Русская жизнь. Водка (июнь 2008)
Шрифт:
После Ре- ми основным художником «Нового Сатирикона» был Алексей Александрович Радаков.
В тот период он отличался необычайной веселостью, смешливостью, рассеянностью и шумливостью. Он хохотал заразительно-весело по всякому, даже незначительному, поводу.
Рисунки его хорошо известны. Он довольно много печатал их и в советских изданиях, как продолжает работать в наших журналах и поныне.
В сатириконский период они мало отличались от теперешних. Даровитый и культурный художник, он никогда не менял своей манеры, раз и навсегда оставшись верным своему, на первый взгляд как будто неряшливому, нарочито детскому и шаловливо-гротескному стилю,
В «Новом Сатириконе» любил он печатать целые страницы, чаще же так называемые кусковые, т. е. четыре или шесть рисунков на странице, объединенные одной темой.
Темы он часто придумывал себе сам. И сейчас еще - при воспоминании об этом - в ушах стоит его смех, сопровождавший объяснение рисунков и подписей к ним…
Он был наиболее общительным и гостеприимным из художников-хозяев «Нового Сатирикона».
Он приглашал С. Судейкина, Бориса Григорьева, других художников, которые оживляли страницы журнала.
Сам он иногда тоже как бы хотел уйти от себя, от своих «кусковых» рисунков и нарисовать что-либо на тему высокую, поэтичную, вечную…
Обычно это желание совпадало с весной, и в «Новом Сатириконе» появлялась страница странного содержания - маленькие дома, большой поэт с большой точкой вместо глаза, с поломанной широкополой шляпой и длинными волосами, и все это подписывалось стихами, принадлежащими тоже Алексею Александровичу…
Выходило это мило, непринужденно, лирично, и журнал, несомненно, становился художественнее…
В жизни редакции А. Радаков почти не принимал участия. Приходил редко. Иногда не приходил месяцами, и за рисунками его посылали.
В последнее время - два-три года - существования «Нового Сатирикона» он был как-то совсем на отлете, увлекаясь живописью и росписями театров, художественно-театральных погребков и т. д.
Но, конечно, его породистая фигура, в широком пальто, в широкополой шляпе, его веселое лицо с бакенами - нераздельно связано с «сатириконцами», без нее нельзя себе представить ни журнала, ни самой группы, которая была довольно многочисленной, но имела весьма мало таких характерных фигур, как Алексей Александрович Радаков…
Не могу точно сказать, кто именно «не пускал» в «Новый Сатирикон» молодых художников - обряд рассмотрения предлагаемых ими рисунков происходил большей частью у Ре-ми - по-видимому, он и решал их судьбу.
Я видел, как в редакции Ре-ми рассматривал рисунки художников «со стороны». Высокий, худой, - дальнозоркий, он держал рисунок в горизонтальном положении у своего живота и, нагнув маленькую голову и оттопырив нижнюю губу, со скучливой корректностью смотрел вниз.
Этот взгляд, как говорится, не предвещал ничего хорошего.
«Чужие» рисунки почти никогда не принимались им. Поэтому молодых художников было мало, они насчитывались единицами.
Благоволили к молодому художнику В. Лебедеву. Любил он в то время рисовать лошадей во всех видах. Они удавались ему… Лошадки исполняли роль заставок, концовок. Иногда Лебедеву давались темы - на треть страницы, на половину страницы…
Но что Лебедев получил страницу - этого я не помню… Страничные рисунки делали Ре-ми, Радаков - хозяева.
Долго мечтал о том, чтобы попасть на страницы «Нового Сатирикона», тогда молодой (недавно умерший) художник Б. А. Антоновский. Редко-редко его печатали - тоже полушкой страницы или «четвертинкой».
На этих же ролях работал и художник А. Юнгер.
Главным же образом в журнале работали Ре-ми, Мисс, Радаков - и редкие гости, которых приглашал по широте душевной последний.
Из таких гостей едва ли не самым талантливым был Борис Григорьев.
Рисунки Бориса Григорьева - изысканные, острые, чувственные, изображающие почти всегда женщин в ленивых, полулежачих позах - на диванах или в кафе, - но рисунки мастерские, - являлись для журнала пряной приправой, без которой журнал, конечно, не мог обходиться. Насколько мне помнится, рисунки из его цикла «Рассея» он в «Новом Сатириконе» не печатал.
Он одно время часто заходил в редакцию - высокий, приятный, светлый, чем-то похожий на людей худых, долговязых, которых он так любил изображать.
Про него рассказывали, что Николай II предложил ему написать его, Николая, портрет. Григорьев согласился и будто бы написал Николая - нисколько не отходя от своего стиля. Затем, рядом - в синих тонах - были изображены какие-то фигуры, объяснить происхождение которых он не мог и убрать которые не соглашался. Впрочем, и самый портрет Николая, по-видимому, тоже восторгов во дворце не вызвал.
Работа эта Бориса Григорьева, кажется, не была доведена до конца и света не увидела.
Где сейчас Борис Григорьев, мне неизвестно. Если жив, то, конечно, в эмиграции, ибо среди нас этого талантливого художника, к сожалению, нет.
Были, вернее, сотрудничали в «Новом Сатириконе» писатели со странной писательской судьбой. К таким прежде всего следует отнести Евграфа Дольского. Я лично никогда его не видел. Он присылал свои рассказы и фельетоны откуда-то из провинции - присылал всегда в неимоверном количестве - почти ежедневно или через день, во всяком случае, бесконечно часто. Чистенькие рукописи, написанные ровным почерком, без помарок. Четко до сих пор стоят в моей памяти конверты, по которым я узнавал присылы Евграфа Дольского, - с четким, почти рисованным адресом. Его печатали мало. Очень большой процент возвращался, и то, что печаталось, тоже шло часто «на подверстку» или тогда, когда было мало материала. Я не помню, чтобы кто-нибудь хотя бы несколько слов сказал об этом авторе. А у него все было на месте: темы приемлемые, тон - резвый, начала, концы, диалог - все как полагается, но как-то не читались его рассказы. Трудно объяснить, почему. Они не были пошлы, не были даже скучны, но не читались - по крайней мере, литературной публикой. Вот, например, его рассказ в № 16 за 1915 год - «Чемодан счастья». Высмеивается суеверие. Человек возит с собою целый чемодан амулетов. Дело происходит в вагоне. Владелец чемодана - доктор. Он едет на эпидемию и верит в амулеты. Все это выясняется из разговоров. Разговоры как разговоры. Все в порядке. И «неожиданная» концовка есть в рассказе: в вагоне воры начисто обокрали четырех пассажиров. «Чемодан счастья» был поблизости, но умные воры его не взяли.
Все на месте. Рассказ как рассказ. Но читать, несмотря на легкость изложения, - трудно, не тянет, не хочется… Нельзя сказать, что бездарно, пусто, плохо, но вот - такая судьба…
И «имя» Евграф Дольский не сделал себе. Где он сейчас - мне не известно. В печати этого имени я не встречаю.
Но - удивительное дело!
– не помню, где - в печати или в рукописи - прочел я рассказ его, и не могу иначе определить его, как шедевр.
Содержание рассказа: семидесятилетняя старушка. Совершенно окончательно нищая, сирая. Убогая. Одинокая, полуголая, ютящаяся на паперти заброшенной церквушки - исповедуется у попа.