Русский флаг
Шрифт:
Больше адмирал Брюсс не смог сообщить лордам адмиралтейства ничего утешительного. Адмирал вспомнил еще тучного американца, которому есаул Мартинкофф приказал убраться из Камчатки. Купец умолял Брюсса дать ему убежище на корабле, ползал на брюхе, клялся, что Мартинкофф казнит его, как только эскадра оставит Петропавловск. Брюсс остался равнодушным к причитаниям янки, но тот попал каким-то образом на борт "Тринкомали".
"Чего не сделают деньги!" Адмирал сокрушенно вздохнул и, морща лоб, силился вспомнить, как звали купца, но не вспомнил и только махнул рукой.
В АМУР!
На "Оливуце" ждали Невельского.
Только что дали знать о его прибытии в Де-Кастри, Изыльметьев едва успел перебраться с "Авроры" на флагманский корвет, а от берега уже спешила шлюпка с прославленным начальником амурской экспедиции.
Завойко не скрывал охватившего его радостного волнения. Даже Иван Николаевич, всегда сохранявший невозмутимость, проявлял нетерпение.
Оба знали Невельского, Изыльметьев - по Петербургу и Кронштадту, Завойко - со времени прихода его в этот край на транспорте "Байкал". Оба давно оценили незаурядную натуру Геннадия Ивановича Невельского. Человек с умными, молодыми глазами, поблескивавшими из-под мохнатых бровей, он располагал к себе. Одержимость ученого, ровный, товарищеский тон в отношении с подчиненными, умение сохранить над ними власть не одним авторитетом мундира, а силой ума, убеждения, вселяли веру в успех его начинаний.
Невельского ждали с особым нетерпением. Он, старожил амурского лимана, изучил местные условия лучше гиляков, проживших на этих берегах целую жизнь. Кто лучше его знает условия весеннего плавания в лимане? Кто точнее сможет сказать им, когда освобождается от льдов южная часть Татарского пролива, между мысом Лазарева и заливом Де-Кастри?
Невельской устало поднялся по трапу.
– Вас-то нам и надо, голубчик!
– бросился к нему навстречу Завойко. Сам господь прислал вас!
– Если это так, - пошутил Невельской, пожимая руки ему, Изыльметьеву и командиру "Оливуцы" Назимову, - то он мог бы позаботиться о лучшей дороге. От озера Кизи мы добрались в Де-Кастри по колено, по пояс в воде и снегу.
Изыльметьев не сводил глаз с Невельского. Невельской очень изменился, постарел. Небольшая лысина делала еще более высоким его чистый, покатый лоб. Проседь перекинулась с висков на густые, падающие книзу усы. В облике его заметна и физическая и нравственна усталость - результат трудных, изнурительных лет борьбы. Но взгляд темных глаз по-прежнему оставался живым и острым.
– Что, очень изменился?
– спросил Невельской, поглаживая небритую щеку.
– Да, - признался Изыльметьев, - видно, нелегка слава российского Колумба.
Лоб Невельского прорезала глубокая, тугая складка. Он словно ушел в себя, о чем-то задумавшись.
– Что неприятель, господа?
– спросил он, но, почувствовав, что слишком круто перешел на другой, деловой тон, поспешно добавил: - Подумать только: третьи сутки извещен о вашем прибытии, прослышан и о приходе неприятеля, но о последствиях ничего не знаю! Встречаю нарочных, семейства, отправленные вами в Мариинск, - никто ничего толком не знает. Каков неприятель? Число судов? Знаю только из газет, что для уничтожения наших кораблей собрана сильная паровая неприятельская эскадра. Вот и представьте себе мое состояние... Я захватил с собой поручика Попова с подробными картами лимана - и немедля к вам.
Выслушав рассказ Завойко о появлении трех английских судов и перестрелке между "Хорнетом" и "Оливуцой", Невельской задумался.
– Англичане в нынешней компании не раз изумляли нас несообразностью своих поступков, - говорил Завойко так, будто хотел сообщить мыслям Невельского определенное направление.
– То, что произошло здесь, превосходит наше разумение. Сильный противник побоялся напасть на нас. Суда на наших глазах ушли из Клостер-Кампа в море. Мы опасаемся какой-нибудь хитрости...
Принесли сухое платье. Невельской быстро переоделся в соседней каюте.
– Думаю, - сказал он, вернувшись, - что уход неприятеля в море не хитрость, а ошибка. Если и хитрость, то ее нетрудно разгадать.
– Неприятель ушел за подкреплением, - предположил Изыльметьев.
– Он предпочитает действовать с многократно превосходящими силами.
– Несомненно, - поддерживал его Невельской.
– Цель ухода может быть только такова. Другое дело, какое именно судно они отрядили за помощью, где находится английская эскадра и как скоро она придет на помощь нерешительному командиру. Расчет англичан прост: в море мы выйти не можем, - там курсируют их суда, а на подходе новые и, надо полагать, немалые их силы. Ну а лиман...
– он сделал паузу, и лукавая улыбка скользнула по усталому лицу, - у них о лимане свое представление, господа. На морских картах англичан и французов на всем протяжении Татарского пролива не показано ни одной гавани. Берег обозначен как сплошь скалистый, неприступный. Сахалин соединен с матерым берегом песчаным перешейком, следовательно, речь по-прежнему идет об обширном заливе, из которого эскадре некуда уйти. Англичане спокойно ждут своего часа...
Изыльметьев спросил, глядя в сосредоточенное лицо Невельского:
– Позволят ли нам льды войти в лиман, прежде чем у Клостер-Кампа появится усиленная эскадра неприятеля?
Невельской не спешил с ответом, еще и еще раз обдумывая все, что касалось плавания в лимане - ветров, извилистого фарватера и очень сильного течения.
– Да-а-а!
– сказал он.
– Удивительно, господа, как соединяется в англичанах дух предприимчивости, коммерческая энергия с непостижимым ретроградством! Сколько времени снуют их шпионы вокруг Амура, но пока не случится нечто из ряда вон выходящее, пока чести британского флота не будет нанесен ощутимый удар, никто в Лондоне не пошевельнется, чтобы исправить ошибку морских карт. На сей раз и Петербургу, кажется, удалось сохранить наш секрет.
– И без видимой связи со всем сказанным обратился к Завойко: - Василий Степанович! Я не видел вашей семьи в Мариинске...
– Они остались на Камчатке.
– Остались?!
– поразился Невельской.
– Десять человек детей, мал мала меньше... Куда с ними, Геннадий Иванович, в такую пору, в весеннюю распутицу!
Изыльметьев удивленно посмотрел на Завойко: почему он не говорит главного? И словно предупреждая возможный протест Ивана Николаевича, Завойко добавил:
– Так мы порешили с Иваном Николаевичем. Жив буду - успею взять жену и деток. Помру - добрые люди не оставят их своими заботами.
Невельской легко оттолкнулся от переборки и, вобрав голову в плечи, стал ходить по каюте.
– Да...
– протянул он задумчиво.
– Я покажу вам подробные карты лимана.
– Он обратился к Назимову: - Пошлите за поручиком Поповым.
Пока Невельской говорил, явился Попов и разложил на рабочем столе карты. Невельской, до этой минуты не обращавший внимания на еду, стал с аппетитом есть ломти холодного мяса, запивая их большими глотками чая.
– Южная часть лимана, - говорил он, - иногда бывает совершенно чиста к пятому-шестому мая, а иногда затерта льдами до пятнадцатого. Это зависит от ветра: если дуют южные ветры, то южная часть лимана бывает чиста в начале мая. При северном, наоборот, лед держится значительно дольше, до середины месяца.