Русский фантастический, 2015 № 01. Черновики мира

Керлис Пальмира

В глазах — звериная тоска и безысходность.

— Пятнадцать лет привязан к этой деревне. Отхожу чуть подальше — и все, начинаю умирать. А здесь — представь, если деревня исчезнет? И я один, в пустоте — навсегда.

Рюмку залпом, до дна. Виски течет по подбородку, капает на куртку.

— Жизнь в обмен на свободу. Справедливо?

Трясущейся рукой ухватил бутылку, разом влил в себя остатки. И перед тем, как без чувств свалиться под стол, добавил:

— Я искал его… Далан-Нур. Не добраться мне до него, понимаешь?..

* * *

Джон

всегда был материалистом. Еще циником, но это уже профессиональное, по-другому в его профессии нельзя.

Бессмертный боец — это реальный факт. И есть кто-то вполне материальный, кто раздает чудеса. Не бесплатно.

Парня спросили, что он может дать взамен. Значит, можно договориться…

Далан-Нур… Странное имя даже для этих мест. Но вряд ли тот страдалец, умирая, интересовался, как зовут его спасителя. И едва ли запомнил, если б даже спросил.

Значит, он говорил потом с кем-то из местных, кто со всем этим уже сталкивался. Значит, Далан-Нура можно попытаться найти.

И вот уже два месяца поисков в горах…

* * *

— Ты, лохматая обезьяна! Долго еще?!

И зачем спрашиваю?.. Не понимает ведь ни слова. Так, чтобы пар спустить… Вот ведь нашел проводника — заведет в гости к далай-ламе и сделает вид, что туда и просили. Но другого нет. И просто чудо, что хотя бы этот нашелся. Далан-Нур…

* * *

Небольшой храм, притулившийся под отвесной скалой. Не монастырь даже, просто храм. Строению давно нужен капитальный ремонт. Странно это все… Такой человек — и здесь?

А впрочем, мало ли на свете отшельников, которым плевать на земное существование. Неважно. Лишь бы оказалось правдой…

Тепло. Обволакивает, дурманит… Стены начинают покачиваться, словно храм плывет по волнам. Лицо, словно маска, без эмоций. Отблеск свечей в глазах.

— Что ты хочешь от меня?

Не спать, не поддаваться дурману. Иначе пожелаешь не то, а заплатишь слишком дорого. Ведь обдумано уже все, тысячу раз обдумано. Что такое фотограф? Сто, двести, триста «пустых» снимков — и лишь один по-настоящему удачный, который будет опубликован и за который заплатят.

— Удачи.

Мерцание свечей, дурманящий дым благовоний. Сознание словно растворяется, куда-то уплывает… Только не спать, держать себя в руках.

— Что дашь ты мне?

По голосу — ему как будто все равно. Вряд ли, хотя кто знает…

— А что ты можешь взять?

Не ожидал? Задумался. Не на того напал, приятель. Вот чего-чего, а времени обдумать разговор у меня было очень много, пока по вашим горам себе задницу морозил.

— Я возьму твою совесть.

И всего-то? Думаешь, она так нужна военному фотографу? Хотя… Наверняка ведь здесь какой-то подвох…

Резкий, дурманящий аромат бьет по чувствам… Мерцающее пламя свечей сливается в сплошное сияние, мир покачивается перед глазами. Велика ли потеря?..

— Я согласен.

Яркий свет бьет в лицо. Нужно открыть глаза, но как же не хочется… И почему во сне так холодно?..

Он стоит у закрытых ворот храма. Снаружи. Рядом две лошади и все тот же лохматый проводник. Во всем теле слабость; подташнивает, словно всю ночь усиленно курил. А ехать надо, иначе на этом ветру быстро замерзнешь. Обратно, в тепло, судя по всему, пускать не собираются. Да и нечего там делать.

К вечеру добрались до какой-то забытой даже местными богами деревушки. И вот удача — здесь же остановился на ночлег большой караван. Какая-то научная экспедиция возвращается из гор в цивилизацию. Один из их вездеходов порвал гусеницу, пришлось останавливаться на ночь. Удачно? Еще как!

Сутки спустя Джон уже летел в замызганном самолетике в сторону Камбоджи. Можно было возвращаться сразу в Нью-Йорк, но являться пред очи главного вообще без материала — лучше сразу сделать харакири. А так, остановка на один день — и готов развернутый фоторепортаж о минувшей гражданской войне. Такие кадры всегда производят впечатление: дети-калеки, без ног, — жертвы противопехотных мин.

Даже не цинизм, а просто трезвый расчет.

Выволочки, естественно, избежать не удалось, но в целом все прошло значительно спокойнее, чем можно было ожидать. В «наказание» последовал приказ отправляться в командировку не на престижный авиасалон, а в самое, пожалуй, гиблое место — в Афганистан. Но любой военный фотограф знает: самые лучшие, уникальные кадры получаются именно на полях сражений.

* * *

Палящее солнце, выжженная земля. База, обнесенная высоким забором, пулеметы на вышках. Чрезмерный, неестественный оптимизм внутри и давящая напряженность снаружи.

Через неделю после прибытия произошло нападение на колонну. Джон не первый раз был в Афганистане, случалось попадать в ситуации и намного серьезнее. Но сейчас, с непривычки, стало как-то очень неуютно, когда автоматная очередь хлестнула по корпусу бронемашины.

В бою ты или помогаешь другим — подносишь патроны, перевязываешь раненых, — или отстраняешься, с фотоаппаратом в руках фиксируя все происходящее вокруг. Снимок раненого солдата может завтра разойтись по всему миру, символизируя ужасы войны или готовность любой ценой защищать свою страну — смысл зависит от того, какую статью к нему напишут журналисты. А альтернатива — не снимать вообще, не искать выгодный ракурс, а зажать парню перебитую артерию, чтобы не скончался до прибытия помощи. Выбор военного журналиста: работа или совесть.

Свой выбор Джон уже сделал. И теперь в нем не было силы, что заставила бы пожалеть об этом.

Две недели в Афганистане. Главный в целом доволен. Джон — не очень. Не для того он исползал все Гималаи, чтобы все продолжалось как обычно. Хороших снимков мало, отличных — единицы. Обычные «пейзажи» раздираемой войной страны уже никого не удивляют. А бой — слишком скоротечное событие и больше всего похож на хаос и свалку, когда непонятно, кто где и кто кого, когда в тебя стреляют и ты не можешь высунуться и как следует «поймать» кадр. Нужно как-то выйти из боя до его начала, снимать со стороны…