Русский фантастический боевик 2007
Шрифт:
Я не выстрелил. Причина? Причина билась невысказанной холодной пульсацией внутри. Я не знаю, в конце концов, почему! Не знаю. Мне в этот миг и не хотелось знать.
Фаланга медленно разогнулась. Мысли неслись с бешеной скоростью, отстукивая кровью в висках, в горле застрял противный сгусток слизи. Острое, до предела развитое у десантников моего уровня периферийное зрение выключилось, и все, что находилось вне лица противника, будто замутилось, плыли и двоились серые скалы, дрожала сыпь звезд, сливаясь в штрихованные белесые разводы. В уши перестал скрестись шепот помех. Ладони вспотели. Что-то пытался увещевать зелеными строчками компьютер…
Лицо. Мне всегда казалось, что если я увижу его, то моргну, развернусь и пойду прочь. А куда здесь идти?!
Ее глаза неожиданно забегали из стороны в сторону, словно у сумасшедшей. Губы стали изгибаться, замелькали зубы и язык. Я дышал ртом и молча смотрел на эту жуткую пантомиму. Потом она замерла, отбросила карабин в сторону и принялась показывать мне толстые перчатки скафандра, попеременно то разгибая, то снова сгибая пальцы. Все же умом тронулась…
Стоп. Неожиданная догадка посетила меня. Я жестами попросил Катю повторить, и она, улыбаясь, закивала, снова что-то залопотала губами. Слезы выступили на подсвеченных щеках, или это блики от кутерьмы звезд?… Внимательно проследив за комбинацией движений ее рук, я, касаясь влажными пальцами встроенных в перчатки сенсоров, изменил частоту радиопередатчика…
— …боже мой, боже мой… Ну ты же догадался, Лешка, ну же, пятьдесят вторая волна, пятьдесят вторая, седьмой диапазон, ну же…
— Я догадался.
Мы лежали в нескольких метрах друг от друга. Мы теперь слышали дыхание друг друга. Мы смотрели в глаза сквозь сверхпрочное стекло шлема, сквозь безвоздушную пустоту. Десять долгих лет скользили в каждой молекуле тех острых камней, что нас разделяли.
Теперь я не стану бежать. Я понял, Денис, человеку в жизни нужно хотя бы раз проиграть. Тем более кто возьмется различить победу и поражение? Ты, подполковник Дорчаков? Вы, выжившие ребята? Человечество? Земля?…
Нет.
Не создала природа пока таких присяжных заседателей. Никто не имеет права судить о выборе и его следствиях для отдельно взятого тупого животного под названием человек. Даже он сам. Выбор нужно просто уметь делать. И желательно — вовремя.
Следствий надо уметь не бояться.
Я стал медленно подползать ближе, не отводя глаз от ее лица.
Катя плакала. Беззвучно. Слезы текли по наметившимся морщинкам возле глаз, по щекам, по губам, которые, казалось, жили отдельно от всего остального. Губы улыбались — устало, лишь самую малость вздергивались вверх уголки. Так улыбается человек, с которого спало напряжение, днями и годами давившее на грудь, на совесть, на бесконечные мысли…
И с улыбки срывались слезы.
— Перестань, — сказал я, не узнавая собственного голоса. Прокашлялся, добавил: — Будешь реветь — скафандр замкнет.
Она хотела что-то ответить, но только всхлипнула и задышала чаще.
— Столько тупых вопросов в голове, ума не приложу — с чего начать, блин, — признался я, останавливаясь в полуметре от Кати. Откладываю в сторону автомат, приподнимаюсь на одном локте и провожу закованной в уродливую перчатку ладонью по стеклу ее шлема.
Я очень давно не смахивал слез с женского лица, отвык. Наверное, поэтому в этот раз у меня и не получилось…
Дьявол! Дурь какая! Стекло же! Как можно вытереть лицо, не снимая гермошлема? Или можно, если уметь?…
Отдернув руку слишком резко, я заставил Катю вздрогнуть и попятиться.
— Тихо, тихо. Мысли дурные просто, — сказал я. — Можно начну с самого идиотского вопроса? — Она радостно закивала. Я с силой провел языком по небу, сглотнул. — Ты как здесь оказалась?
— Терро… ризм, — еле слышно пробормотала она, опустив раздраженные веки. — За сногсшибательные деньги, которые… в общем, нужны были… участвовала в захвате заложников… впрочем, не важно. Хочу, чтобы ты знал, я ник… никого не убивала. Ник-когда.
— Все равно ты сволочь, — медленно проговорил я.
— Вот тебе и ответ на идиотский вопрос.
— Сколько у вас заложников из числа персонала тюрьмы? Живых, конечно…
— Ни одного.
— Лжешь!
— Смысл? — Она открыла глаза, уже спокойно взглянула на меня. — Ведь я все равно не уйду отсюда.
— Ты же предаешь своих… своих… сподвижников.
— Во-первых, лунники мне никакие не сподвижники, я их и не знаю никого толком, там же камеры-одиночки… Во-вторых, ты сам уже предал своих друзей.
— С чего ты взяла?
— Ты не убил меня.
Я машинально потянулся к стволу. Понял, что выгляжу чрезвычайно глупо, и… рассмеялся. Громко, хрипло и, скорее всего, заразительно. Сам не ожидал от себя такого — вроде нервы не шалят, а приступы, как у малолетнего психопата.
— Смешно, — утвердительно сказала Катя. — Знаешь, как страшно видеть Землю, свой дом, проплывающий иногда мутным яблоком над головой. Далеко, далеко… У нас же в камерах крыши прозрачные, из какого-то стекла специального. Семь лет…
Я глянул на бирюзовую планету, висящую над нами призраком жизни. На Землю.
Катя проследила за моим взглядом, робко тронула перчаткой мой локоть, и чуть слышный шепот раздался где-то рядом с моим сознанием:
— Лешка, отвези меня домой из этой пустоты. Мне уже пора, я уже наказана. Леша, забери меня отсюда… — Она потрясла головой. — Мутит что-то…
— У тебя кислорода сколько?
— Не знаю…
Сверху мелькнуло что-то серебристой нитью и исчезло за скалами. Я вскочил на ноги, еще не понимая.
— Что это? — встрепенулась Катя.
— Погоди-ка…
И тут они начали мелькать один за другим. Восемь истребителей «МиГ-50». Я слышал, что на них можно было выходить в открытый космос, там движки какие-то продвинутые стояли, но чтобы реально… Нет, скорее, их держали в резерве на российской боевой космической станции «Снег», то есть они стартовали не с планеты, а прямо с орбиты.
Значит, командование узнало, что заложники мертвы, и решилось на бомбардировку. Или они там, в Главке, решили пожертвовать всеми нами? Очень даже возможно. Экстренные обстоятельства, мать их, и все такое!