Русские современники Возрождения
Шрифт:
Кирилл несомненно понимал, что положение Белозерского княжества, с которым он отныне связал свою деятельность, было совсем не легким. Уже в 1397–1398 и 1401 гг., как раз тогда, когда он основал свой монастырь на Белоозере, в соседней Двинской земле шла война между сыном Дмитрия Донского, великим князем Василием Дмитриевичем, пытавшимся присоединить эту землю, и Новгородом. Великий князь дважды потерпел поражение. В ходе этой войны новгородцы заняли столицу Белозерского княжества. И московские воеводы вынуждены были «быть челом» новгородцам. Василию Дмитриевичу пришлось признать исконность новгородской власти на севере. Но не только столкновения между Москвой и Новгородом сказывались на Белозерской земле — в самом Московском княжестве начиналась борьба за власть между малолетним Василием II, за которым стоял митрополит, и его дядей — Юрием Галицким. Когда же, не подчинившись митрополиту, Юрий «отъехал» в Галич, опекуны малолетнего Василия II послали вдогонку за отъехавшим князем его
Как же вел себя в этой обстановке основатель монастыря на Белозерской земле? Житие Кирилла и более поздние памятники, написанные много лет спустя, когда Кирилл Белозерский был уже признан святым, включали его наряду с митрополитом Алексеем, Сергием Радонежским, в число «благих советников» великого князя Московского и объясняли его уход на север желанием соблюдать «безмолвие», избегая владения «селами» (монастырскими земельными угодьями). Однако современные Кириллу памятники — документы, созданные в монастыре еще при жизни его основателя, — рисуют совсем другой образ Кирилла.
Создание монастыря на севере вовсе не означало для ушедшего из Москвы инока окончание его трудов и начало тихой отшельнической жизни. Напротив, первое, чем стал заниматься Кирилл на Белоозере, было приобретение соседних земель. Земли эти монастырь покупал или получал в дар. В последнем случае монахи в течение ряда лет молились о спасении души дарителя. Всего от времени Кирилла до нас дошло 45 таких купчих и «данных» грамот{48}.
Заботясь о расширении и укреплении своего монастыря, Кирилл не мог стоять в стороне от междукняжеских споров тех лет. Кому подчинялся его монастырь? Его официальным патроном считался архиепископ Ростова Великого, находившегося за сотни верст от Кириллова монастыря, гораздо ближе к Москве. Но власти этого духовного патрона Кирилл мог противопоставить власть светского государя — князя соседнего Белоозера. А этим князем был Андрей Дмитриевич, тот самый, который, как мы уже видели, не помог своему племяннику Василию II, вступившему на великокняжеский престол в 1425 г., «норовя» его сопернику Юрию. Кирилл был уже болен в те годы и пережил Василия I всего на два года, но он успел оставить один весьма красноречивый документ, свидетельствующий о политической позиции основателя Белозерского монастыря.
Это — «духовная», завещание Кирилла, составленное им перед смертью, когда он впал в «частые и различные болезни». Свой монастырь он передавал под покровительство Андрея Дмитриевича Белозерского и Можайского, именуя его при этом необычным титулом — «великого князя»: «Предаю монастырь — труд свой и своей братии — богу и пречистей богородици, и господину князю великому, сыну своему Андрею Дмитриевичю… А тобе, господина князя великаго, сына моего, Андрея Дмитриевичя… в всем бог простит и благословит. Господине и господине князь великий Андрей Дмитриевичь, много молю тя…» Такое настойчивое употребление великокняжеского титула при обращении к Андрею Белозерскому вовсе не было случайным. В грамотах, написанных в предшествующие годы, Кирилл точно и в соответствии с официальной московской традицией именовал Василия I (которого он призывал в 1399–1402 гг. примириться со своими соперниками — суздальскими князьями) «князем великим», а его братьев-вассалов Андрея Дмитриевича и Юрия Дмитриевича просто «князьями». Впоследствии, приводя текст завещания Кирилла, автор его жития тщательно исправлял в нем титул Андрея, ставя всюду вместо «великого князя» просто «князя». Необычная титулатура в духовной Кирилла свидетельствовала о его особом сочувствии Андрею Дмитриевичу, занявшему, как мы видели, особую, весьма независимую позицию в ходе борьбы за великокняжеский престол в Москве.
Но почему все-таки Кирилл в своем завещании назвал Андрея Дмитриевича Белозерского, едва ли претендовавшего на московско-владимирский престол, «великим князем»?
«Великими князьями» именовались на Руси конца XIV — начала XV века не только князья московские, владевшие владимирским великокняжеским престолом. Так же звались и тверские и суздальско-нижегородские князья, уже утратившие власть над Владимиром, так же именовались и князья Рязанские{49}. А Белозерское княжество вплоть до конца XIV века было независимым: «Неколи (некогда) бысть Белозерское княжество великое» — говорится в нескольких летописях; под властью белозерских князей находились более мелкие князья. «Великий князь» — это суверенный государь, князь, независимый от московско-владимирского. Под власть такого князя, — а не в распоряжение епархиального владыки, ростовского архиепископа (как это было обычно) — отдавал Кирилл Белозерский свой монастырь.
