Русская жизнь. Корпорации (февраль 2009)
Шрифт:
У испанского художника семнадцатого века Хусепе Рибера есть замечательная картина под названием «Аполлон, сдирающий кожу с Марсия». На ней олимпиец, с лицом божественным и строгим, похожий на белокурого арийца, запустил пальцы под кожу поверженного сатира и легким движением готов содрать ее с живого беззащитно распластанного тела. Как шинель с Акакия Акакиевича. Под артистическими пальцами бога уже обнажилось кровавое пульсирующее мясо, рот Марсия разодран отчаянным криком, но прекрасные и правильные черты аполлонова лица не тронула ни малейшая морщинка, и пальцы его музыкальны и нежны, и мучение ближнего преподносится им как виртуозная игра на музыкальном инструменте. Бог торжествует победу над тем, кто дерзнул покуситься на его авторитет, кто посмел соперничать, надувать щеки, дуя в свою дурацкую дудку, пытаясь принизить величие лиры. Аполлон прекрасен в первую очередь тем, что именно ему олимпийская мафия присудила пальму первенства, а Марсий - чернявый, бородатый,
Вот, например, Рим Рафаэля. Словосочетание «Рим Рафаэля» должно вызывать в культурной памяти картину яркую и светлую, подобную воспоминанию о сне, когда-то увиденном со столь отчетливой убедительностью, что он превратился в реальность: резкие силуэты пиний на фоне синего неба, солнечный свет на мраморе руин, виллы среди виноградников, торжественные процессии, много красивых людей, папа Лев X, грузный, тяжеловесный, восседает, как истукан, на золоченых носилках на плечах дюжих швейцарских гвардейцев, с лицом величественным и безразличным, исполненным многих знаний и многих печалей. Аполлонов город. Рим всегда был и будет центром мира. Все дороги ведут в Рим, и ни одна дорога не ведет из Рима.
На самом деле Рим был небольшим, неопрятным городом. Улицы были узки и зловонны, большая часть горожан жила в лачугах, кое-как сложенных из всего, что попадало под руку, фасады церквей были лишены какого-либо декора, мостовые на улицах отсутствовали, так что любое уличное движение сопровождалось клубами пыли. Малейший дождик приводил к тому, что пыль превращалась в грязь, и зловонно гнили кучи мусора, которые никто не убирал. Люди на улицах были ободраны, злы и алчны, у них были плохие зубы и воняло изо рта. Рим был населен сплошными Марсиями, и дороги, ведущие в Рим, были опасны, они пролегали среди пустошей и болот, полных разбойников и москитов. Папа Лев X был болезненным стяжателем и завистником, кардиналы - кучкой прохвостов-кровососов, а монахи - толпой невежественных дармоедов.
Ну и что? «На самом деле» никогда не существует. Реальность призрачна и обманчива, она мгновенно исчезает без следа. Никому до нее и дела нет, занимает она мысли только грубых неопрятных людей с дурным запахом изо рта. В культурной памяти Марсию нет места. Живые люди столь же эфемерны, как и кучи мусора: сгнили - и нет их, исчезли, зловоние выветрилось и тут же забылось. А остались фрески Рафаэля, его Мадонны и святые, их величие и красота. Афинская школа, Парнас, Диспут, Пожар в Борго, Битва Константина, Лоджии, История Психеи, Триумф Галатеи. Совершенные пропорции тел, печать одухотворенности на правильных лицах, кардиналы в алых мантиях, рослые гвардейцы, женщины с прекрасными шеями и руками. Высокая мифологичность и чистая концептуальность. Они определяют нашу культурную память.
Папа Лев X очень любил Рафаэля. Да его и невозможно было не любить. Все в нем было прекрасно. Ведь если небо, обычно не слишком щедрое на свои дары, захочет выделить кого-нибудь своей милостью, то нет тогда предела его расточительности. Личные достоинства Рафаэля Санцио из Урбино были равны его выдающимся достижениям в искусстве, и от природы он был наделен той скромностью и той добротой, что обнаруживается у людей, чья благородная человечность блистает в оправе ласковой приветливости, приятной и отрадной любому человеку при любых обстоятельствах. Все художники до и после Рафаэля люди по большей части невыносимые и своенравные до неистовства, и если не всех их можно назвать безумцами, то в том, чтобы назвать их людьми одержимыми, сплошь и рядом проявляющими теневые и мрачные черты пороков, вечных спутников искусства, не будет никакого преувеличения. В Рафаэле же не было недостатков, обычно свойственных людям его профессии, и по велению природы в нем воссияли во всем своем блеске великое обаяние, усердие, красота, скромность, добронравие и доброжелательность. Так, во всяком случае, о нем написал Вазари, и так о нем было принято говорить. Рафаэль был настоящим Аполлоном.
