Русские ушли
Шрифт:
Мост был один. Он протягивался над рекой и уходил за горизонт. Хрупкие фермы таяли, словно снег под солнцем, растворялись в ореоле электрического света. И вся конструкция плыла в абсолютной темноте, будто в невесомости.
Но река! Майкл видел моря, которые шириной уступали Волге. Бесконечная ее поверхность, поблескивавшая маслянисто, как нефть, ломала световые блики и многократно отражала луны, рождая дорожки и странные узоры. Красиво…
— А днем тот берег видно? — спросил он у Никитенко вполголоса.
— Нет. Это еще что! Мой дядька в дельте был. Там Волга
Майкл присвистнул.
— Интересно, — вздохнул Никитенко, — а та Волга, которая на старой Земле, она была шире или такая же?
— Та Волга, извини, переплюйка, — ответил Майкл и прикусил язык.
Никитенко изумленно посмотрел на него. Майкл понимал, что молчание — золото, но сдерживаться было уже поздно.
— На той Земле нет настолько широких рек. Там морские проливы по пятьдесят километров, и это неплохо. И за пять суток можно проехать не четверть России, как тут, а половину или даже больше. Бывал я там.
— Врешь, — спокойно сказал Никитенко. — Не мог ты там бывать. Ту Землю уничтожили Чужие.
— Нет там никаких Чужих, — поморщился Майкл. — Там произошла техногенная катастрофа.
Никитенко тяжело задышал.
— Ты просто сука, вот что я тебе скажу. Юрская сука, — прошипел он и кинулся душить Майкла.
Майкл отбивался. Никитенко свирепел. Пришлось накатить ему в лоб. Никитенко упал, но сознания не потерял. Майкл подождал, пока напарник сядет, отчеканил:
— Я там с секретной миссией был. У меня мать контрразведчица, а отец — разведчик, по пиратской легенде живет. Я с детства во всей этой каше варюсь. Я даже учился там, под видом сынка одного богатея. А потом прокололся на явке, полтора года отсидел на тамошней каторге, пока меня свои не вызволили. Ясно тебе, чурка с глазами?!
— Нам говорят, что Землю уничтожили Чужие, — упрямо повторил Никитенко. Губы у него задрожали, нос распух и покраснел, а на ресницах повисли слезы. — Сволочи вы все, как же я вас ненавижу… Врете, врете, врете…
— Ни хрена. Жить там действительно нельзя. И никто не знает, кто эту катастрофу устроил, — произнес Майкл примиряюще. — Земля-то на месте, а вот Россию там уничтожили, да. Ты не думал, что для русских Земля и Россия — одно и то же?
Он жалел Никитенко. И жалел, что сболтнул лишнее. Не стоило разрушать его иллюзии и мечты. Привыкнув к собственному цинизму, Майкл забыл, что остальные еще не разучились мечтать. Та Земля для местных русских — недостижимая, далекая сказочная страна. Куда проще поверить в то, что ее не существует, чем в то, что исконная Россия превратилась в мертвую пустыню. Верующим в вечную жизнь нельзя показывать трупы их кумиров.
— Извини, — искренне сказал он, помогая Никитенко встать на ноги. — Я не хотел тебя разочаровывать.
Никитенко отвернулся. Майкл молчал. Поезд сильно замедлил ход. Сейчас он отходил от берега, описывая полукруг, чтобы зайти на мост. Майкл тупо смотрел на рукотворное чудо, ругая себя последними словами. Еще неизвестно, каковы будут последствия, если Никитенко настучит в политотдел. Предупредить его, что ли?
Он подбирал нужные слова. Взгляд зацепился
Прямо над мостом, гармонируя с его свечением, зависла зеленая звезда. «Ракета?» — удивился Майкл. Звезда медленно приближалась к земле, увеличиваясь в размерах. Нет, не сигнальная ракета. Зеленый огонек изменил траекторию, несколько раз дернувшись из стороны в сторону, и падал теперь точно на мост. Самолет, что ли? Майкл никогда не попадал в авиакатастрофы, но знал, что в аварийной ситуации пилоты иногда садятся в самые неподходящие места.
— А зачем тебя посылали на ту Землю? — тихо спросил Никитенко.
— Да возвращать ее пора, — не задумываясь, соврал Майкл. — Жить там нельзя, но территория-то наша. Сам понимаешь, родина предков. Ты скажи, на кой хрен этот идиот сажает самолет на мост?! Он что, до берега дотянуть не может? На воду и то проще сесть было бы.
— Какой самолет?
Майкл показал.
— Да вон, зеленый. Явно нам на голову падает.
У Никитенко вытянулось лицо, он побурел.
— Господи, — прошептал он. — Сколько народу погибнет…
— С какой радости? Сядет куда-нибудь. На мост только неудобно, его потом оттуда хрен снимешь.
Никитенко глядел круглыми глазами:
— Миха, ты откуда вообще такой?! Самолет не может сесть на мост! Он же падает!
До Майкла дошло. Это на той Земле самолет при всем желании не мог разбиться. А тут летающие крокодилы могли только рухнуть с огромной высоты камнем. И если такой камень врежется в мост перед поездом… Майкл бегом кинулся к стоп-крану. Разрезая пальцы тонкой проволокой, сорвал пломбу. Рычаг ушел вниз без малейшего сопротивления. Стук колес изменился, Майкл понял, что состав уже на мосту. И, что хуже, он не собирается останавливаться. Стоп-кран в солдатском вагоне не работал. Наверное, кто-то боялся, что пьяный или сумасшедший солдат устроит диверсию. А в случае аварии как поднимать тревогу?!
— Идиоты! — заорал Майкл.
— В офицерском! — криком вторил ему Никитенко. Они побежали в офицерский вагон в надежде, что кретинская русская зашита от дурака не распространяется на старших по званию. Там-то должен был быть работающий стопор! Иначе как останавливать поезд в случае настоящей аварии?
Миновав столовую и вагон-ресторан, они влетели в тамбур офицерского вагона. Никитенко дернул ручку и взвыл: вагон был заперт. Майкл отчаянно забарабанил. Изнутри не откликались. Наконец послышался шорох, дверь распахнулась. За ней была еще одна, из бронированного стекла с окошком. В окошко высунулся ствол автомата.
Майкл никогда раньше не бывал в офицерском вагоне и не знал, что к начальству проникнуть так сложно.
— Авария! Катастрофа! — закричали Майкл с Никитенко в один голос.
— В тамбуре телефон, — бросил дежурный и нажал на кнопку.
Дверь захлопнулась так быстро, что солдаты едва успели отпрыгнуть назад. Переглянулись. Выругались.
Да, действительно, в тамбуре обнаружился внутренний телефон — за металлической шторкой. Майкл снял трубку, сквозь шорох услышал человеческий голос, повторил: