Русские гении за рубежом. Зворыкин и Сикорский
Шрифт:
Хотя я постарался организовать мой отъезд настолько легально, насколько можно, жизнь в те времена была полна сюрпризов и каждый должен был быть готов к всякого рода неожиданностям. Документы должны были быть не только действительны, но и всегда находиться при вас, на случай, если остановят на улице или произведут обыск на квартире. Если допрашивающий вас был не удовлетворен вашими ответами, даже если вы были абсолютно не замешаны в какой-либо политической деятельности, он мог отправить вас в тюрьму, выбраться откуда было очень сложно, если не невозможно. Несмотря на все предосторожности, мой отъезд был драматичен и внезапен».
2. Дважды вокруг света
«Однажды, когда я возвращался домой из лаборатории, возле меня
Чем дальше мы отъезжали от Москвы, тем спокойнее была обстановка в стране. Но когда я приехал в Пермь, то оказалось, что поезда в Омск не ходят из-за боев и дальше двигаться невозможно. На железной дороге творился полный хаос. Бывшие чешские военнопленные из австрийской армии, которые сформировали добровольческую Чешскую дивизию, отказались сдать оружие, как того требовало новое правительство. Они оккупировали Казань и сражались за возможность продвижения по Транссибирской железной дороге, чтобы вернуться к себе на родину; эти-то бои и нарушили железнодорожное сообщение.
Это было совершенно новым и непредусмотренным поворотом в уже и без того сложной ситуации. На север поезда еще ходили, и мне посоветовали попробовать добраться через район северных шахт, а оттуда кораблем доплыть до Омска. Я решил последовать этому совету.
Без особых проблем я доехал поездом до Надеждинских шахт (город Надеждинск, теперь Серов) и, по совету проводника, собирался заночевать в поезде, так как это была конечная остановка. Ночью в поезд вошел военный патруль, который потребовал документы. Хотя все документы у меня были в порядке и я все еще ехал по поручению кооператива в Омск, а тут оказался из-за ситуации с чехами, патруль это не удовлетворило, и они решили доложить обо мне в штаб, который дал указание препроводить меня в дом, где мне уже приготовили комнату. Хотя я и отнекивался, говоря, что тут какая-то ошибка, что я не собирался здесь останавливаться, что здесь я лишь проездом по дороге в Омск, меня вежливо, но настойчиво препроводили в дом, где была готова не только комната, но, несмотря на поздний час, и сытный ужин. Ситуация меня очень тревожила, но, поскольку я все равно ничего не мог сделать до утра, я крепко заснул.
Утром в дверь постучали, и горничная принесла мне завтрак, сказав, что уже поздно и что делегация встречающих меня уже давно ждет. Теперь я был уверен, что произошла ошибка и ждут кого-то другого. Мне отнюдь не хотелось быть самозванцем, к тому же это было просто опасно, и я решил честно объяснить им, что произошло недоразумение. Когда я вошел в приемную, я обнаружил там с полдюжины людей, которые приветствовали меня и по очереди представились. Поначалу я пытался объяснить им, что они ошиблись и приняли меня за кого-то другого, но в результате сдался, так как они продолжали настаивать, что я — инженер из Центра и мне должно быть интересно осмотреть их завод. Вконец запутавшись, я согласился.
Инспекция громадного завода заняла у меня несколько дней. Постепенно стало ясно, что новое начальство очень хотело угодить Москве и показать, как успешно идет работа, чтобы их полномочия подтвердили и выдали финансы на текущий год. Даже на мой неопытный взгляд это было не совсем правдой — некоторые из печей были выключены без предварительного охлаждения и в результате полностью разрушены. Часть цехов не работала по самым разным причинам. Правление завода ожидало комиссию из Москвы с проверкой действительных условий работы уральских заводов, чтобы определить необходимое финансирование и материалы. С представителем этой комиссии меня и перепутали. После некоторых споров я согласился подписать их бумаги о состоянии завода — после того, как они согласились указать точное число работающих печей и цехов. Эту бумагу должны были отослать с посыльным в Москву. В то же время я попросил их помочь мне добраться до Омска. Они посоветовали мне вернуться на ту же железную дорогу и пересесть на поезд в Екатеринбурге.
Это оказалось достаточно сложным. На пересадочной станции выяснилось, что поезда на Екатеринбург ходят очень редко и места раздавались местными Советами, которые отказались признать мою командировку действительной. У меня не было другого выбора, как околачиваться на станции, надеясь найти место на одном из поездов. Среди недавно прибывших из Москвы пассажиров я увидел инженера, которого знал еще до института. Он рассказал, что входит в состав группы, посланной правительством изучить условия работы на уральских заводах. Мне очень повезло, что я уехал оттуда вовремя, в противном случае эта история могла окончиться для меня плачевно, хотя я и пытался объяснить, что ни в какой комиссии не состою. И все же наша случайная встреча помогла мне получить место в поезде, и я наконец-то попал в Екатеринбург.
В городе было объявлено военное положение, так как по железной дороге на него двигались чехи. Патрулю на станции мои документы чем-то не понравились, и он приказал мне оставаться в вагоне, пока они не вернутся, закончив проверку поезда. Это было опасно, и я покинул вагон, как только они ушли. Я пошел на вокзал и нанял извозчика отвезти меня в город. Но у ворот нас остановил еще один патруль, и, увидев, что на моих документах не проставлен нужный штамп, они отправили меня под конвоем обратно в здание вокзала, к тому самому человеку, который велел мне ждать в вагоне. Под конвоем меня перевезли в город, в гостиницу, переделанную в тюрьму, где держали людей, подозреваемых в шпионаже в пользу чехов, или же бывших офицеров. Здесь было много разных людей: кто-то был в панике, кто-то был недоволен прерванной поездкой и требовал, чтобы его немедленно отпустили, кто-то уже покорно смирился со своей судьбой.
Через несколько дней после моего ареста мы узнали от охраны, что царя Николая II и его семью, которых содержали в том же городе, расстреляли. Естественно, эта новость вызвала панику среди арестованных. Мы знали и прежде, что периодически людей уводили из тюрьмы, то по одному, то группами, и больше они не возвращались. Теперь мы окончательно поверили, что большинство из них расстреляны. Вскоре после этого меня вызвали на допрос. Поскольку путешествовал я в военной шинели, без погон, но с нашивкой инженера, меня обвиняли в том, что я был царским офицером, пытавшимся перебежать к врагам революции. Я отрицал это, заявляя, что был мобилизован во время войны, у меня — самое низкое звание, демобилизовали меня украинцы, а теперь трест послал меня в Омск в качестве специалиста по радио. Все это я мог подтвердить бумагами.
Следователя это, впрочем, не убедило, и он попытался запутать меня различными каверзными вопросами, среди них были и такие, которые касались радио. Так как до революции он был зубным врачом, то я, естественно, несколько лучше его разбирался во всех технических вопросах. В конце концов меня вернули в тюрьму ждать из Москвы подтверждения личности. Хотя это и было маленькой победой, проблемы на том не кончились, потому что и связь с Москвой была медленной и ненадежной, и статус командировавшего меня треста при новом режиме был весьма сомнительным.