Русские во Второй мировой войне
Шрифт:
Что касается речи Сталина, то сразу же напрашивается вопрос, стал ли бы предельно скрытный Сталин излагать свои смертельно опасные планы перед сотнями молодых офицеров? Стоит ли забывать, что в середине июня 1941 года Сталин отказался принять предложение маршала Тимошенко объявить полномасштабную военную готовность войск в прифронтовых округах. Генеральный секретарь обратился к маршалу: «Но это означало бы войну, вы это понимаете?». [17]
Красная Армия находилась в состоянии глубокой трансформации. В войсках был недокомплект офицеров (до одной трети). Координации действий между артиллерией и бронетанковыми частями практически не существовало, что принципиально обесценивало бы любые наступательные планы. Но их не было вовсе. Немецкие историки задают вопрос: «Если бы вермахт начал наступление против Красной Армии, тоже готовой к наступательным операциям, то можно было бы ожидать огромного числа свидетельств этой наступательной готовности в дневниках и мемуарах – тем более охотно это фиксировалось бы, что помогало бы отрицать преступления самой германской армии». [18] Но признаков готовящегося похода на Запад немцы не видели. Потому что такой подготовки не производилось.
17
Kirsin J.J. Die sowjetischen Streitkrafte am Vorabend des Grossen Vaterlandisches Krieges (In: Zwei Wege nach Moskau, S. 402).
18
Messerschmidt M. June 1941 seen through German Memoirs and Diaries (In:
Что не менее важно: ни на каком этапе в 1940–1941 годах германское военное командование никогда не осуществляло планирование, базирующееся на предпосылке необходимости предотвращения нападения Красной Армии. (В апреле 1940 года германская разведка (Fremde Heere Ost) не могла найти даже выдуманного, сфабрикованного аргумента о возможности выступления Красной Армии против Румынии. На всех этапах планирования все немецкие генералы были уверены абсолютно в превосходстве вермахта и не ограничивали это превосходство некой датой в будущем (как, к примеру, перед Первой мировой войной немцы нередко предусматривали потерю своего превосходства где-то в 1917–1918 годах). Известны слова Гитлера, обращенные к Кейтелю (об этом последний свидетельствовал на Нюрнбергском процессе): «Первоклассный состав высших советских военных кадров истреблен Сталиным в 1937 году. Таким образом, необходимые умы в подрастающей смене пока еще отсутствуют». Немцы были абсолютно (и справедливо) уверены в том, что элитарные боевые части Красной Армии (бронетанковые дивизии и бригады) не окажутся способными осуществить крупномасштабные операции.
Военный атташе германского посольства в Москве генерал Кестринг придерживался твердого мнения, что в непосредственном будущем агрессивная наступательная политика для СССР невозможна. Генералы Маркс и Лоссберг, ответственные за германское планирование в 1941 году, безусловно исключали наступательные действия Красной Армии даже в случае нападения на нее. Гитлер во всех своих беседах этого периода говорит об «исключительной благоприятности момента». В его словах не было обеспокоенности некой русской угрозой. 8 мая 1941 года Верховное командование вермахта подчеркнуло, что состояние Красной Армии «не улучшилось, ей не хватает хорошего руководства». [19] Именно тогда Оберкомандо Вермахт – германский генеральный штаб пришел к выводу, что «расположение советских войск носит оборонительный характер ввиду схемы расположения мобильных частей в тылу, что определяет их функцию противостояния германским танковым дивизиям, когда те прорвутся сквозь русскую оборону. Такие мобильные русские дивизии были размещены в Пскове, Вильнюсе, Барановичах, Проскурове и Южной Бессарабии, то есть примерно в 140 км от границы, а псковская группа даже в 500 км». [20]
19
OKW-KTB 1940/41, Teilband II, S. 393.
20
Messerschmidt M. June 1941 seen through German Memoirs and Diaries (In: «Opera-tion Barbarossa», Salt Lake Sity, 1991, p. 210).
