Русские ушли

Прокопчик Светлана

— Не имею права отвечать, ваше благородие, — отчеканил Майкл. — Давал подписку о неразглашении государственной тайны.

Ротный ни одним жестом не выказал недовольства.

— Тут написано, что вы предотвратили побег некоего Подгорного, который помер случайно. Не верю что-то. Убили, небось.

— Так точно, ваше благородие, убил.

— И за что?

— За то, что предатель, ваше благородие.

— У нас для этого суд существует.

— Виноват, ваше благородие, не сдержался. Он моего напарника зарезал. Потом побежал. Я догнал и… ну да, толкнул под откос слишком сильно. Он шею и свернул.

Дашков кивнул:

— Свободны, рядовой Портнов. И пригласите

ко мне Косыгина.

— Есть, ваше благородие!

Косыгин был одним из тех десяти, кого в роте реально стоило опасаться. Майкл взял на заметку: ротный не зря вызвал именно его. Поразмыслив, Майкл передал распоряжение дневальному. А сам долго возился около одежного шкафчика, тщательно развешивая шинель. В казарму вошел, убедившись, что Косыгин просвистел на выход.

В казарме было тихо: ждали очередной выходки буйнопомешанного. Майкл уселся за стол, оглядел всех. Долго выбирал из запутанных самых смышленых с виду. Выбрал троих, поманил к себе:

— С этой минуты будете моими денщиками. Возражения не принимаются. — Нашел взглядом кретина, которого лупил в первый день: — А ты запомни и остальным скажи: эти — моя собственность. Кто тронет, будет иметь дело со мной. Ясно?! — в последнем слове сорвался на визг для убедительности. Новоявленные денщики присели. — И запомните, уроды: я убил двоих. Убью и третьего, и четвертого. Голыми руками. Хотите жить — не лезьте ко мне.

Косыгин вернулся через час. О чем-то пошептался с приятелями. Ненавидяще посмотрел, как Майкл устраивает свою свиту — на верхних ярусах коек поближе к себе. Промолчал. Майкл мысленно сказал спасибо умному ротному, наверняка должным образом проинформировавшему Косыгина. Больше Майкла беспокоить не будут.

А через два дня ротный вызвал его в штаб и приписал к канцелярии.

* * *

Заусенцы на указательном пальце опять кровоточили, пятная клавиатуру. Майкл достал пластырь. Занемевшие от холода руки не слушались, их сначала требовалось отогреть, старательно дыша на ладони. Помогая себе зубами, заклеил подушечку пальца. Все, хороший пластырь кончился. Майкл пожалел, что не попросил мать прислать его побольше. Но он рассчитывал, что пластырь понадобится для сбитых пяток, а не для пальцев!

Придется идти в медсанчасть и просить кондовый, грубый солдатский пластырь. Его выпускают в рулонах, и клей на ленте такой, что даже водой быстро не отмочишь. Если заклеить рану на голени, то повязку отрывать приходилось вместе с волосами. У Майкла уже две проплешины образовались: от дурной пищи и холода гнили ноги.

Вернулся к компьютеру. Господи, какое старье! А откуда, если подумать, тут взяться современным штатовским машинкам? Таким удобным, таким умным машинкам, на которых нет ничего похожего на эту дурацкую кнопочную доску, все управление с голоса или с сенсорной клавиатуры. А если электронный помощник сломается, то ремонтируется самостоятельно… Майкл с нежностью вспоминал компьютер, расстрелянный им в офисе на Сигме-Таурус. Как давно это было! И как будто не с ним.

Мученически скрипнула дверь. В помещении было влажно, косяки разбухли, и требовалось приложить определенное усилие, чтобы протолкнуть створку двери в проем. Майкл поднял голову, поверх монитора глянул на Косыгина.

— Слышь, Миха, разговор есть.

Майкл глазами показал на свободный стул. Косыгин переминался с ноги на ногу. Майкл ждал.

— Лучше в курилке, — решил Косыгин.

Майкл поднялся, надел шапку и прихватил меховые варежки. В коридоре поднял воротник бушлата. Хорошая вещь — зимняя полярная форма! Правда,

от апрельской пурги не спасает и она.

Косыгин двигался на шаг позади. Времена, когда они с пеной на губах дрались в казарме, давно миновали. Майкл обозначил границы своей власти, остальные поняли, что к нему лучше не лезть. Смотрели сквозь, избегали любых споров. При необходимости обращались строго по фамилии, и это было не так уж плохо — слабых звали по кличкам. А потом, когда Майкл заделался командиром канцелярского компьютера, отношения изменились в корне. Почта с острова ходила нерегулярно, а вот Сеть работала круглосуточно и при любой погоде. Мало того, электронные письма, уходящие через Майкла, миновали военную цензуру. А родным, как выяснилось, доехать до ближайшего крупного города с узлом глобальной Сети было несложно.

Майкла теперь звали по имени, не обращали внимания на закидоны, прятали от особистов принадлежавшие ему книги, если шмон случался в его отсутствие. Свиту тоже не трогали. За услуги Майкл назначил самую умеренную таксу, чисто символическую, что всех устраивало — за бесплатно только пидоры все делают, а дорого со своих брать нельзя. Выполнял Майкл далеко не каждую просьбу, отказ обосновывал: допустим, письмо в газету не отправлю, потому что спалиться легко. Это вам не записка любимой девушке.

Выйдя за дверь, оба солдата, пригибаясь от порывов ветра, несущего ледяную крупу, нырнули в узкий тоннель, шедший параллельно стене здания. Через минуту они уже были в курилке — выкопанной в сугробе пещере, где вдоль стен стояли ледяные скамейки, и у каждой помещался старый бачок-пепельница.

Курилка была собственностью Майкла. Строго говоря, курить на территории части запрещалось. Официально считалось, что из соображений пожарной безопасности: здесь хранились стратегические запасы жидкого ракетного топлива и бочки с авиационным керосином. Но все разумные люди понимали, что горючка ни при чем, она складирована в почти герметичном подземном бункере, и сигаретные искры ей повредить не могут. Запрет связывался исключительно с мерзким характером окружного генерала, который пять лет назад бросил пить и курить. Злые языки утверждали, что бравый генерал променял все мелкие радости гарнизонной жизни, включая баб, на кокаин, но это были, разумеется, сплетни. Майкл генерала видел и полагал, что ухудшение генеральского норова связано с импотенцией, которая, в свою очередь, явилась следствием «завязки». Этот вывод он сделал из того факта, что генерал сдался на уговоры и отвел место под курилку. Но какое! Окружной самодур обошел часть и выбрал зады солдатской казармы, где даже в самый лютый мороз мерзко воняло мочой, а прибитые мощными струйками сугробы лучше рапортов докладывали о состоянии канализации.

Офицеры, разумеется, туда не заглядывали, курили в помещениях, отказываясь от этой привычки на время визитов проверяющих. Солдаты тайком курили везде, но, в отличие от командиров, их за это наказывали. И тогда Майкл изобрел «золотую середину». Пригнал свою свиту, те прорубили тоннель за здание канцелярии, соорудили пещерку, просверлили несколько отверстий в крыше для оттока дыма и оборудовали курилку всем необходимым. Освещалась она днем естественным образом, тонкая крыша прекрасно пропускала свет, а в темное время — электрическим фонарем. Майкл хотел пробросить постоянную линию и вкрутить лампочку, но передумал: летом все растает. Порядок в курилке опять же поддерживала его свита, вынося пепельницы, занимаясь мелким ремонтом и подметая пол. За это они получили право курить там вместе с офицерами и избранными солдатами.