.
– Буду, - ответил путник.
А потом передумал.
Тут лис и взбесился.
Спасибо - за науку.
…Долго себе кусал пятый хвост, до неба скакал и высокими деревьями оборачивался (есть у него такая привычка: умеет навести морок). Фальшивой луной в небе висел.
Уж насколько казалось был лис просветленный, не первый уже хвост на себе таскал, а тут совсем распоясался. Ибо такая черная злоба его душила, что даже ночью случайно кошечку (которая привыкла с ним спать, сирота несчастная) придавил за шею и не отпускал. Пока кошечка со страху не описалась. Только тут и опомнился. Что ж это за любовь такая, что если мне отказали в любви (пусть и пообещав), то я так на бедной животине сублимируюсь? (А дали бы право - и самого виновника не пожалел бы: убить не убил бы, а жизнь попортил бы.)