Военный дневник ОКВ не содержит ни малейшего намека на угрозу предупреждающего удара Красной Армии. Запись за 22 июня гласит: «Сегодняшние доклады повсеместно подтверждают, что неожиданность достигнута повсюду. Враг только сейчас начинает организовывать сопротивление. Больших движений войск противника не замечено». [21]
Офицерская честь, пишет генерал Варлимонт, страдала от слов Гитлера о якобы «угрожающем характере расположения советских войск». От этих слов находившийся в штабе сухопутных сил генерал Варлимонт «испытывал неловкость и дискомфорт». [22]
21
OKW-KTB 1940/41, Teilband II, S. 417–420.
22
Warlimont W. Im Hauptquartier der Wehrmacht 1939–1945. Grundlagen, Formen, Gestalten. Frankfurt a. M.: Atheneum, 1964, S. 165.
Глава ОКВ фельдмаршал Кейтель выступал против войны с Советским Союзом – он не видел в этом необходимости. В августе он направил меморандум с этой идеей Гитлеру: нет никаких оснований предполагать, что Россия готовится к нападению на рейх. Кейтель пытался в этом отношении заручиться поддержкой Риббентропа. Той же идеи придерживался генерал-полковник Гудериан. [23] На вопрос, на какой день он намерен войти в Минск, Гудериан ответил Гитлеру – на пятый после начала войны (и вошел в Минск 27 июня). Можно ли представить большее доказательство неготовности Красной Армии? Можно ли продвигаться с такой скоростью в глубь территории противника, если он готов тебя атаковать?
23
Huderian H. Erinnerungen eines Soldaten. Heidelberg: K.Vowinckel, 1951, S.139–141.
Генерал Лоссберг, помощник Йодля в Вермахтсфюрунгсштабе – штабе командования вермахта – слышал вопрос Гитлера, сможет ли он нанести удар по Советскому Союзу после победы над Британией. [24] Это не был вопрос об опасности русского удара в спину.
Немецкие историки упрекают ревизионистов, сторонников теории превентивной войны в том, что, во-первых, те отказываются учитывать нацистскую идеологию, критически важную при определении военных целей Гитлера. Во-вторых, Гитлер видел в уничтожении любой силы на континенте сокрушение Festlandsdegen – континентального меча Британии. В-третьих, известная речь Сталина о необходимости быть готовым к войне никак не взволновала германских военных. Именно по этому поводу генерал Типпельскирх (оберквартирмейстер германского генерального
24
Lossberg B. Im Wehrmachtfuhrungsstab. Bericht eines Generalstabsoffiziers. Hamburg: H.H. Nolke, 1949, S. 127.
25
Tippelskirch K. Geschichte des Zweiten Weltkrieges. Bonn: Atheneum Verlag, 1951, S. 179.
Необходимым оспорить точку зрения о превентивном характере войны посчитал целый ряд историков, начиная с Г. Городецкого (Израиль), Д.М. Проектора, Й. Цукерторта, Б. Петровой. [26] В целом историографические звезды первой величины в данном вопросе – Хью Тревор-Ропер, Герхард Вайнберг, Эберхард Екель, Аксель Кун, Андреас Хильгрубер считают, что намерение фюрера напасть на Советский Союз никоим образом не может быть объяснено в монокаузальной манере в ситуации 1941 года. Ответ на этот вопрос может быть дан лишь в контексте его Восточной программы, выработанной еще до 1933 года с целью захвата Лебенсраум – жизненного пространства на Востоке. Существует подлинное согласие в том, что в июне 1941 года «была начата не превентивная война, а началась реализация подлинных намерений Гитлера, которые были идеологически мотивированы». [27] Гитлером владел не страх перед Красной Армией, а выполнение программы расширения германского жизненного пространства, войны на уничтожение, расово-геополитическая войны. Война Германии против Советского Союза была заранее спланированной агрессивной войной.
