Русский флаг
Шрифт:
Изыльметьев и Завойко переглянулись: все дни дул холодный северный ветер.
– ...К сожалению, дуют северные ветры, - продолжал Невельской, - льды могут прижать суда к банкам на трудном, извилистом фарватере и раздавить.
– Следовательно, вы считаете, что из Де-Кастри уходить нельзя? взволнованно вставил Назимов, как человек, который долго искал единомышленника и наконец нашел его.
– Надобно оставаться здесь, изготовиться к бою и драться до последней крайности?..
Невельской, покачав головой, заметил:
– Оставаться в Де-Кастри нельзя.
– Но если в проливе льды - верная гибель?!
–
– Хорошо, господа, - промолвил Невельской.
– Я предлагаю потребовать на корвет всех командиров для военного совета. Тем временем может вернуться посланный офицер.
Совет собрался в кают-компании "Оливуцы". Пастухов не возвращался. Назимов и командиры транспортов образовали единодушную партию, отвергавшую предложение о немедленном выходе из Де-Кастри. Они предпочитали оставаться у неприветливых, скалистых берегов.
Назимов изложил свою позицию в специальной записке и теперь, горячась и запинаясь, читал ее совету:
– "Я предлагаю немедленно приступить к выгрузке судов, оставив на них только артиллерию, снаряды, команды и необходимое продовольствие. Если атака последует силами трех судов - принять сражение и защищаться до последней крайности. Если эскадра усилится, - Назимов сделал паузу, прежде чем перейти к самому главному, - то, как только она будет хорошо видна, надлежит свезти на берег, с ружьями и военными патронами, с "Авроры" и "Оливуцы" три четверти, а с транспортных судов - все команды, за исключением необходимого числа для затопления судов. Затем допустить неприятеля на пушечный выстрел, стараться нанести ему такой вред, какой будет возможен. Потом суда зажечь, команды свезти, забрав ружья со всеми боевыми патронами..."
Кончив читать, капитан "Оливуцы" протянул Завойко свое письменное мнение.
– Итак, вы предлагаете пожертвовать флотилией?
– спросил Изыльметьев.
– Сражаться до последней крайности!
– воскликнул Назимов.
– Ждать, пока англичане придут сюда в многократно превосходных силах, - а в этом можно не сомневаться; зажечь собственные суда, а затем отдать в руки неприятеля все, что мы успеем выгрузить на берег? Изыльметьев пожал широкими плечами и повысил голос: - Быть может, неприятель оставил нам для размышления не дни, а часы. Если он в Хокадато, можно с часу на час ожидать появления его эскадры. Мы не успеем даже приступить к выгрузке.
– А если невозможно идти в лиман?
– упорствовал Назимов.
– Ведь и Геннадий Иванович полагает, что южная часть лимана заперта льдом. И, несмотря на это, все-таки в лиман?
Невельской поднялся.
– В лиман, в лиман, господа, - резко сказал он, - и как можно скорее! Действительно, это сопряжено с риском, однако риск лучше верной гибели. Судя по свежим северным ветрам, в лимане еще много льда. Необходимо постараться пройти к мысу Екатерины, за первый бар, и там ожидать возможности входа в лиман, к мысу Лазарева, под прикрытие батареи Бутакова. Мы здесь кое-что успели сделать, хоть и тщетно ждали из Иркутска ответа на наше письмо. Без карт, без опыта неприятелю нелегко будет пройти к мысу Екатерины по узкому фарватеру, среди бесчисленных банок. В случае же нападения эскадры неприятеля, согласно справедливому мнению господ командиров, бороться до последней крайности и при несчастье взорвать суда, а кто спасется, тем от мыса Екатерины отступать на реку Амур, к селению Алом, с проводниками, которые там ожидают прихода нашей эскадры. Не ждать несчастья, а стараться его предотвратить.
Изыльметьев горячо поддержал Невельского.
– В продолжение нынешней кампании на Тихом океане, - заметил он, англичане не раз давали пример странной нерешительности. Было бы непростительно не воспользоваться их новой оплошностью и ждать неминуемого возвращения эскадры. В лиман! Только в лиман!
Ждали решения командира флотилии.
– Геннадий Иванович прав, - коротко заключил Завойко.
– Завтра снимемся с якоря. На рассвете постараемся пройти к мысу Екатерины...
Вопрос решился.
После подробного объяснения пути из Де-Кастри к амурскому лиману командиры судов ушли с поручиком Поповым для тщательного изучения карт. Медлительным транспортам предстояло идти вперед, под прикрытием "Оливуцы" и "Авроры".
– Назимов горяч, - промолвил Завойко, едва дверь каюты закрылась за ним, - а "Оливуце", как назло, не удается участвовать в сражении.
– Увы, Василий Степанович! Назимов лишь высказал прискорбное мнение, господствующее среди многих начальствующих лиц.
– Выражение лица Невельского сделалось суровым, непреклонным.
– Эти воспитанники красносельских лагерей и Марсова поля, баловни судьбы, не могут себе представить, что война кончится здесь без свинца, без ядер, без крестов, чинов и отличий! Самая мысль, что победа наша и водворение в приамурском бассейне должны совершиться без шума и треска, им противна.
Геннадий Иванович доверчиво посмотрел в глаза собеседников.
– Трудно, трудно здесь. Но никакие жертвы не остановят нас. Год назад я потерял дочь. Тяжело мне видеть могилу нашей малютки на пустынной Петровской кошке. Тяжко это испытание, но что делать? Эта жертва была данью исполнению долга, направленного к благу отечества.
Лицо его вдруг озарилось приятной, застенчивой улыбкой.
– Завтра чуть свет - на "Аврору". Вспомню молодость... Я ведь плавал на ней молодым, Иван Николаевич.
– Об этом всегда напоминаю своим офицерам, - сказал Изыльметьев и добавил: - Не списываю вас с фрегата.
– Спасибо! Я верю, что "Аврора" первой из русских фрегатов войдет в Амур с океана. Это важно для всех нас, господа. В Петербурге не все наши враги сложили оружие, хоть и дарят нас новыми мундирами.
На другой день подняли в ростры запасный рангоут, спущенный на воду при появлении судов Эллиота. Из-за северного мыса, лежавшего против Клостер-Кампа, вынырнул долгожданный вельбот Пастухова.
Пастухов принес радостную весть: в проливе на юг от Де-Кастри не видно неприятельских кораблей, а к северу, где он провел трое суток, фарватер свободен от льдов. Если в ближайшие часы не нагрянет английская эскадра, смелый план может увенчаться успехом.
Завойко потребовал на "Оливуцу" мичманов за приказаниями.
В полночь суда начали сниматься с якорей и вскоре, лавируя в темноте, ушли из залива.
Шли медленно, осторожно, опасаясь посадить на мель какое-либо из судов и задержать продвижение всей флотилии.