Русский экзорцист
Шрифт:
— Направо кухня, там на стол все брось. Сейчас жрать будем!
Он запер дверь и прошел следом. Иван аккуратно раскладывал на столе продукты.
— Так, давай-ка, иди осмотрись, а я тут быстренько все сделаю, — сказал Волохов, засучивая рукава рубашки.
Парень собрал пустые пакеты и послушно пошел в комнату. Волохов быстро начистил картошки, нарезал мясо и поставил на плиту сковородку. Не удержавшись, откусил мягкого белого хлеба и заглянул в комнату.
Иван рассматривал висящие на стенах фотокопии современных художников.
Услышав шаги, он оглянулся.
— Какая страшная картина, — сказал он, показывая на репродукцию Сараямы.
На картине голый ребенок сидел, раскинув пухлые ножки, на каменистой земле. У ног его умиротворенно примостилась огромная железная собака. Стальные бока чудища бросали по сторонам блики, ребенок улыбался, а на заднем плане, из-за горизонта, всходила мертвая планета.
— Почему страшная, — невнятно спросил Волохов с набитым ртом, — просто прикольная.
— Одиночество, — пояснил Иван, — ему даже поиграть не с кем. Только с железной собакой.
— Но он же доволен.
— Он просто не знает другой жизни.
Волохов помолчал, проглотил хлеб.
— А тебе было с кем играть?
— Нет.
Волохов услышал, как заскворчало масло, и вернулся в кухню.
Отбив ножом два куска свинины, он бросил ее на сковороду.
— А что ты скажешь насчет вот этой картины, — спросил он, вернувшись к Ивану и указывая на репродукцию «Поцелуй вампира».
На полотне в страстных объятиях зеленого крылатого чудовища со змеиным телом застыла обнаженная женщина. Из-под когтей, впившихся в ягодицы, сочилась кровь.
— Это — гибель, — сказал Иван, качая головой. — Она губит себя, но ничего не может поделать. Плоть правит ее сознанием, а разум спит или умер.
— А то, что она голая, тебя не смущает?
— Нагота здесь вторична. Гораздо печальнее, что она вручает ему не только тело свое, но и душу.
Волохов крякнул. Мальчишка, однако, был не так прост.
Мясо покрылось аппетитной корочкой. Волохов поперчил, посолил и перевернул его. Попробовал ножом булькающую в кастрюле картошку. Почти готово.
— Ну, Иван, мой руки и прошу к столу, — крикнул он.
Крупно нарезав самый красивый помидор, он разложил мясо и картофель по тарелкам и посыпал нарезанной зеленью. Вывалив квашеную капусту в керамическую миску, покропил ее подсолнечным маслом и, нарезав хлеб, уселся за стол. Иван встал на пороге, смущенно улыбаясь.
— Давай, давай, не стесняйся, — Волохов набил рот мясом, картошкой, добавил капусты и, энергично пережевывая, указал на табурет напротив себя.
— Павел …, простите, не знаю вашего отчества…
— Ничего, ничего, сойдет и Павел.
— Я не могу это есть.
— Это почему?
— Так ведь пост, — удивленно всплеснул руками Иван, — Апостольский пост нынче.
Волохов перестал чавкать и медленно оторвал взгляд от тарелки.
— Что ж ты не сказал? Я бы рыбу пожарил.
— И рыбу сегодня не могу — среда.
— Ваня, ты худой, как велосипед. Хоть чего-то можешь съесть?
— Могу есть хлеб, могу капусту, овощи, фрукты, орехи. Могу воду пить.
— Эх, — горько вздохнул Волохов, — а может, давай, а? Хоть немного?
— Не могу, — виновато пожал плечами Иван.
Волохов отложил вилку и тяжело вздохнул. Потом помыл яблоки, клубнику и поставил перед Иваном.
— На, страстотерпец, насыщайся.
Аппетит пропал. Поковырявшись в тарелке, Волохов отодвинул ее. Иван ел капусту с черным хлебом. На десерт были фрукты. Клубника показалась Волохову пресной и водянистой.
Постелив Ивану на кровати, Волохов разложил на полу матрас для себя, погасил свет и улегся. Парнишка аккуратно сложил одежду в кресло-качалку, укрылся одеялом и затих. Волохов поворочался на жестком ложе.
— Иван, — позвал он.
— Да, — с готовностью отозвался тот.
— Где ты учился?
— Меня учит наш игумен.
— Угу. И чему же он тебя выучил? Он что, все знает?
— Он знает все, — не задумываясь, с гордостью сказал Иван, — он служил в православной церкви в Италии, потом в Сербии. Когда случилась война, храм разрушили, начались гонения на веру, и прихожане ушли кто куда. Он вернулся в Россию.
— А что же он сам сюда не приехал? Если он тебя учит, значит, знает больше, чем ты. Не хочу тебя пугать, но дела у нас здесь хреновые.
— Он старенький уже. Он благословил меня, а монастырская братия всю ночь вчера молилась за нашу с вами победу.
— Ну, тогда я спокоен. Дело, считай, сделано, — пробурчал Волохов.
— Павел, а это ваша квартира?
— Нет, одной моей знакомой.
— А она где?
Волохов сел на матрасе и, обхватив колени, уставился в открытое окно. Ночь была ясная, звездная. Огни в доме напротив уже погасли, и он казался огромным надгробием какому-то древнему божеству.
— Ее похитили.
— Демон?
Иван спокойно произнес слово, которое в современном мире почему-то утратило свой страшный смысл, но в темной комнате прозвучало пугающе и зловеще. Волохов повторил его, словно проверяя свои ощущения.
— Демон… да.
— Мы освободим ее, — уверенно сказал Иван.
— Мне бы твою уверенность, — вздохнул Волохов, — все, давай спать.
Мальчишка завозился, устраиваясь поудобнее и, скоро засопел.
Сна не было. Волохов встал и, стараясь не шуметь, вышел на кухню и съел кусок мяса с хлебом. Выпив холодного чаю, он побродил по темной квартире, открыл шкаф и долго смотрел на Светкины платья и блузки, развешанные на плечиках. Потом подошел к картине «Поцелуй вампира». Темнота почти скрыла темно-зеленое тело чудовища, только проступали мускулистые руки с узловатыми венами, ласкавшие обнаженное тело женщины.