Была ли в этих рассказах хоть крупица правды? Какое это имеет значение, нам же известно, что «на самом деле» никогда не бывает. Рафаэль, милый провинциальный юноша, будучи во Флоренции, где налаживал карьеру, получает из Рима письмо от своего земляка и дальнего родственника Браманте, ставящее его в известность о том, что он, Браманте, договорился с папой о предоставлении Рафаэлю важного заказа. Рафаэль все бросает, скачет в Рим, покоряет папу Юлия своим обаянием, получает заказ на украшение Ватикана, сбивает со стен все, что было написано до него и печет шедевр за шедевром. Успех оглушительный,
Смерть Рафаэля ничему не мешает. Наоборот, помогает, он становится бессмертным. Аполлонова машина запущена, и толпа его учеников продолжает хорошее дело, создавая все новые и новые шедевры Рафаэля. А их требуется все больше и больше, ведь теперь, в начале двадцатых годов чинквеченто, в Рим рвутся уже не только благочестивые католики, но и любители искусств со всех концов просвещенной Европы. Благодаря древнеримской архитектуре, коллекциям античности и произведениям современных художников, в первую очередь Рафаэля, Рим становится в начале XVI века центром культурного паломничества. Рафаэль при этом играет очень важную роль: ведь к его имени теперь прилагается эпитет «божественный», ранее не мыслимый ни для одного художника. Римская художественная жизнь осенена именем Рафаэля, самым известным мировым брендом, оно - гарантия признания молодого художника при дворе любого итальянского, а значит и европейского властителя. В общем, от Рафаэля никуда не деться.
На папском престоле восседает Климент VII, принадлежащий к семье Медичи. Он недавно сменил папу Адриана VI, благочестивого фламандца, чье короткое правление вызвало неприязнь большинства римлян. Адриана возмущали римские нравы, поклонение языческим статуям, росписи, полные обнаженных тел, распущенность кардиналов и всевластие итальянской красоты. Римлянам после Юлия II и Льва X фламандец казался тупым обскурантом, и Рим облегченно вздохнул с его смертью.
Хотя римское величие и римское великолепие Юлия и Льва было уже позади, да и Рафаэль умер, Рим оставался первым городом Европы. Рим создал gran maniera, самый современный стиль жизни, сочетающий грандиозность с величественностью, глубину с эрудированностью, виртуозность с уравновешенностью. Определил же этот римский стиль первых двадцати лет шестнадцатого века, тот стиль, что мы зовем Высоким Возрождением, подразумевая под ним удивительное слияние духа древнего императорского Рима с могуществом католицизма, - божественный Рафаэль. Это «Афинская школа» и Лоджии, это особый стиль всей римской жизни, упоенной своим величием, считающей Рим центром христианского мира, которому позволено все, даже преклонение перед языческой красотой.
Богатства Рима неимоверны. Церкви и соборы сияют драгоценной утварью, священники облачены в ризы, усеянные драгоценными каменьями, церквам не уступают дворцы и виллы кардиналов, а священнослужителям - римские патрицианки. Везде царит роскошь, тяжеловесная, медлительная, преизбыточная и перезрелая. Римляне обожают драгоценные камни, но не варварские самоцветы, а резные геммы и камеи, так, чтобы ценность работы еще и увеличивала ценность камня. Золотые и серебряные вещи должны привлекать внимание не только весом, но и изощренностью исполнения. Римская знать любит тяжелые огромные ковры, украшающие стены парадных зал, специально заказываемые фламандским ткачам по рисункам известных мастеров. Даже фрески подобны коврам, и интерьеры зданий сплошь покрываются пестрыми и несколько блеклыми декорациями, подражающими плетению шелковых нитей и не оставляющими ни малейшего пустого места. В моду вошли пышные бордюры, и в залах, предназначенных для пиров, огромные гирлянды из цветов и фруктов, изображенные художниками, вторят пышным выдумкам устроителей дворцовых празднеств. Сотворенная кистью живописцев иллюзия сплетается с реальностью. Гирлянды поддерживаются обнаженными юношами и девушками несказанной красоты, - Рим полон наготы и томительного, одурманивающего сладострастия. Могущественные кардиналы коллекционируют античные статуи с той же пылкостью, что знаменитых куртизанок и юных пажей, в римских дворцах и садах разлито благоуханное изобилие, пряное, возбуждающее, пьянящее.
Таков римский стиль после смерти Рафаэля. Он, правда, немного мельчает, лишается глубины, но зато приобретает еще больший размах. Художественную моду определяют ученики Рафаэля во главе с Джулио Романо, - Полидоро да Караваджо, Джованни да Удине, Пьерино дель Вага, Лука Пенни, - те, кого Себастьяно дель Пьомбо, близкий Микеланджело, презрительно и несколько завистливо назвал «бандой Рафаэля». Исподтишка, чтобы кожу не сняли.
Банда Рафаэля - роскошное определение. Корпорации искусств устроены по-разному: есть цеха, но есть и направления, есть сообщества, но и содружества, есть течения, но есть и членства. Маньеристы, символисты, импрессионисты, кубисты, концептуалисты, а также Академия художников и Прогрессивно мыслящие радикалы. И - банда Рафаэля. У всех одна задача - служение Аполлону. Аполлон - порождение корпорации, и вне корпорации нет никакого Аполлона.