Русские патриархи 1589–1700 гг

Богданов Андрей Петрович

Видит Игнатий над российским воинством благословение святого Сергия, «иже древле молитвою своею вооружил великого князя Дмитрия Иоанновича… татар победить». Оратор говорит о небесной помощи святых князей Бориса и Глеба сроднику своему Александру Невскому, «на неистовых немцев». Святой князь Александр тоже приведен в пример бессмертного мужества, когда в сече с рыцарями «отступника краля… сам уязвил мечем в лицо». В связи с историческими событиями упоминает Игнатий и Богородицу, помогавшую Мстиславу Удалому и другим ратоборцам. Ведь именно она «во время великого княжения… Василия. Димитриевича» обратила вспять от российских пределов орды Тамерлана!

Специальный исторический экскурс автор предпринял для того, чтобы призвать российское воинство к освобождению .Константинополя.

Он рассказывает, как «царство ромейское, еже есть греческое, за многое время сих настоящих времен по части переносилось в Россию» (от Владимира Святославича до «российских царей Романовых» [428] ), как еще при строительстве Константинополя явилось о том знамение Константину Великому, как предречена была миссия России святым Мефоднем Патарским и императором Львом Премудрым, как современные греки устами премудрых братьев Иоанникия и Софрония Лихудов взывают отвоевать «царей всея России отчинный их престол».

428

Основой аргументации Римского–Корсакова стало укорененное среди россиян убеждение в перемещении центра мирового православия в Россию, сформулированное в популярнейшем в Москве 1680–х гг. памятнике. См.: Богданов А. П. Автограф «Прений с греками о вере» Армения Суханова // Источниковедание отечественной истории, 1989 г. М., 1989. С. 175—205.

Римский–Корсаков высоко ценил «глубокий и неотъемлемый мир», о нем просил он Господа. Но в то же время ясно давал понять слушателям, что ныне, по вине агарян, мира нет, что басурманы «уничижают и бесчествуют» Российское государство, называя периодически посылаемые в Крым «любительные поминки» годовой данью, оскорбляя и мучая русских посланников, беспрестанно творя разбой на российской границе.

Потому, прежде чем просить мира, Игнатий молит Бога покорить «мужественным, храбрым и крепким российским людям» «все варварские языки, брани хотящие». Оратор не сомневается в правоте Российского государства и его конечной победе над мусульманской агрессией в Европе.

Патриарху, придерживавшемуся противоположного взгляда на предстоящий поход, со второй речью — к священникам — выступить не дали. Зато Римский–Корсаков произнес новое «Слово к православному воинству» перед огромным собранием войск за городом, у Новодевичьего монастыря, вручая полкам икону Одигитрии. «Слово» энергично и сжато развивало мысль предыдущей речи Игнатия. Опираясь на традицию, отраженную в чинах царского венчания, оратор назвал воинов российской армии «новым Израилем, родом избранным, царским священней, языком святым, людьми обновления» — подлинными наследниками библейских «избранников».

Воспев могущество девы Марии от Евангелия и византийской истории, Игнатий затем все ее заботы переносит на Россию. «Православное великороссийское государство, жребий самой Богоматери, ее помощью расширилось, ее пособием утвердилось, ее хранением в своей крепости доселе пребывает и ее утверждением врагов своих и супостатов преславно побеждает». Принесенная от государей в полки Путеводительница — залог торжества над всеми супостатами.

Борьба с Оттоманской Портой и Крымским ханством приобретает в устах Римского–Корсакова характер священной воины. Но священная война для России — не то, что мусульманский газават или католические крестовые походы. Не захват земель или отвоевание святых мест, а защита и освобождение братьев от агрессоров определяет ее сущность.

«Дело же вам предлежащее, — говорил Игнатий, — есть дело не ваше, но дело Божие, эанеже о вере православной кафолической, о славе Бога небесного, об освобождении Церкви, лютое и нестерпимое от врагов гонение страждущей, и о братии вашей, во пленении агарянском сущей… предстоит вам подвизаться».

