Русские подвижники 19-ого века

Поселянин Е.

Ежедневно беседовали мы с ним до полуночи, и даже за полночь, о любви Божией, о вечности, спасении души, христианской жизни. Сладкая речь неумолкаемым потоком лилась из его уст. Такими беседами и молитвами святого старца Господь совершенно обратил меня на путь истины. Всем я обязан о. Герману; он мой истинный благодетель.

Своими беседами о. Герман обратил одного морского офицера-лютеранина в православие. Однажды старца пригласили на пришедший по Высочайшему повелению фрегат, где было 25 офицеров. Эту компанию образованных людей одетый в рубище монах привел в такое положение, что они не знали, что ему отвечать. "Мы были, — рассказывал капитан, — безответны, дураки пред ним!"

Старец предложил всем общий вопрос: "Что вы, господа, больше всего любите, и чего бы каждый из вас желал для своего счастья?" Послышались всякие

ответы. — "Не правда ли, сказал старец, все ваши желания можно свести к одному: всякий желает того, что считает лучшим и наиболее достойным любви?" — "Да, так". — "Что же, продолжал он, — лучше, выше, превосходнее всего, достойнее всего любви, как не сам Господь наш Иисус Христос, Который нас создал, украсил совершенствами, всему дал жизнь, все содержит, питает, все любит, и Сам есть любовь и прекраснее всех человеков? Не должно ли поэтому превыше всего искать, любить и желать Бога?" "Ну да, это разумеется", ответили все. — "А любите ли вы Бога?" спросил старец. — "Конечно, любим Бога. Как не любить Бога!" — "А я грешный более сорока лет стараюсь, и не могу сказать, что совершенно люблю Бога. Если мы любим кого, всегда помним его, стараемся угодить тому, день и ночь сердце наше им занято. Так ли вы, господа, любите Бога? Часто ли обращаетесь к Нему, всегда ли молитесь и исполняете заповеди Его?" — "Нужно признаться, батюшка, что нет". — "Для нашего блага и счастья, заключил старец, дадим себе обет, что от сего часа, сей минуты будем стараться любить Бога уже выше всего, и исполнить Его святую волю".

Иногда и за полночь засиживался о. Герман за беседою, но ночевать никогда не оставался и возвращался к себе на остров. Вообще, за беседою о. Германа забывалось время, и нередко слушающие с вечера засиживались до рассвета.

Святою жизнью своею о. Герман стяжал себе сверхъестественные дарования. Любя животных, он кормил из рук дикого зверька, горностая и медведей, остановил пожар и наводнение, созерцал будущее.

О месте подвигов своих о. Герман говорил ученикам: "Хотя и много времени пройдет после моей смерти, но меня не забудут, и место жительства моего не будет пусто: подобный мне монах, убегающий славы человеческой, придет и будет жить на Еловом, — и Еловый не будет без людей". — "Миленький, спросил о. Герман 12-ти летнего креола Константина, как ты думаешь, часовня, которую теперь строят, останется ли втуне?" — "Не знаю, апа". — "Помни, дитя мое, что на этом месте будет со временем монастырь"… "Через 30 лет по смерти моей, говорил о. Герман, вспомнят меня".

"Когда умру я, приказывал о. Герман, — схороните меня рядом с о. Иосафом. Быка моего убейте, никого в гавани не извещайте, схороните меня одного. Тело положите на доску, сложите на груди руки, закутайте меня в мантию, и ее воскрылиями покройте мое лицо и клобуком голову. Лица моего никому не показывайте. В земле покройте меня бывшим моим одеялом".

Когда приблизился час кончины его, он велел ученику своему зажечь свечи пред иконами и читать Деяния св. Апостолов. Тихо преклонил он голову на грудь ученика, лицо его просияло, и келлия исполнилась благоухания. Блаженная кончина праведника последовала 13 декабря 1837 г., на 81 году его жизни.

В тот вечер в селении Катани (на Афогнаке) и в разных других местах был виден над Еловым островом светлый столп, досягавший до неба. В другом селении на Афогнаке видели человека, поднимавшегося с Елового острова к облакам. Потом жители узнали, что в этот день отошел о. Герман.

Несмотря на запрет старца, в гавань было дано знать о его смерти. Правитель колонии объявил, чтоб его ждали, что он приедет на похороны со священником. Но вдруг началась страшная буря, море волновалось целый месяц, и не было никакой возможности совершить короткий двухчасовой переезд по проливу. Целый этот месяц тело о. Германа лежало в доме его воспитанников, с неизменяющимся лицом и не издавая никакого запаха. Наконец, старца схоронили одни еловские жители. Тотчас море утихло и улеглось, как зеркало. Бык старца по смерти его затосковал и сам убился лбом о дерево.

