Русские и белорусы — братья в горе и радости
Шрифт:
В тот же день в Белосток вошла 6-я кавалерийская дивизия, а 11 -я кавалерийская дивизия достигла района Крынки-Бялостоцкие — Городок.
25 сентября в 15 часов 20-я мотобригада, переданная в состав 10-й армии, приняла у немцев Осовец. 26 сентября бригада вошла в Соколы, а к вечеру 29 сентября была у Замбруве.
Во втором эшелоне за войсками 6-го кавалерийского корпуса двигался 5-й стрелковый корпус, 20 сентября переданный в состав 10-й армии. Утром 24 сентября 5-й корпус двинулись на линию Свислочь — Порозова, а его передовые отряды в 13 часов 25 сентября заняли Бельск-Подляски и Браньск. 27 сентября передовые отряды корпуса были в Нуре и Чижеве. В районе Гайнувки части 5-го корпуса обнаружили
На южном участке фронта двинулись на запад части 4-й армии. 22 сентября в 15 часов 29-я танковая бригада вошла в Брест, занятый немецким 19-м моторизованным корпусом. Комбриг С.М. Кривошеин вспоминал, что на переговорах с Гудерианом он предложил следующую процедуру парада: «В 16 часов части вашего корпуса в походной колонне, со штандартами впереди, покидают город, мои части, также в походной колонне, вступают в город, останавливаются на улицах, где проходят немецкие полки, и своими знаменами салютуют проходящим частям. Оркестры исполняют военные марши». Гудериан, настаивавший на проведении полноценного парада с предварительным построением, согласился все-таки на предложенный вариант, «оговорив, однако, что он вместе со мной будет стоять на трибуне и приветствовать проходящие части».
К 29 сентября войска Белорусского фронта продвинулись до линии Щучин — Стависки — Ломжа — Замбрув — Цехановец — Косув-Ляцки — Соколув-Подляски — Седльце — Луков — Вохынь.
Глава 11.
Воссоединение Западной и Восточной Белоруссии
28 сентября в Москве Риббентроп и Молотов подписали «Германо-советский договор о дружбе и границе между СССР и Германией», где говорилось: «Правительство СССР и Германское правительство после распада бывшего Польского государства рассматривают исключительно как свою задачу восстановить мир и порядок на этой территории и обеспечить народам, живущим там, мирное существование, соответствующее их национальным особенностям». В дополнительном протоколе была указана новая советско-германская граница. Во 2-й статье договора говорилось: «Обе Стороны признают установленную в статье I границу ободных государственных интересов окончательной и устранят всякое вмешательство третьих держав в это решение». Статья III гласила: «Необходимое государственное переустройство на территории западнее указанной в статье линии производит Германское правительство, на территории восточнее этой линии — Правительство СССР».
Сразу же встал вопрос о новых границах БССР. Советское правительство было вынуждено решать территориальные проблемы быстро — с учетом внешней угрозы. При этом следует учитывать, что речь шла не о границах независимых государств, а об административном делении. В 1960-х гг., будучи школьником, я пытался дознаться у проводников поезда Москва — Симферополь, где проходит граница Украины. Никто не знал.
Как создавались административные границы советских республик, доподлинных доказательств нет, и историкам приходится довольствоваться мемуарами партаппаратчиков.
Так, первый секретарь ЦК Компартии Белоруссии Н.К. Пономаренко писал, что при обсуждении судьбы территорий, отнятых у Польши осенью 1939 г. Первый секретарь ЦК Компартии Украины Н.С. Хрущев внес в ЦК свое предложение о границе между УССР и БССР: «…граница между западными областями должна была пройти значительно севернее естественной общепринятой этнографической границы, причем настолько севернее, что города Брест, Пружаны, Столин, Пинск, Лунинец и Кобрин, а также большая часть Беловежской Пущи отходили к Украине. С этим никак нельзя было согласиться…» {72}
Пономаренко, естественно, предпочел, чтобы эти территории отошли к БССР. 22 ноября 1939 г. этот вопрос рассматривался в Кремле в приемной Сталина. Там Пономаренко сказал, что «“мы предлагаем границу в соответствии с этнографическим составом населения, и что граница, по нашему мнению, должна пройти южнее Пинска, Лунинца, Кобрина, Барановичей и Бреста, а посему эти города и Беловежская Пуща должны остаться в составе Советской Белоруссии”…
Хрущев рассвирепел и со злостью стал кричать: “Ага, вы ученым не верите, вы что, больше других знаете? Да что вы знаете? А слышали ли вы о том, что, начиная со средних веков, на территориях, которые вы хотите включить в состав Белоруссии, жили и продолжают жить украинцы, что Наливайко, Богдан Хмельницкий и другие включали население этих территорий в свои войска, что исторические книги вовсе не упоминают в связи с этими районами о белорусах”…
В этот момент нас позвали к Сталину. Он сидел в кабинете один. После нашего приветствия он ответил: “Здорово, гетманы, ну, как с границей? Вы еще не передрались? Не начали еще войну из-за границ? Не сосредоточили войска? Или договорились мирно? “
Потом Сталин предложил нам сесть и доложить свои варианты. Хрущев и я вытащили тексты предложений и схемы. Первым докладывал Никита Сергеевич. Он развернул на столе схемы, но, излагая содержание своего проекта, ни разу не сослался на них.
Сталин выслушал, поднялся, принес свою карту и попросил Хрущева показать на схеме, как пройдет граница.
После моего выступления и ответа на ряд вопросов Сталин твердо заявил: “Граница, которую предлагает товарищ Хрущев, совершенно неприемлема. Она ничем не может быть обусловлена. Ее не поймет общественное мнение. Невозможно сколько-нибудь серьезно говорить о том, что Брест и Беловежская Пуща являются украинскими районами. Если принять такую границу, то западные области Белоруссии по существу исчезают. И это была бы плохая национальная политика”.
Потом, обращаясь к Хрущеву, чтобы несколько смягчить свое заявление, он заметил: “Скажите прямо, выдвигая эти предложения, вы, наверное, имели в виду другое: вам хотелось бы получить лес, его на Украине ведь не так много? “
На это Хрущев ответил: “Да, товарищ Сталин, все дело в лесе, которым так богато Полесье, а у нас леса мало”.
“Это другое дело, — заметил Сталин, — это можно учесть. Белорусы предлагают правильную, обоснованную границу. Объективность их варианта подчеркивается, в частности, и тем фактом, что они сами предлагают район Камень-Каширска отнести к Украине. Мы утвердили границу, в основном совпадающую с проектом товарища Пономаренко, но с некоторой поправкой в соответствии с желанием украинцев получить немного леса”.
Он взял карту и прочертил линию границы, почти совпадающую с нашими предложениями. Только в одном месте сделал на зеленом массиве карты небольшой выгиб к северу и сказал: “Путь этот район отойдет к Украине”.
Хрущев выразил свое согласие» {73} .
Лично я не уверен, что Пономаренко в 1978 г. абсолютно точно помнил события сорокалетней давности, но любопытна общая обстановка и мотивация принятия решений о границах советских республик.
А вот еще интересная цитата из книги Н.А. Зеньковича: «В октябре 1939 года правительство ССР передало Литве Виленский край с городом Вильно. После образования Литовской ССР он стал столицей новой союзной республики. Кроме того, ей были переданы в ноябре 1940 года из состава БССР три района — Гадутишковский, Паречский и Свентянский — с преимущественно литовским населением.