Русские писатели XVII века
Шрифт:
В созвездии Водолея царь будет находиться, когда русские ратники поплывут через Черное море к Константинополю, чтобы освободить его от турок и передать христианскому царю, ибо Федор Алексеевич — наследник христианской веры, пришедшей из Византии, и потому «купно с верою» является и «стяжателем державы». Поэтому Полоцкий и сопоставляет Федора Алексеевича с Владимиром Киевским и выражает надежду, что бог передаст в руки Федора царство Константина.
На примере «Гусли доброгласной» можно наблюдать, как меняются и тон, и содержание общественно-политических высказываний Полоцкого. В первых своих стихах, обращенных к Алексею Михайловичу, Симеон лишь облекает в поэтическую форму факты уже совершавшиеся: он прославляет воссоединение Украины и Белоруссии с Россией, выполняет поручения Алексея Михайловича внутреннего порядка (борьба с расколом, организация школы) и восхваляет
Стремление поучать, вообще очень характерное для Симеона, обнаруживается не только в сборниках его проповедей, программных книжицах, таких, как «Орел российский» и «Гусль доброгласная», но и в большинстве его стихотворений, которые создавались им с явным желанием воспитать читателя, поучить его, исправить и наставить на путь истинный. А так как первыми (а при жизни иногда и единственными) читателями его «книжиц» были члены царской семьи, то, естественно, в его произведениях мы находим довольно широкую программу не только внешнеполитической деятельности царя, но и его внутренней государственной деятельности, равно как и личного совершенствования. Стихотворные сборники Полоцкого должны были научить его царственных учеников и учениц трудному искусству царствовать. На примере идеальных (с точки зрения главным образом церкви!) правителей древности (Филипп Македонский, Юлий Цезарь, Октавиан Август, Тит, Траян) или нового времени (Константин, Франциск I, Альфонс Арагонский) Симеон стремился раскрыть образ идеального царя — просвещенного правителя государства.
Полоцкий был слишком опытным царедворцем, чтобы прямолинейно, «в лоб», поучать своих скипетроносных учеников. Умный придворный стихотворец выбрал иной путь: в стихотворениях, вошедших в «Вертоград многоцветный» и «Рифмологион», разбросаны отдельные черты, из совокупности которых и слагается образ «просвещенного» правителя государства. Если мы к этому добавим, что Симеон неизменно прикрывается авторитетом христианской морали, действует и в интересах православной церкви, и учения Христа, что он нигде прямо не указывает на реальные недостатки существующих правителей, а лишь говорит об отрицательных чертах царя-«тирана», дурного, жестокого царя-мучителя, жившего задолго до его времени, — то станет понятным, почему поучения Полоцкого не вызывали никаких репрессий и не казались назойливыми, неприятными. Каков же идеальный просвещенный монарх в понимании Симеона Полоцкого?
Ну естественно, иеромонах-поэт на первое место ставит основную христианскую добродетель — смирение. Смиренным был (по Полоцкому, конечно, а не на самом деле!) римский император Октавиан Август, который будто бы очень любил беседовать с простым народом и стремился стать таким царем, какого желал бы для себя, если бы сам был простого роду. Когда народ захотел его причислить к лику богов, он отказался, ибо уже в это время родился «первородный бог» — Христос. Царь Агатокл Сикилийский, сын скудельника (то есть гончара), начиная трапезу, всегда ставил перед собой на стол простые глиняные сосуды, дабы смиренно помнить о своем низком происхождении, о своем «худородии». Идеальный царь всегда помнит о непрочности человеческого счастья, о бренности земного существования, о суете вообще всего мирского. Где они, спрашивает Симеон, славные цари, покорившие едва ли не всю вселенную? Где Александр Македонский? Мы даже не знаем, где похоронен он, где зарыты его кости. Всех съели черви, все истлели в земле. А Ассирийское славное царство, и Греческое славное государство — все пропали… Слава пролетает как ветер, исчезает как дым. И кто ради славы жертвует своими деньгами, тот подобен человеку, покупающему ветер и дым!
Идеальный царь должен быть милосердным, он должен любить своих подданных, как отец своих детей. Когда за грехи царя Давида бог захотел погубить его подданных, то царь «вопиял» к богу, моля казнить его самого, а не его народ. Вот царская любовь! Он сам хочет умереть, как отец или мать за свое любимое дитя! — восклицает в заключение Полоцкий. Александр Македонский спасает замерзающего воина, Траян отдает свои драгоценные одежды для перевязки раненых воинов — ими двигала искренняя любовь к своим ратникам. Император Тит, утверждает Симеон, считал погубленным тот день, когда он не сотворил какого-либо доброго дела. Полоцкий приводит распространенную легенду о персидском царе Артаксерксе, у которого будто бы правая рука (десница) была длиннее левой (шуйцы). Царская десница, считал Артаксеркс, потому долга, что он должен давать, а шуйца потому коротка, что не хочет брать.