В 1865 г. настоятель Валаама стал собирать сведения о жизни о. Германа и получил их от двух служивших в том крае русских архиереев, от учеников старца и от престарелого С. И. Яновского, бывшего в 1817–1821 г. главным правителем всех российско-американских колоний. 13 декабря 1867 г., в присутствии игумена и старцев, на Валааме было читано жизнеописание

о. Германа. Так исполнилось предсказание старца, что о нем вспомнят 30 лет спустя по его смерти.

В 1842 г. апостол Сибири, архиепископ Камчатской и Алеутский Иннокентий, впоследствии митрополит московский, плывя в Кадьяк, был застигнут бурею. Опасность была крайняя. Обратившись к Еловому острову, архиеп. Иннокентий сказал в уме своем: "Если ты, о. Герман, угодил Господу, то пусть переменится ветер". Не прошло и четверти часа, как ветер стал попутный, и судно благополучно пристало к берегу. Преосв. Иннокентий, за избавление, сам отслужил на могиле о. Германа панихиду.

Кратки и немногосложны известия о жизни о. Германа, но в каком немеркнущем сиянии является это имя! С отрочества отдаться Богу, безропотно и навсегда послушно покинуть родину, вести отреченную жизнь среди дикого племени, заступаться, молиться, учить, примирять, жалеть, страдать за него — и смиренно закатиться, чтоб не в возлюбленной, как любит русский свою Россию, земле отдыхать хоть смертным пеплом, но остаться стражем у дальней холодной волны океанской: какой неумолчный благовест разносится от этой молчаливой жизни, какой это дивный пример!

АРХИМАНДРИТ ФЕОФАН, НАСТОЯТЕЛЬ КИРИЛЛОВО-НОВОЕЗЕРСКОГО МОНАСТЫРЯ

Архимандрит Феофан был одним из учеников, хотя не непосредственным, славной стаи великого старца Паисия Величковского, через которого возобновилось древнее учреждение старчества, принесенное и в Россию и процветшее в нескольких русских обителях. Сам получив иноческое воспитание на началах старчества, архим. Феофан в этих началах воспитал и несколько поколений обновленного им Новоезерского монастыря, а равно и других обителей, находившихся под его руководством. Кроме личных трудов, арх. Феофан навсегда будет памятен в летописях русского иночества теми заслугами, которые оказал он в деле духовного обновления русских обителей, когда состоял при знаменитом праведною жизнью своею и православною ревностью митрополите новгородском и петербургском Гаврииле (ум. 1801 г.). Он указал ему на таких лиц, как о. Назарий, знаменитый восстановитель Валаама; благодаря ему был вызван из заточения знаменитый о. Феодор (Ушаков); указанные им лица восстановили такие обители, как Тихвинскую, Симонову (московскую), Клопскую.

О. Феофан, в миру Феодор Соколов, родился в г. Троицке 12 мая 1752 г., в небогатой дворянской семье. Хотя он получил только самое первоначальное образование, но он пополнил его горячею любовью к чтению, причем читал исключительно книги духовного содержания. Это чтение, вместе с особым расположением к чистой жизни, возбудило в душе его желание монашества. Четырнадцати лет от роду он открылся в этом сверстнику, сироте, жившему в их доме. На этого мальчика настроение Феодора подействовало так сильно, что он удалился в Саров, так как ничто не связывало его; но Феодор, по требованию родителей, поступил на службу в Москву, в вотчинную коллегию. Его усердие и способности обещали ему хорошую служебную дорогу, но одно событие, которое глубоко потрясло его душу и неотразимо убедило его в ничтожности земной жизни, окончательно удалило его сердце от мира. Он бросил службу и удалился в монастырь. Это событие — была московская чума 1771 года.

Саровская пустынь, где находился товарищ Феодора, управляемая праведным, широко известным старцем Ефремом, с ее строгими уставами, недостаточно еще казалась ему суровою, он искал такого места, где была бы "жестокая жизнь" и наставника в высшей степени требовательного. Такова была Санаксарская пустынь и ее начальник, отец Феодор (Ушаков).

Жизнь там напоминала времена первых иноческих общин. Несмотря на то, что о. Феодор, по прежней службе своей в Петербурге, в гвардии, имел большие и богатые связи, он не изменял убогого вида монастыря. Монастырь обнесен был деревянным тыном, церковь была одна, деревянная, со стенами неотесанными и внутри, с волоковыми окнами; служба отправлялась при лучинн. Братия ходила в лаптях и балахонах, а кафтан был один на всех и надевался лишь при выходе из монастыря. Чтоб очистить души от пристрастия к земным вещам, о. Феодор нарочно давал братии балахоны самые убогие и не по росту. Всенощная длилась семь часов, ночью вокруг тына ходили по очереди иноки. О. Феодор следил за малейшими движениями чувств и мыслей своих учеников. Основными правилами ставил полное отречение своей воли и совершенно не допускал слов: "Я не желаю, не хочу".