Русские народные сказки (Сост. В. П. Аникин)
Шрифт:
Шел, шел, устал и зашел на постоялый двор. Тут увидал он: хозяйка-старушка сварила саламату, поставила на стол своим ребятам, а сама то и дело ходит с ложкою в погреб за сметаной.
— Зачем ты, старушка, понапрасну топчешь лапти? — сказал Лутоня.
— Как зачем? — возразила старуха охриплым голосом.— Ты видишь, батюшка, саламата-то на столе, а сметана в погребе.
— Да ты бы, старушка, взяла и принесла сюда сметану-то, у тебя дело пошло бы по масличку!
— И то, родимый!
Принесла в избу сметану, посадила с собою Лутоню. Лутоня наелся,
ГЛУПЫЙ ЖЕНИХ
Раз один жених свататься пошел. Он очень нескладно говорил. Вот сват ему и дает совет:
— Ты, брат, с невестой-то как покруглее говори.
Ну, он пришел в дом к невесте. Помолчал, помолчал, а как наелся, напился, развеселился, так невесте и говорит:
— Колесо.
Да помолчит, помолчит и опять:
— Колесо.
Ведь круглое колесо-то, а ему «покруглее» говорить велели, вон он круглое и выбрал.
Невеста увидала, что жених глуп, и не пошла за него.
КАК ДЕЛА В РОСТОВЕ?
— Брат, здорово!
— Брату челом!
— Ты, брат, отколе?
— Я из Ростова.
— А что, говорят, в Ростове-то архиерей женится?
— Вчерась я пошел, сегодня пришел; случилось мне мимо ростовского архиерейского дома идти: стоят кареты смазаны, свиньи запряжены, хвосты подвязаны. Засвистали, поскакали, не знаю куда.
— А что, говорят, в Ростове бабы-то пшеницу на печке посеяли?
— Вчерась я пошел, сегодня пришел; случилось мне мимо ростовских печей идти — жнут бабы пшеницу.
— А что, говорят, в Ростове-то озеро сгорело?
— Случилось мне мимо Ростовского озера идти: щука да караси по лугам, язи да окунье по елям, а плавает ершишко-голышка, глазоньки покраснели, перышки подгорели.
ИВАНУШКО-ДУРАЧОК
Был-жил старик со старухою; у них было три сына: двое умные, третий — Иванушко-дурачок. Умные-то овец в поле пасли, а дурак ничего не делал, все на печке сидел да мух ловил.
В одно время наварила старуха аржаных клецок и говорит дураку:
— На-ка, снеси эти клецки братьям; пусть поедят.
Налила полный горшок и дала ему в руки; побрел он к братьям.
День был солнечный; только вышел Иванушко за околицу, увидел свою тень сбоку и думает:
«Что это за человек? Со мной рядом идет, ни на шаг не отстает; верно, клецок захотел?»
И начал он бросать на свою тень клецки, так все до единой и повыкидал; смотрит, а тень все сбоку идет.
— Эка ненасытная утроба! — сказал дурачок с сердцем и пустил в нее горшком — разлетелись черепки в разные стороны.
Вот приходит с пустыми руками к братьям; те его спрашивают:
— Ты, дурак, зачем?
— Вам обед принес.
— Где же обед? Давай живее.
— Да вишь, братцы, привязался ко мне дорогою незнамо какой человек, да всё и поел!
— Какой такой человек?
— Вот он! И теперь рядом стоит!
Братья ну его ругать, бить, колотить; отколотили и заставили овец пасти, а сами ушли на деревню обедать.
Принялся дурачок пасти; видит, что овцы разбрелись по полю, давай их ловить да глаза выдирать. Всех переловил, всем глаза выдолбил, собрал стадо в одну кучу и сидит себе, радехонек, словно дело сделал. Братья пообедали, воротились в поле.
— Что ты, дурак, натворил? Отчего стадо слепое?
— Да почто им глаза-то? Как ушли вы, братцы, овцы-то врозь рассыпались, я и придумал: стал их ловить, в кучу сбирать, глаза выдирать; во как умаялся!
— Постой, еще не так умаешься! — говорят братья и давай угощать его кулаками; порядком-таки досталось дураку на орехи!
Ни много ни мало прошло времени, послали старики Иванушка-дурачка в город к празднику по хозяйству закупать. Всего закупил Иванушко: и стол купил, и ложек, и чашек, и соли; целый воз навалил всякой всячины. Едет домой, а лошаденка была такая, знать, неудалая, везет — не везет!
«А что,— думает себе Иванушко,— ведь у лошади четыре ноги, и у стола тоже четыре, так стол-от и сам добежит».
Взял стол и выставил на дорогу. Едет-едет, близко ли, далеко ли, а вороны так и вьются над ним да все каркают.
«Знать, сестрицам поесть-покушать охота, что так раскричались!» — подумал дурачок. Выставил блюда с яствами наземь и начал потчевать:
— Сестрицы-голубушки! Кушайте на здоровье.
А сам все вперед да вперед подвигается.
Едет Иванушко перелеском; по дороге все пни обгорелые.
«Эх, — думает, — ребята-то без шапок; ведь озябнут, сердечные!»
Взял понадевал на них горшки да корчаги. Вот доехал Иванушко до реки, давай лошадь поить, а она не пьет.
«Знать, без соли не хочет!» — и ну солить воду. Высыпал полон мешок соли, лошадь все не пьет.
— Что ж ты не пьешь, волчье мясо? Разве задаром я мешок соли высыпал?
Хватил ее поленом, да прямо в голову — и убил наповал. Остался у Иванушка один кошель с ложками, да и тот на себе понес. Идет — ложки назади так и брякают: бряк, бряк, бряк! И он думает, что ложки-то говорят: «Иванушко-ду-рак!» — бросил их и ну топтать да приговаривать:
— Вот вам Иванушко-дурак! Вот вам Иванушко-дурак! Еще вздумали дразнить, негодные!
Воротился домой и говорит братьям:
— Все искупил, братики!
— Спасибо, дурак, да где ж у тебя закупки-то?
— А стол-от бежит, да, знать, отстал, из блюд сестрицы кушают, горшки да корчаги ребятам в лесу на головы понадевал, солью-то пойло лошади посолил, а ложки дразнятся — так я их на дороге покинул.
— Ступай, дурак, поскорее! Собери все, что разбросал по дороге.
Иванушко пошел в лес, снял с обгорелых пней корчаги, повышибал днища и надел на батог корчаг с дюжину всяких — и больших и малых. Несет домой. Отколотили его братья; поехали сами в город за покупками, а дурака оставили домовничать. Слушает дурак, а пиво в кадке так и бродит, так и бродит.