В стихотворении «Делати», в котором
Но особое внимание Симеон уделил характеристике такой отличительной черты идеального правителя, как любовь к просвещению. Причина этого, по словам Полоцкого, заключена в том, что обычно все люди подражают царю: что любезно царю, то и все начинают любить. И благо тому царству, в котором царь подает пример благих нравов — для исправления всех своих подчиненных.
«Благой» царь в понимании Полоцкого — это убежденный христианин, благочестивый просветитель, защитник образования и наук, почитатель книг и мудрецов. Таким царем был Франциск I, любивший писание и мудрость, в то время как его родители, жившие подобно варварам, не заботились о просвещении. Франциск I отыскал умных, грамотных, просвещенных людей — и в скором времени мудрость была умножена по всей земле в подражание царю. Если мы сравним эти стихи с проповедями Симеона, особенно с тем словом на рождество, которое он написал для вселенских патриархов и которое содержало призывы к расширению просвещения и школьного образования на Руси, мы ясно почувствуем, для кого и с какой целью сочинял Полоцкий подобные стихотворные «приклады».
Конечно, Симеон создавал свои нравоучительные повести в стихах, надеясь, что царь прочитает их и поймет, как надо управлять государством. Показательно, что многие стихотворения «Вертограда многоцветного» лишены каких-либо гиперболических восхвалений, пышных сравнений, столь характерных для творчества придворного поэта. Ведь к числу добродетелей идеального царя Полоцкий присовокуплял и умение царя прислушиваться не к гласу льстивой толпы, а к гласу мудреца: не веруй гласу народа, говорит царю поэт, а ищи в деле правды человеческой. Недопустимо прислушиваться к окружающим царя льстецам, которые, например, угодливо говорили британскому королю Кануту, что все покорно царскому слову. Тогда король пришел на берег моря, положил у берега свою одежду и приказал морским волнам не касаться ее. И что же? Царское одеяние намокло. Так изобличил Канут своих «ласкателей». Еще решительнее поступил мифический африканский король Феодорих, который приказал казнить раба, изменившего своему богу из угодливости перед королем: кто изменил вере, тот изменит и королю.
По-видимому, и личный опыт придворной жизни повлиял на Симеона, когда он в стихотворении «Нищета царей» написал о том, что цари и князи хоть и всем богаты, но в одном терпят скудость: и рабов у них много, и сокровищ, и золота, но нищи они в друзьях, которые говорили бы им правду.
Полоцкий перелагает в стихи и известное сказание о дамокловом мече: прельщал Дамокл тирана Дионисия Сиракузского «блажением щастия, богатства и славы», царь не вытерпел, приказал одеть Дамокла в царскую багряницу, возложить ему на голову царский венец, вручить «неоцененный скипетр», усадить на царский престол и повелел всем исполнять желания Дамокла. Перед ним поставили стол, богато украшенный златом, с яствами и питьем, сладкая музыка услаждала его слух… Но над головой Дамокла царь приказал подвесить на волоске острый меч, и, увидев его, Дамокл вострепетал всем телом, изменился в лице, перестал есть и пить, не захотел слушать больше песен и зреть прекрасных юношей, а начал слезно молить Дионисия отпустить его со златого престола домой… Такова жизнь каждого человека: он и ест, и пьет, пребывает в чести и в богатстве, но над ним на тонком волоске висит «меч истинны божия» и угрожает смертью… И царь, поучает Симеон, не исключение, он такой же человек, и, чтобы управлять другими, ему самому необходимо в первую очередь научиться управлять самим собою, своими собственными страстями. Поэтому так важно царю, говорит Полоцкий, быть сдержанным, терпеливым, не унижаться до мести своим врагам и не только прощать их, следуя христианской морали, но и дарами и милостями превращать их из хулителей и врагов в друзей.
Хороший урок царю Александру дал морской пират Дионид. Когда его поймали, то царь спросил его, зачем он грабит суда. Разбойник ответил так: «Я один корабль разобью, и то меня люди зовут разбойником. Как же тогда нужно именовать царя, который творит брань многими полками на земле и на море и берет в плен многих людей? И если ото правда, то суди и казни меня по делам моим». Царь удивился дерзости пирата, но не рассердился на него, простил его обличения — ибо слова его во многом были правдивы — и отпустил, уговорив прекратить разбой.