26
Gorodetsky G. Stalin und Hitlers Angriff auf die Sowjetunion (In: Wagner B. ed., Zwei Wege nach Moskau: Piper, 1991, N 26, S. 346–366); Д.М. Проектор. 22 июня 1941-го – пятьдесят лет спустя («Военная мысль», 1991, № 6, с. 15–23); Цуккерторт Й. Германский милитаризм и легенда о «превентивной войне» гитлеровской Германии против СССР. («Военно-исторический журнал», 1991, № 5, с. 16–21; Pietrow B. Deutschland im Juni 1941 – ein Opfer sowietischer Aggression? (In: «Geschichte und Gesellschaft», 1988, N 14, S. 116–135).
27
Schreiber G. Zur Perzeption des Unternehmen «Barbarossa» in der deutschen Presse (In: Ueberschar G. und Wette W. (eds). «Unternehmen Barbarossa». Der deutsche Uberfall auf die Sowjetunion 1941. Berichte, Analysen, Dokumente. Paderborn: Schoningh, 1984, S. 41.
Ведущие историки Второй мировой войны на Западе и Востоке не видели и не видят элемента реализма в перекладывании вины гитлеровской Германии на ее жертвы. Многолетний убежденный противник сталинизма, коммунистической идеологии, которого трудно заподозрить в симпатии к сталинской России – американец А. Даллин призывает высказываться с точки зрения здравого смысла: «Можно найти идеологические элементы в стандартных советских декларациях о ведении войны на территории противника, о том, что следует полагаться на помощь мирового пролетариата в случае войны – включая рабочий класс Германии. Но утверждение о реальности советского нападения на Германию в 1941 (или в 1942) году абсурдно». [28]
28
Dallin A. Stalin and the German Invasion (In: Wieczynski J. Soviet Union. Vol. 18, N 1–3. Operation Barbarossa: the German Attack on the Soviet Union, June 22, 1941. Salt Lake Sity, 1991, p. 20).
Он аргументирует: «В конце концов, это было время, когда Красная Армия продемонстрировала серьезную слабость в ходе Зимней войны с Финляндией, а Германия только что завершила удивительно легкое завоевание всего европейского континента от норвежского арктического севера до греческих островов в Средиземноморье; Советская Россия страдала от последствий лет чисток и террора – которые, помимо прочего, привели к уничтожению высшего армейского командного состава, страдала от последствий насильственной коллективизации. Правда, что Сталин мог не в полной мере ощущать длительный эффект этих событий и абсурдность решений иногда была присуща ему. И все же характер расположения советских вооруженных сил и документальные свидетельства, равно как и мемуары, находящиеся в нашем распоряжении, касающиеся дискуссий по данному вопросу на самой вершине советской системы, – делают эту гипотезу абсолютно незащищенной и уязвимой для критики». [29]
29
Dallin A. Stalin and the German Invasion (In: Wieczynski J. Soviet Union. Vol. 18, N 1–3. Operation Barbarossa: the German Attack on the Soviet Union, June 22, 1941. Salt Lake Sity, 1991, p. 20).
Начальник оперативного отдела ОКХ генерал Хойзингер вспоминает разговор между Гальдером и начальником разведки восточного направления (Fremde Heere Ost), во время которого Гальдер задал вопрос, есть ли признаки того, что СССР готовится напасть на Германию? Ответ был таков: «По моему мнению, способ размещения сильных советских войск связан с опасениями относительно наших намерений». Гальдер: «Я согласен…». [30] Фельдмаршал Кессельринг дает хорошую характеристику превентивной войне в гитлеровской интерпретации. «Гитлер хотел войны – превентивной войны! Строго говоря, положение дел не заставляло Гитлера прибегать к превентивному нападению. Но нужно признать, что государственный деятель должен иметь особую интуицию, чтобы различить необходимость принятия решения, имеющего такие гигантские последствия». При таком подходе козырный туз доказательств просто вынимается из обшлага. Получается: никакой необходимости в настоящем, но подчеркивается возможная необходимость в будущем. А что, если бы немцы создали в 1944 году ядерное оружие? Или реактивную авиацию? Суждение «что было бы, если…» историографически труднозащитимо.
30
Heusinger A. Befehl im Widerstreit. Schicksalsstunden der deutschen Armee 1923–1945. Tubingen: R. Wunderlich, 1950, S. 130.