Русские — не славяне, или Тайна ордена московитов
Шрифт:
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Мы с тобой одной крови — ты и я.
Р. Киплинг
Из всего сказанного можно сделать следующие выводы. Никаких «народов» в догосударственную эру на Земле не существовало. Общественные образования той поры были настолько зыбкими и нестабильными, что назвать их «народами» язык не поворачивается? Практически весь мир кочевал, постоянно перемешиваясь, а если какие-то из его частей время от времени и «выпадали в осадок», образовывая при этом островки оседлости, то говорить об образовании в них этносов не приходится. Ибо монолитность таких островков в силу отсутствия границ постоянно
Из-за всего этого этническая картина в мире была совершенно размытой.
Весь массив существующих в ту пору «этносов» можно свести к двум группам, наиболее сильно между собой различающимся. Это оседлые племена и кочевые. Названий оседлых народов история нам не сохранила. А вот имена их, если можно так выразиться, «крышевателей», т. е. кочевников, кормящихся за их счет, широко известны. Это «тюрки», «тавры», «франки», «немцы», «русы», «сербы», «варяги», «венгры», «гузы», «готы», «сельджуки», «казаки», «половцы», «куманы» и пр. Сюда же надо отнести и «монголо-татар».
Все эти такие, казалось бы, разные сообщества по сути (как, впрочем, с небольшими различиями и по названиям) представляют собой одно и то же — братства (товарищества) наемных всадников (солдат). Это их вожди составляли верхушку только нарождающихся тогда государств. Именно поэтому в истории не сохранилось названий оседлых народов. Их и не было. Я имею в виду названия. Эти народы назывались именами своих покровителей, этих кровожадных «прилипал», подобных современным рэкетирам.
Как ни прискорбно, именно этим «рэкетирам» нынешние державы (от слова «держать»), собственно, и обязаны своим появлением на свет.
Произошло это в два этапа. На первых порах кочевники лишь «окучивали» какую-либо территорию, полностью не сливаясь с проживающим на ней населением. Смысл «окучивания» заключался в том, чтобы насадить правящую верхушку и регулярно взимать с населения дань. Взамен кочевники обязывались охранять территорию от набегов других кочевников. При этом они не составляли регулярной армии, проживали отдельно, в Поле, являясь на зов лишь в случае опасности.
Второй этап представлял более тесное сближение «орды» и оседлого населения. «Орда» становилась регулярной армией. Вожди дружин получали поместья, обязываясь за это нести военную службу. Сами дружинники получали жалованье. Но еще долгое время после этих нововведений сохранялся дикий обычай отдавать города армиям на разграбление (плата за услугу) — пережиток эры наемничества.
Постоянные армии оказались для государств более эффективным приобретением, нежели своевольные наемники. Такие армии могли успешно противостоять натиску своих вчерашних соратников — обитателей Поля. Отвага и многочисленность последних оказались малоэффективными перед военной выучкой и железной дисциплиной в их рядах.
Благодаря этому власть стала плавно перетекать от обитателей Поля к государственным образованиям. По периметру последних размещались войска, выполнявшие пограничные функции. Усилилась изоляция держав, появилась возможность формирования наций в их границах.
В конце концов, последние остатки вольницы, веками терзавшей мирное население, были уничтожены или переведены на государственную службу и на земле восторжествовала оседлость.
Так, например, окончила свои дни Запорожская Сечь — одна из последних капель некогда безбрежного тюркского (русского) моря. 5 августа 1775 года Екатериной II был подписан манифест «Об уничтожении Запорожской Сечи и о причислении оной к Новороссийской губернии». Незадолго до этого, 5 июня того же года, войска генерала Петра Теке-ли, окружив Сечь, вынудили ее к сдаче без сопротивления. Сечь была расформирована, ее укрепления разрушены. Однако это не означало физического уничтожения казачества. Часть его в 1788 году по инициативе
На Кубани после долгих странствий оказалась и часть запорожцев, бежавших после ликвидации Запорожской Сечи под протекторат Оттоманской-Порты и основавших там Задунайскую Сечь. Не смирившись с турецкими порядками, казаки во главе с кошевым Йосипом Гладким передались России и образовали Азовское казачье войско, отличились в Крымской войне, после чего, будучи расформированными, и оказались на Кубани.
А. Фоменко с Г. Носовским в принципе верно отразили в своей концепции картину расцвета и гибели вольницы. Восстания Болотникова, Разина, Пугачева и др. — это не просто народные бунты, вызванные произволом властей, а реакция Поля, не желающего мириться с потерей власти. Вовсе не случайно такие восстания проходили под знаменем возведения на престол «настоящего» царя, а в рядах восставших всегда обнаруживался тот или иной претендент на это звание.
Так, например, восстание Ивана Болотникова проходило под флагом возведения на престол Лжедмитрия. Болотников даже называл себя «воеводой царя Дмитрия», якобы, не погибшего в Москве в 1606 г. Положение советской историографии о том, что это было крестьянское или народное восстание, не выдерживает критики. Ведь основной силой его было казачество, ничего общего с крестьянством не имеющее. Кроме того, к восставшим примкнул отряд дворян под предводительством рязанского дворянина Прокопия Ляпунова. Болотников также получил помощь от путивльского воеводы Г. Шаховского. На помощь ему выступил из Тулы и князь А. А. Телятевский.
Никак не похоже это на крестьянскую войну. Все большее число исследователей склоняется к мысли о том, что это была гражданская война или династическая распря.
С учетом сказанного не кажется нелепым и предположение о том, что Лжедмитрий I как раз и был настоящим царем.
Претендент на престол замечен и в воинстве Разина. Его по традиции называют самозванцем. Им был некий «царевич Алексей», выдававший себя за покойного сына царя Алексея Михайловича. Будто бы этот «царевич» нужен был Разину для легитимизации его действий. Мы уже никогда не узнаем, так это или нет, но с учетом того, что провластным историкам выгодно было объявить этого царевича самозванцем, а Стеньку Разина — «вором», можно предполагать, что «царевич» этот (по некоторым сведениям — князь Черкасский) имел какие-то права на престол.
Е. Пугачев также выдавал себя за царя — Петра III (Федоровича), опального мужа Екатерины II, умершего в Ропше при невыясненных обстоятельствах. Правда, в данном случае идентичность этих личностей сомнительна. Но тенденция очевидна. Можно предположить, что раньше попытки обитателей Поля насаждать правящие верхушки были более успешными.
В общем, Фоменко с Носовским не переборщили, говоря о выступлениях Поля, как о династических распрях и попытках восстановить утраченные приоритеты.
Но и идеализировать вольницу не стоит. Ничего позитивного для судеб человечества она в себе не несла. В том, что «орды» в свое время «держали» («одержавливали») чуть ли не всю Европу с Азией, нет ничего величественного. Обыкновенные паразитические структуры, которые заслужили свой приговор временем. Так и рэкетирство в эпоху перестройки быстро сменилось легальным бизнесом. Прихлебателей не терпели нигде и никогда, и то, что именно названия воинских объединений стали названиями современных государств, нельзя отнести к числу их заслуг. Это просто зигзаг истории. Вольница стояла у истоков формирования государств, но к их прогрессу она не была причастна. Ему способствовали лишь наука и производительный труд.