В отличие от «Слова воинству», «Слово о помощи Богородицы» содержит и церковно–дидактические элементы. Игнатий требовал от воинов духовной чистоты. Оратор призвал их к воздержности от «лукавых дел» и к молитвам. Впрочем, в противность Иоакиму, спасение воинских душ Римский–Корсаков

связывал не с богомольностью (для обоих ораторов весьма сомнительной), а со святостью их воинского труда!, «ибо о Божией ратующим славе как победить есть славно, так и умереть душеспасенно».

Отредактированные и оформленные Игнатием по веем правилам книжного искусства, речи его к воинам вошли в число лучших историко–публицистических произведении XVII в. 14 марта богато оформленный экземпляр «Слова воинству» был поднесен царевне Софье Алексеевне; в 1689 г. Афанасий, архиепископ Холмогорский и Важский, сделал с авторской рукописи еще один список. Вероятно, для царевны было оформлено в книжечку и «Слово о помощи Богородицы''. Единственный сохранившийся его парадный экземпляр принадлежал (вместе с исчезнувшим позже «Словом воинству») библиотеке митрополита Суздальского и Юрьевского Илариона — знаменитого бессребничеством и милосердием основателя Флорищевой пустыни. Еще в XIX в. в пустыни имелся и подписанный Игнатием дарственный экземпляр «Слова воинству».

Особая близость Илариона к царю Федору (у которого он был восприемником сына и советчиком в выборе второй жены) заставляет думать, что превращение его архиепископии в митрополию 11 декабря 1682 г. (согласно плану епархиальной реформы) могло быть учинено государем в противность патриарху. Да и во время Московского восстания 1682 г. Иларион, согласно «Созерцанию» Сильвестра Медведева, мужественно содействовал планам царевны Софьи, приведя к Троице–Сергиеву монастырю представителей всех стрелецких полков с повинной [429] .

429

См.: Россия при царевне Софье и Петре I. С. 150—151.157—158.

Это, конечно, не означает, что искренний любитель и собиратель книг, обогативший созданную им библиотеку Флорищевой пустыни уникальными рукописями Игнатия Римского–Корсакова, Кариона Истомина, Иоанникия и Софрония Лихудов и других замечательных литераторов–современников (присылавших в пустынь книги и после его кончины) [430] . Иларион был явным сторонником правительства регентства и тем паче противником патриарха, который в 1682 г. и отправил его (вместе с Карионом Истоминым и экземплярами новой книги «Увет духовный») сопровождать доведенных до отчаяния восставших в Троицу.

430

См.: Георгиевский В. Флоршцева пустынь. Вязники, 1896; ср. Предисловие в кн.: Памятники общественно–политической мысли в России конца XVII века. С. 11 — 48 (описания рукописей).

Подозрение в близости к Софье опровергается тем фактом, что позже сам Петр I повелел оставить старого и ослепшего Илариона на кафедре. Второе заключение вытекает из общего либерального отношения Иоакима к духовной интеллигенции — при известной нетерпимости архипастыря к архиереям, осмелившимся противоречить ему в церковной сфере.

Не забудем о том, что наибольший личный интерес к острым публицистическим выступлениям Римского–Корсакова проявлял яркий и безусловный единомышленник Иоакима, архиепископ Афанасий Холмогорский, известный как убежденный грекофил, традиционалист в сфере религии и в быту, упорный борец с расколом и по политическим пристрастиям — безусловный «петровец», поддержавший стремление юного царя получить для России выходы к морям [431] .

431

О нем см.: Верюжский В. М. Афанасий архиепископ Холмогорский, его жизнь и труды в связи с историей Холмогорской епархии за первые 20 лет ее существования и вообще русской церкви в конце XVII века. Спб., 1908. Новые работы отмечены: Панин Т. В. Афанасий // Словарь книжников и книжности Древней Руси. Вып. 3. Ч. 1. С. 117—125.