Русские оружейники
Шрифт:
Миша попробовал его лапту – получилось то же самое. А лапта эта была сделана из ручки деревянной лопаты с тяжелым концом, но, что особенно важно, она оказалась намного длинней прежней, в этом и было ее преимущество. Но играющие догадались об этом лишь тогда, когда за Васей установилась репутация доброго игрока…
Любители острых ощущений ходили на кулачные бои, без которых не обходился ни один праздник.
Бились не по одному, а большими партиями, ходили «стенка на стенку».
Чаще всего дрались две
Самые сильные кулачные бои происходили в приходский праздник – успение. Этот праздник назывался еще и кладбищенским. На кладбище в этот день собиралось множество народу.
Большинство приходило семьями или группами, с самоварами, пирогами и выпивкой.
Начинался праздник торжественно с молебствия и поминания родных; потом было гуляние, трапеза, а уж там – кто во что горазд.
К вечеру, обыкновенно, огромные толпы народу в ожидании кулачного боя сходились на широкую поляну за кладбищем, и наиболее повеселевшие начинали подзадоривать друг друга.
Вначале задирались мальчишки: то чулковцы начнут тузить зареченцев, то зареченцы примутся волтузить чулковцев.
Достаточно одной стенке начать отступление, как сейчас же в ее ряды становятся подростки покрепче, и она переходит в наступление. Тогда и в другую стенку вливаются более сильные бойцы. Потасовка разгорается. Стенки растут, ширятся. Вот уже «женихи» и «кавалеры» (так обычно называли молодых людей) вступили в бой. Азарт усиливается. Толпа дружными криками подзадоривает то тех, то других.
Если стенка под натиском другой отступает, крики толпы превращаются в дикий вопль. Этот вопль даже мертвых может поднять из могил. Живые же не выдерживают его. Вот почтенные люди с усами и с бородами, сняв пиджаки, распускают жилеты и, закатав рукава, бросаются помогать отступающим.
Нередко эти крики поднимают даже стариков, и седые коренастые деды с грозными окриками втаскиваются в шеренгу бьющихся.
Как-то в успение Миша прибежал к Дегтяревым:
– Вася, айда на кладбище, там бьются, сейчас Парменыч поскакал.
На кладбище уже было много народу. На пригорке расположились купцы. Они съезжались посмотреть на кулачные бои вместе со своими семьями в нарядных экипажах. Подпоив нескольких известных забияк и дав им мелочи на похмелье, частенько сталкивали их лбами, и потасовка начиналась. Так было и в этот раз.
Бой был в разгаре. Вася и Миша забрались на дерево и стали искать глазами Парменыча. Булочник Парменыч уже прикатил к месту боя на горячих лошадях, окруженный дюжими пекарями.
Привстав в тарантасе, огромный, массивный, он махал руками и зычным голосом кричал:
– Давай, давай, касатики, лупи их, сукиных сынов!
Когда же одну из стенок начали сильно теснить, он не выдержал, спрыгнул с тарантаса и с криком: «Ребята, за мной, наших бьют!» – бросился на помощь и бился с таким остервенением, что от него все летели, как от былинного богатыря…
Бой на этот раз кончился полюбовно. Парменыч дал денег на водку и ускакал. С «поля боя» в кабак потянулись побитые, подбитые, окровавленные.
– К черту, больше не пойду смотреть, – сказал Вася, спустившись с дерева. – Уйдем скорее, Миша, нехорошо мне.
Но проходил месяц-полтора, и они снова шли смотреть на кулачный бой. Других доступных им зрелищ в городе не было.
Но чем больше подрастали друзья, тем реже становились их встречи.
У того и другого помимо работы на заводе находилось множество дел дома по хозяйству.
Была и еще одна причина, почему Вася стал реже встречаться с товарищем, но об этом он до поры до времени не хотел ему говорить.
Васины тайны
Как-то, стоя за «шарманкой», Вася заметил, что все рабочие пристально смотрят на проход между станками, откуда доносились приглушенные голоса.
Зарядив «шарманку» пружинами, он тоже повернулся в ту сторону.
Вдоль цеха по расчищенному и подметенному проходу двигалась большая группа военных и штатских людей. Впереди всех быстро шел невысокий коренастый старик с пышной седой бородой, в светлой широкополой шляпе, в темной длинной рубахе и широких брюках, нависающих над сапогами.
В одной руке у него была толстая палка, но он шел легко и на нее совершенно не опирался.
Васю поразил быстрый и пронзительный взгляд этого человека, который тот бросал из-под седых нависших бровей.
Казалось, что, проходя по цеху, он видел не только станки, стоящие на переднем плане, и людей, работающих на них, но и видел, что делают эти люди, и понимал, о чем они думают.
Вася, почувствовав на себе этот взгляд, тотчас же взялся за работу, не успев рассмотреть ни самого старика, ни тех людей, которые его сопровождали.
Когда все вышли во двор, Вася отошел от «шарманки» и несколько секунд смотрел в распахнутую дверь на удаляющегося старика.
– Васька, ты чего глаза-то пялишь, аль графов не видел? – спросил его сосед.
– Это разве граф?
– Это не просто граф, это Толстой!
– Неужели тот самый, писатель?
– Он самый.
Вася, и раньше слышавший о Толстом, теперь вдруг захотел узнать о нем как можно больше. Но в цехе спрашивать было не у кого. «Спрошу у отца, – решил он, – или схожу к учителю… Он должен знать».
Учитель Федор Ильич, покашливая в кулак, принял его ласково, усадил, обложил книгами:
– Гляди, это все Толстой написал…
Вася слушал рассказы учителя до позднего вечера и домой принес от него толстую, зачитанную книгу – «Азбуку» Толстого со знаменитыми рассказами для детей.