Русский аркан
Шрифт:
Император вышел к гостям в военном мундире французского покроя с голубой Андреевской лентой через правое плечо и звездой ордена Андрея Первозванного. По рядам иностранных дипломатов побежали шепотки.
– Надел только русский орден, – прошептал на ухо Лопухину взволнованный Корф. – Очень хороший знак. Надеюсь, теперь-то они перестанут тянуть с договором…
К удивлению Лопухина, микадо носил довольно пышные усы и короткую бородку, а лицом и впрямь напоминал скорее европейца, нежели японца. Следом за монархом важно шел церемониймейстер, держа в руках четыре коробочки. Одна была больше других.
Предстоит награждение, подумал Лопухин и не ошибся. Микадо произнес короткую речь о мужестве русских воздухоплавателей и о дружбе между Японией и великой Россией, а барон Корф перевел ее на русский. Цесаревич Михаил Константинович был награжден орденом Хризантемы; Лопухин, Гжатский и Иманиши – орденом Восходящего Солнца второго класса. Награжденные учтиво благодарили. Иманиши был бледен от волнения и украдкой смахивал капли пота со лба.
– Есть отчего волноваться, – шепнул Лопухину Корф. – Восходящее Солнце – третий по значению орден в Японии и имеет восемь классов. Получить сразу второй – неслыханная удача для полицейского офицера. Обыкновенно они служат из одной преданности. И великолепно, должен признать, служат, нашим бы карьеристам так служить!
– Разве он не карьерист? – шепнул в ответ Лопухин.
– Иманиши? Карьерист, конечно. Но виду не подаст.
С самым любезным видом отвечая на поздравления, граф одновременно наблюдал за гостями. Прием был большим, присутствовал весь дипломатический бомонд. Вот немцы и среди них монументальный фон Штилле, вот французы во главе с маленьким сутулым Дюшампи, далее итальянцы, голландцы, испанцы… А вон тот долговязый и поджарый с идеальной выправкой – чистой воды британец, наверняка любитель скачек, бокса и игры в поло. Кажется, он идет сюда?
И верно: приблизившись, англичанин поклонился Лопухину. Пришлось ответить на поклон.
– Гордон Эймс, советник британского посольства, – представился англичанин. – Примите мои поздравления, граф.
– Благодарю, вы очень любезны.
– Надеюсь, достаточно для того, чтобы вы уделили мне несколько минут вашего времени? – улыбнулся британец. – Банкет начнется через полчаса, а перед ним гости пойдут любоваться фонтанами. Они удивительны, но я надеюсь, что вы не останетесь в претензии, если присоединитесь к гостям чуть позже.
– Слушаю вас, – сухо сказал Лопухин. Он заметил, что Корф собирается вновь подойти, и показал ему глазами: не надо.
– Я хочу говорить с вами о смерти сотрудника нашего посольства, – сказал Эймс.
– О мистере Арчибальде Дженнингсе?
– Нет, о сэре Джеффри Палмере, нашем военном атташе. Он поел в японском кафе какой-то гадости и умер. Полиция установила, какие блюда ему подавали. Ничего особенного, не было даже рыбы фугу. Однако сэр Джеффри пришел домой и умер. Повар арестован местной полицией и до сих пор находится под стражей. Насколько мне известно, он сознается только в преступной небрежности. Печально, но бывает, не так ли?
– Так.
– И все же немного странно, правда?
– Правда.
– Но чему удивляться? – с легкой улыбкой продолжал англичанин. – Мы живем в странном мире, из чего следует, что странные события должны в нем происходить время от времени. Например. Разве не странно, что некое судно под британским флагом разгромило некий гренландский поселок, результатом чего стала война между Британской империей и шайкой исландских пиратов?
– Вы сами только что сказали: чему удивляться? – ответил Лопухин, копируя улыбку Эймса. – Если угодно, я могу продолжить. Странно, что кто-то вынудил нашу экспедицию идти вкруг Британских островов. Очень странно, что кто-то указал исландцам место и время перехвата. Не менее странно, что кто-то снабдил их кардиффским углем. Странно также, что кто-то строит для них корабли. И уж совсем удивительно, что в числе несчастных рабов на шахтах Шпицбергена имеются и англичане. Достаточно странностей?
– Пожалуйста, не надо горячиться. Да и о чем вы? – Эймс очень натурально изобразил недоумение. – Я говорю лишь о сэре Джеффри Палмере. В печальной истории его кончины есть еще одна странность: спустя три дня после его смерти был убит мистер Арчибальд Дженнингс. Совпадение?
– Я вас слушаю, – с деланой скукой отозвался Лопухин. Становилось интересно.
– Мистер Дженнингс занимался служебным расследованием странной смерти сэра Джеффри Палмера, – сказал Эймс. – Я знаю это, поскольку помогал ему в этом деле. А сэр Палмер, насколько мне известно, занимался некоторыми вопросами, тесно связанными с визитом в Японию вашего цесаревича. Любопытный получается узелок, вы не находите?
– Допустим. Позвольте вопрос: имел ли мистер Дженнингс касательство к тем же вопросам, что и сэр Палмер?
– Возможно…
«Что это – провокация? – думал Лопухин. – Не похоже. По всей видимости, Эймс действует с санкции руководства. Смысл? Дезинформация? Гм, поданная столь топорным образом? Пока ничего не ясно, но это пока… Ну-ну, британский коллега, говори, говори еще, мели, мельница…»
Но Эймс замолчал, с рассеянным видом разглядывая убранство опустевшей залы и замерших в отдалении двух лакеев. Всему миру известно, что британцы гордятся своей невозмутимостью, но этот на вид был просто беспечен. Ну прямо курортник на водах в Баден-Бадене.
– Хорошо, что сегодня облачно, – изрек он наконец.
– Верно. Нет жары.
– А дышится все равно трудно. По-видимому, приближается шторм или даже ураган. Здесь их называют тайфунами. Уже начался их сезон.
– И что?
– Этот ветер иногда срывает с домов крыши и сбивает с ног людей, – любезно просветил графа англичанин. – Когда бушует тайфун, японцы сидят дома. Даже лишенные дома ронины сидят сейчас где-нибудь в пригородной третьеразрядной гостинице, допустим, в «Увядающем листе клена» в Комагоме, пьют саке и ждут, просто ждут. Японцы обычно не торопятся, такая уж это нация… Однако мы заболтались и, боюсь, нарушаем этикет. Не присоединиться ли нам к гостям?
– Самое время, – согласился Лопухин.
Кажется, Эймс понял: его сообщение дошло до адресата. Во всяком случае, повторять он не стал.
Значит, «Увядающий лист клена»? Так-так…
Еда за банкетом оказалась почти совершенно европейской за малыми исключениями. Взяв по ошибке такое исключение – абрикос, Лопухин лишь отчаянным усилием воли удержался от кислой гримасы – абрикос оказался маринованным, причем уксуса не пожалели. В столовых приборах царил разнобой: большинство гостей пользовались ножом и вилкой, в то время как министр Тайго демонстративно орудовал палочками. Ему подражали некоторые придворные дамы. Получалось это у них весьма изящно.