Русские навсегда
Шрифт:
– Определяет. Железки все работают, как надо. А электроника нет. Так что ни ГПСов, ни мобильной связи. Такое место, может быть, одно-единственное на Земле. Даже на Амазонке нету такого. Уж вы мне поверьте.
Гриша с сожалением посмотрел на свой ноутбук.
– Нет, ну эта машинка, возможно, будет пахать. По крайней мере, включаться. Но в Сеть на нем не выйдешь точно.
– Погоди-погоди. А как же они там, в случае чего, вызывают… ну, например, «Скорую»?
– Во-первых, там врач есть. Из местных. Хороший,
– Откуда деньжищи?
– Из лесу, вестимо, – ответил Михалыч, радостно смеясь. – Мужики там сознательные. Зверя настреляли, шкурки продали. А зверь там… Ну, сами увидите. В общем, насобирали. Врач там, сам понимаешь, человек нужный. Его всем миром поддерживают. Сознательные, я ж говорю. Там вообще, как в Греции, все есть. Врач есть, священник есть, местный сумасшедший есть, шаман даже есть. Из каких-то древних народностей, на горе живет. О! Чуть не забыл. Там такое дело, если что, ну, сами понимаете, всего не предусмотришь, так вот коротковолновая рация имеется.
– Ты ж говорил, что не работает там электроника?! – попытался поймать Михалыча на вранье Сергей.
– Не работает. А я и не говорю, что они прямо из Деревни в эфир выходят. Юмор ситуации в том, что рация эта работает исключительно на той самой горе, где сидит шаман. Как только вниз спускаешься, отрубает начисто, а поднялся – все есть, и связь, и устойчивое соединение. И вроде бы спутник даже поймать можно.
– Шаман, однако, – пробормотал Сергей.
– Не знаю, то ли действительно шаман виноват, – серьезно ответил Михалыч. – То ли место там такое изначально было… Но факт остается фактом.
– Хорошенькая картинка, – протянул Сергей. – Природа, воздух, медведи, казаки и балалайка…
– Не, про казаков я ничего не говорил.
– Должны быть казаки! – возразил Сергей. – Без этого русская зима – не русская зима. Без этого никак. Потому что картина должна быть такая: русский разогнал медведей, вошел в избу, поставил пику в угол, выпил водки и долго играл на балалайке.
– А на балалайке там играют, кстати. Только медведей нет.
– Почему? – Сергей удивился.
Михалыч допил чай и осуждающе покачал головой.
– Да… Гуманитарное образование…
– Да ладно! Почему медведей нет?! Экологию, поди, разрушили…
– Ага… Экологию. Двоечник. Спят они! Медведи! Зимой спят! А белые туда не забредают. Еще…
– Тьфу ты… – Сергей всплеснул руками. – Поймал.
– Да… На уроках биологии ты спал, натурально. Как тот медведь…
– Ладно подкалывать! Ну спал, ну медведь! У меня, может быть, тогда был роман. С девушкой.
– Хорошо, что уточнил… – пробормотал Михалыч, а Гриша хмыкнул.
– Да ну вас! – Сергей отвернулся и уставился в окно. – Блин…
– Чай будешь? – спросил Михалыч.
– Буду, – тут же ответил Сергей.
– Ну, так сходи. И мне заодно нальешь…
– Ну, вообще, праздник. – Сергей обмяк.
– А ты разве не слышал? На сердитых воду возят, – засмеялся Михалыч.
Сергей, бормоча что-то вроде «Так дальше жить невозможно», ушел за чаем.
Его не было некоторое время, потом, вернувшись, он заметил:
– Проводница, конечно, ничего…
– И что тебя сдерживает? – спросил Михалыч, высыпая в стакан сахар из маленького пакетика.
– Проводник, – так же задумчиво ответил Сергей.
Гриша фыркнул и едва не расплескал чай.
– Ты лучше расскажи, как мы туда, в этот заповедный уголок, будем добираться? А то наплел тут про электронного шамана и прочие радости. А что туда ходит?
– Это, брат, песня! – задушевно ответил Михалыч, и Сергей почувствовал некоторое беспокойство.
58.
– И этот человек называл меня маньяком! – попытался перекричать рев и вой моторов Сергей.
Видно было, как Михалыч раскрывает рот и что-то кричит в ответ. Но нет! Только грохочущий воздух, густо перемешанный со снегом, взлетающим вверх.
Позади Михалыча сидел Гриша, вцепившийся в его куртку обеими руками. Из носа у программиста торчали ватные тампоны. От сухого, морозного воздуха у Гриши не выдержали сосуды и пошла кровь. Михалыч сказал, что это ерунда и скоро пройдет… А потом…
А потом на маленькую, заваленную снегом до крыши станцию выскочили из леса, толкая перед собой белую пену, две могучие машины. Лихо подпрыгивая на сугробах, словно на волнах, два снегохода подъехали к одинокой платформе с покосившейся надписью «Луговая» и замерли.
– Мать моя… – пробормотал Сергей. – Это по нашу душу, что ль?
– Михалыч! – Один из седоков резво спрыгнул в снег, тут же провалился по колено и, весело ругаясь, выбрался на тропу. – Михалыч!
– Я! – Михалыч кинулся навстречу.
Седок сорвал с лица маску и очки.
– Давно тебя не было!
– Семен!
– Михалыч!
Некоторое время они обнимались и хлопали друг друга по спинам.
– Мы чужие на этом празднике жизни, – пробормотал Сергей, а Гриша неопределенно хмыкнул. – Как бы то ни было, но Михалыча тут точно знают. Это хорошо.
– А с тобой кто? – поинтересовался Семен, отлипая от Михалыча.
– А вот друзья мои, Серега и Гриша. Гриша – молчун, так что не удивляйся. Ему нельзя. Челюсть сломал. А Серега у нас… ну он художник.
– О! Художник – это хорошо! У нас райское место для художников! Настоящий рай! – Семен подошел ближе. Пожал каждому руку, внимательно глядя в глаза. – Вам понравится. Городские. Я по глазам вижу, дальше парка не ходили… Понравится! А это, – он указал на сидевшего на втором снегоходе мужика, – брат мой, Колька. Помнишь, Михалыч, Кольку?!