Русские (сборник)
Шрифт:
— Конечно… да-да… — закивали гости.
Одни тут же стали забираться в салон, другие спешно докуривали. Геннадий, судя по глазам, был озабочен — как всех разместить. Вроде бы сидений хватает, но вот вещи… Пачки с книгами, футляр-ящик звукорежиссёра, баул певицы, чемоданы поэта и фольклориста…
«Прокольчик! — тут же укорила себя Валентина Петровна. — Нужно было “Газель” брать, не шиковать с этой “Тойотой”!..»
И машинально выхватив взглядом две-три фигуры, определила: «Этих бы можно было не приглашать…»
Вообще, она слегка обиделась на Юрия Вадимовича за подбор делегации — он расписывал ей по телефону,
Особенно не понравился ей самый пожилой — наверное, тот самый профессор-литературовед, о котором Юрий Вадимович говорил, что родом тоже откуда-то с Севера, чуть ли не крупнейший сейчас знаток поэзии двадцатых-тридцатых годов. А выглядит, прости господи, как бичара какой-то: полтора метра с кепкой, худой, кривоплечий, курит в кулак, кепка засаленная, хоть щи вари. Портфель морщинистый, ручка скотчем обмотана… Или этот — этого она сразу узнала — народный артист России, сыграл ролей двести в кино, у Тарковского даже снимался, но сейчас, увидев его, его сутуловатую фигуру, испитое лицо, тонкие синеватые губы, седоватый ежик волос, Валентина Петровна вспомнила только один фильм с его участием, где он играл шофера-камазника, любящего остограммиться после работы и матернуться.
Певица её тоже разочаровала. Валентина Петровна раз-другой натыкалась на неё по телевизору, там она была симпатичной, длинноногой, сочной такой, с пышными волосами, а теперь вот стоял перед нею воробьишка какой-то, а не артистка. Лицо всё в мелких синеватых жилочках, глаза тусклые…
Сразу, с первого взгляда, ей понравился только поэт — «живой классик». Он был действительно известный, даже вроде бы недавно включенный в школьную программу. Метра два ростом, крепкий, подтянутый, лицо с волевым подбородком. Одет в добротное пальто и песцовую шапку, на ногах зимние сапоги. Видно, знал, куда ехал — не в Сочи загорать.
Оглядевшись, поэт восторженно пробасил:
— Красотищ-ща! Сосны-то, а! — И согнувшись чуть не пополам, полез в маленькую, похожую на яхточку, «Тойоту».
От аэропорта до города путь неблизкий — километров тридцать по бетонке. Когда Пионерск начали строить, мало кто думал, что он станет столицей огромного региона под названием «ООО “Обьгаз”» и ему понадобятся авиарейсы. Когда же это время пришло, удобное место для посадки и взлета лайнеров отыскалось только в получасе езды от города. Но может быть, и хорошо, что так — шума самолетов не слышно. А рано или поздно Пионерск разрастётся, и аэропорт станет ближе.
Словно бы заразившись от поэта восторгом, москвичи стали ахать и охать по поводу стоящих по обочинам бетонки сосен.
— Как свечи в церкви, как свечи… — приговаривал литературовед Михаил Аркадьевич.
— А мне раз такие же сосны жизнь спасли, — неожиданным для Валентины Петровны громким, звонким голосом, как-то очень весомо (а на вид лет двадцать пять, и одет, как пацан дворовый) объявил молодой писатель. Все притихли.
Он без промедлений стал рассказывать:
— Я в Карелии служил, под Вяртсилей, это на границе с Финляндией. И там в основном ёлки и березы,
Не знаю, зачем наряд этот вообще был нужен — пытка просто… Ну и вот… а зима, холодрыга, влажность, и мы на лыжах с сержантом. Без собаки, кстати, вопреки уставу… Половину где-то прошли, буран начался, и такой — прямо конец всему. И ещё резко так, сразу, из тишины — в-вху-у-у! Мы с сержантом сразу потеряли друг друга, я под ёлку залез… А там ёлки — до неба просто, внизу лапы огромные, как в шалаш под них забираешься. Я забрался, сижу. Метёт — вообще!..
«Как ошпарили его, — поморщилась про себя Валентина Петровна. — Пьяный, что ли?!»
— Часа три просидел, все сигареты скурил. Потом утихло кое-как. Вылез, откопался, лыжи надел на валенки, а куда идти — хрен его знает, — не сбавляя темпа, продолжал молодой писатель; Валентина Петровна заглянула в блокнот с фамилиями членов делегации, нашла его имя-отчество: Олег Романович, автор трёх книг прозы, переведён на немецкий и французский языки. Понятно…
— Куда идти? Тропы нет, сержанта нет, ориентиры потеряны…
— А компас? — вставил вопрос-подсказку маловзрачный мужчина в спортивной шапочке — фольклорист.
— Да не было у меня компаса, и не умею я по нему… Пошёл наобум просто. А это пограничная полоса — деревень никаких, ничего. Можно неделю бродить, и никого не встретишь. Ну, думаю, звиздец тебе, рядовой Шарыгин, — найдут по весне, если росомаха всего не сожрёт. Иду на этих лыжах армейских, которые не катятся ни фига, постепенно, чувствую, силы кончаются… «Вот щас, — думаю, — присяду, передохну». А впереди сосны такие же — с оранжевыми стволами почти от самого комля. «Ладно, — сам себя так уговариваю, — до них дойду, там посижу». Иду, дохожу. И как-то лучше сразу становится. Ствол потрогаю — тёплый, как живой, действительно. Обниму, отдышусь, дальше потихонечку, до другой кучки сосен. Вот так и спасся. Прямо на заставу вышел, только, хм, не на нашу, на соседнюю. Они меня на шестьдесят шестом к нам потом увезли…
«Говорун, — вспомнила Валентина Петровна. — Эт-точно».
Рассказ молодого писателя, видимо, произвёл впечатление — люди сочувствующе-уважительно вздыхали: «М-да-а…» А журналистка столичной газеты, девушка лет двадцати с небольшим, с короткой стрижкой, но страшненькая, спросила:
— Вы не писали об этом?
Молодой Олег Романович усмехнулся:
— Нет, вы что…
— А что? Интересный сюжет!
— Джек Лондон опередил… Короче, испорчена тема.
Впереди показались очертания пятиэтажных домов. Валентина Петровна повернулась к гостям:
— Так, господа, сейчас мы едем в пансионат. Завтракаем, размещаемся, небольшое оргсовещание, потом отдых, обед, а в четырнадцать часов — открытие Дней журнала «Российский Север»… По окончании, в семнадцать часов — установочные мастер-классы… Извините, график сегодня очень плотный… А в девятнадцать часов — торжественный ужин в ресторане «Зори Югорья». На завтра у нас экскурсия в «Суеват Пауль»… это музей быта народа манси под открытым небом, уха…
В общем, — прервала себя Валентина Петровна, — я раздам программу. Ознакомитесь. Прошу учесть, что график работы, повторяю, очень плотный.