Русские (сборник)
Шрифт:
В папке были в основном стихи. Люди на Севере, как давно заметила Валентина Петровна, склонны к поэзии. И сами пишут, и читают, и очень много под гитару свои песни поющих — даже специальный концерт завтра состоится бардов «Обьгаза».
Такой перевес поэзии над прозой Валентина Петровна объясняла складом людей, здесь живущих. Достаточно было пяти минут душевного общения с ними, чтобы стало понятно — по духу большинство из них, да, наверное, и все, независимо от возраста, всё те же романтики шестидесятых. Таким, конечно, ближе поэтическое восприятие жизни. И это нужно развивать, укреплять: и жить им так легче, и работают лучше, честнее…
Валентина
Подпись: «Эл. монтёр ЭВС Стребиж Н.А.»
М-да-а… Кто он, этот Стребиж Н.А. из маленького Узюм-Югана? Какой национальности? Стребиж… Часто ли упражняется в стихотворстве?..
Валентина Петровна перелистнула страницу, желая, но и боясь найти ещё произведения этого Стребижа Н.А., но дальше было стихотворение Сухоткиной Д.В., диспетчера Лонг-Юганского ЛПУ, о тундре, синих снегах и вольном ветре. Вернулась к предыдущей странице.
Ладно, пусть остаётся Стребиж Н.А., пусть поглумятся специалисты-филологи над его неуклюжим, но искренним «Меж дремучими лесами…». А вдруг и поймут — такое тоже случается… Валентина Петровна вспомнила красавца-поэта, «живого классика», и ей представилось, как тот сидит в тёмном, набитом книгами и рукописями кабинете, пятнышко жёлтого света настольной лампы освещает этот листок, и поэт, наморщив лоб, сдвинув брови, дрожащим, почти ласковым шепотом басит: «Завываются турбины, перекачивая газ, протекает речка мимо, извиваясь много раз… — и лицо его разглаживается, глаза счастливо вспыхивают: — А ведь так и есть! Как хорошо, как верно схвачено!»
Валентине Петровне даже как-то легче сразу стало, почти весело. И тут же наткнулась в папке на то, что её возмутило.
— Сколько ведь говорила, а! — вскричала она, и рука сама собой потянулась к кнопке вызова секретарши. Но не нажала… Что ругаться… Наверняка пятьдесят таких вот листов убрала, а пятьдесят первый не заметила, пропустила.
Валентина Петровна ещё раз пробежала взглядом документ, который необходимо уничтожить:
«Начальнику Службы по связям с общественностью Рындиной В.П.
На Ваше письмо № 40/1991 от 09. 04. 04 сообщаю, что в Карнинском ЛПУ МГ пишет стихи инженер службы А и М Воинов Дмитрий Сергеевич 04. 10. 64 г. р. Стихи прилагаются.
Начальник Карнинского ЛПУ МГ Озорнов В.Н.»
Бумагорезка щёлкнула, мягко загудела, разогнала ножи и с жадным урчанием стала превращать лист в тонкие, похожие на спагетти, полоски.
Во Дворец Валентина Петровна прибыла заранее, проверила, как работают микрофоны, не забыли ли минералку для президиума, достаточно ли стаканчиков.
В кармане жакета задрожал мобильный. «Что ещё?! — ойкнуло в груди. — Кто? Геннадий? Петров? Бойко?..»
Выхватила телефон, цепанула глазами номер на экранчике. Фуф, домашний. И мгновенно успокоившись (значит, всё нормально у москвичей), но и с некоторой досадой нажала клавишу:
— Да! Что у вас?
— Привет, Валь, это я, — как всегда в последнее время, будто со сна, вяловато-натужный голос мужа. — Как у тебя?
— У меня? У меня всё хорошо. Сейчас открытие начнётся вот-вот, жду стою… — Валентина Петровна говорила, как она это умела, совсем негромко, почти беззвучно, но внятно. — А ты что? Случилось что-то?
— Да тут… Тут эта… После уроков встретила возле школы, — так же вяловато-натужно, но уже и с ноткой виноватости начал муж. — Эту встретил…
Валентина Петровна перебила:
— Говори быстрее. Сейчас Павел Дмитрич подъедет!
— А, ну да. Ну… В общем, моя выпускница давнишняя встретилась, просила поговорить с тобой…
— Так, — снова перебила Валентина Петровна, начиная догадываться. — Кто? По какому поводу?
— Эта, Галя Ищенко… Она стихи пишет. Просила посодействовать, чтоб в семинар записали…
— Да-а?! — Валентина Петровна на секунду потеряла контроль над голосом, заметила, что на неё оглянулись. — Всё у тебя? Передай этой Ищенке, что с интриганками я…
— При чём я-то тут? — И голос мужа слегка оживился. — Она просила, я тебе сообщаю. Решай сама… Я её сто лет не видел…
За окном появился микроавтобус Геннадия. Валентина Петровна бросила мужу:
— Всё, Алексей, вечером всё обсудим. Пока! — Сунула телефон в карман, оправила жакет, ещё раз боковым зрением взглянула на свое отражение. — Та-ак, с Богом…
Первым, как и в аэропорту, шёл Юрий Вадимович. В руках пакеты из крепкого шуршащего полиэтилена. Лицо слегка озабоченное, каким и должно быть лицо ответственного человека перед важным мероприятием. За Юрием Вадимовичем следовали остальные гости, но у этих на лицах в основном равнодушие, даже скорее показная тоскливость: устали, мол, от поездок, встреч, сидения в президиумах, от микрофонов…
К Юрию Вадимовичу тут же ринулись несколько его знакомых. Писатель и поэт Смолянков, профан и глупец, но зато добросовестный — золотые руки — строитель; за ним поэт Вязьмикин, очеркист Кругловецкий (их часто в «Российском Севере» печатают), поэт Загоров (его не печатают, и поэтому он здоровался громче всех, дольше всех тряс запястье Бойко). Когда главреду из Москвы совершенно перекрыли дорогу, подоспела Валентина Петровна:
— Добрый день! Прибыли? Проходите, пожалуйста, раздевайтесь. — Повела выпрямленной в локте рукой в сторону гардероба, и толпа тут же распалась, образовав просеку.
Юрий Вадимович двинулся вперёд, Валентина Петровна пошла рядом с ним.
— Пообедали?
— Да, спасибо, — кивнул Бойко и как-то бесцветно, дежурно добавил: — Отличная кухня…
— Стараемся.
В двух шагах от гардероба она отстала, пропуская мимо себя литературоведа, красавца-поэта, молодого Олега Романовича, певицу, артиста… Делегация начала стягивать свои куртки, пальто, пропитки, а Валентина Петровна скорым шагом направилась ко входу в малый концертный зал.
— Запускайте, — велела стоявшей наготове администраторше.