Независимость — вот то благо, которого искал на далекой окраине Русской земли основатель монастыря на Белоозере. Независимость эта заключалась не только в возможности выбирать собственную позицию в начинавшихся в Московской земле распрях. Она проявлялась и в духовной деятельности, в создании и накоплении книг, начавшемся почти сразу же после основания монастыря.
Это были не только книги, необходимые для церковной службы, но и сборники для чтения в свободное время. Свободного времени было, правда, у монахов не очень много: трудная монастырская жизнь с многочасовыми стояниями в церкви и заботами о хозяйстве занимала большую часть дневных часов. Но читать и писать любознательные и прилежные монахи могли и в кельях, по ночам, а летом даже без лампады — на Сиверском озере не хуже, чем на Неве. «…у вас в Кирилове в летнюю пору не знати (не различить) дня с ночью…» — вспоминал много лет спустя о кирилловских белых ночах Иван Грозный{50}.
От Кирилла Белозерского дошло двенадцать принадлежавших ему книг — едва ли не древнейшая личная библиотека Руси{51}.
Что находилось в этой библиотеке? Основу ее естественно составляли сборники канонического и церковно-учительного характера. Но наряду с религиозными и нравственными вопросами, Косму-Кирилла интересовали и совсем другие темы, относящиеся, как тогда говорили, к области «внешней», «еллинской премудрости». В сборниках Кирилла мы находим такие статьи, как «О широте и долготе земли» (включающие также рассуждение «о земном устроении», «о громовех и молниях» и т. д.), «Галиново на Ипократа» с изложением теории Гиппократа (взятой из сочинений его продолжателя Галена) о четырех стихиях, «Александрово» — сочинение одного из комментаторов Аристотеля о развитии человеческого зародыша и т. д. Характеризуя статьи из сборников Кирилла Белозерского, историки науки отмечают, что «статьи о широте земли, о земном устроении и пр. отличаются совершенно трезвым натуралистическим характером. В них нет никаких богословско-символических, мистических элементов. Совершенно деловым образом они сообщают ряд фактических сведений цифрового содержания о величине некоторых астрономических объектов и расстояний»{52}. Если «Христианская топография» Космы Индикоплова (греческого писателя V–VI вв. н. э.) настаивала на том, что земля «четвероугольна» и отвергала представление о ее «круглообразности» и нахождении среди неба (т. е. античную теорию шарообразности земли) как противное «всему божественному писанию» и неприемлемое для «естества и ума»{53}, то статья «О широте и долготе земли» предлагала именно такие «злая изложения» — земля здесь сравнивалась с желтком яйца, а отстоящее от нее со всех сторон на равных расстояниях небо — с окружающим желток белком.
Интересы Кирилла Белозерского были шире интересов большинства монахов того времени. И в своем монастыре он не склонен был подавлять их.
С самого начала своего существования Кириллов Белозерский монастырь входил в жизнь Руси как важный культурный центр — отдаленный, зато независимый.
Вокруг Ефросина
Начало деятельности Ефросина, его первые книгописные труды в Кирилловом Белозерском монастыре относятся как раз к годам окончания «великого нестроения», ко времени, когда едва оправившаяся от «свар» и «боев» земля начинала жить более спокойной Жизнью, и монахи монастыря, расположенного в далеко не безопасном месте, могли начать читать, писать и думать о самых разнообразных вещах.
Как появился в Кирилловом монастыре Ефросин, откуда он взялся? Конечно, инок этот не мог родиться в монастырских стенах и должен был откуда-то прийти. Но из каких мест? Когда принял постриг?
Если в 1446 г. Ефросин уже был монахом Кириллова монастыря, он мог увидеть небывалое зрелище: поддерживаемый с обеих сторон за руки, «уничижийный» (униженный) и «нищевидный», в монастырь был привезен бывший великий князь Василий Темный{54}. Должны были доходить до Ефросина и отзвуки последующих событий: восстановление Василия на престоле, изгнание и отравление Шемяки. Но достоверных сведений об этом у нас нет. Единственный надежный источник наших знаний об Ефросине — лаконичные записи на ефросиновских сборниках. Однако если о самом Ефросине сведений мало, то о его непосредственном окружении, о людях, живших и действовавших рядом с ним, а возможно и вместе с ним, кое-что известно. И главный источник этих сведений тот же, откуда мы узнаем и об истории Руси в те годы, — летопись.
Интересовался ли Ефросин летописанием и участвовал ли он в его ведении? Он знал труд «Нестора XV века» — «свод 1448 г.». Именно из этого свода (из Софийской I летописи) он переписал Послание новгородского владыки Василия тверскому епископу Федору о земном рае, увиденном новгородцами, и прямо отметил его летописное происхождение — «от летописца взято». В этом послании Василий утверждал, что рай на земле, где жили когда-то Адам и Ева, не погиб. Он рассказывал о нескольких новгородцах, плававших по морю и занесенных бурей к высоким горам, где светился «самосиянный свет» и слышались «веселия гласы» — это и был утраченный нашими праотцами земной рай. Из той же летописи Ефросин заимствовал «Уставы» церковного суда XII–XIII вв., написанные от имени Владимира Святославича и Ярослава{55}.