Русский флаг
Шрифт:
– Сильный обязан захватывать, - изрек Магуд.
– Воля, сила - это ветер, без которого паруса висят как тряпье.
– Ветры бывают и противные!
– сказал Завойко.
– Ладно, - сказал Магуд, махнув рукой, - вижу, что так дело не пойдет. Мы говорим - да, вы говорите - нет. Вы, кажется, считаете нас шарлатанами?!
– Что вы, Магуд! Я так давно знаю мистера Чэзза. Мы отлично понимаем друг друга.
Чэзз поспешно закивал головой, с опаской поглядывая на Магуда.
– В таком случае я хочу, чтобы вы поняли меня. Мы предлагаем вам выгодное дело. Вы не хотите. Ладно. Мы говорим вам: попробуйте год-два. За это время никто ничего не разнюхает. Камчадалы верны и незлопамятны, как собаки...
– Полегче, Магуд!
– предостерег Завойко.
– Ладно. Можно полегче. Это не меняет дела. Чего вы боитесь? Время военное, в Петербурге свои заботы. А мы с вами поладим.
– Чего же вы хотите?
– нетерпеливо спросил Завойко.
– Доверия. Хочу доверия и свободы действий. Вот господин капитан отправляется на Амур, в новые края. Я опытный моряк, золотопромышленник и хотел бы сопровождать господина капитана.
Завойко насторожился. Назимов вопросительно посмотрел на губернатора: откуда Магуду известен маршрут корвета? О пункте назначения "Оливуцы" знают немногие, а открытие Невельского сохраняется в строжайшей тайне.
Губернатор сдержал себя и довольно миролюбиво спросил у Магуда:
– Что привлекает вас в этот суровый край?
– Риск, господин губернатор, торговый риск. Разрешите мне сопровождать господина капитана - и к будущей навигации я открою на новых землях магазины не хуже лавки мистера Чэзза. Мы, американцы, предприимчивые люди. Через год ваши колонисты на Амуре ни в чем не будут испытывать нужды. По рукам?
Завойко покачал головой.
– Вы все напутали, Магуд. Насколько мне известно, на Амуре нет русских колонистов, а выход из реки закрыт песчаными барами и перешейком, который соединяет полуостров Сахалин с матерым берегом. "Оливуца" военный корабль, и никто не станет отправлять его в такое тревожное время в дикие, незаселенные места...
Магуд рассмеялся и укоризненно покачал головой.
– Мистер Магуд бывалый моряк, - просительно вставил Чэзз.
– Он может быть очень полезен господину капитану.
– Обойдемся, Чэзз.
– Вы нелюбезны, хозяин, - сказал Магуд, переходя на грубоватый тон, в котором он чувствовал себя наиболее уверенно.
Завойко прорвало:
– Какого черта я буду с вами любезничать! Что вы за птица такая диковинная?
Магуд вскочил и, сунув руки в карманы, вскричал:
– Позвольте!
– Не позволю, - отрезал Завойко.
– Запомните это раз и навсегда: ничего не позволю! Я три года бьюсь, объясняю камчадалам, что промышлять соболей в марте и апреле грех, преступление, что соболи в эту пору щенные. И когда мы уже почти добились своего, приезжаете вы, цивилизованная личность, и развращаете людей. Вы промышляете щенных соболей, подбиваете на это охотников, вымениваете лучшие шкурки за безделицу, за побрякушки, а мистер Чэзз рекомендует вас этаким благодетелем, филантропом!
Магуд отступил, растерялся и пробурчал с опаской:
– Меня оболгали, хозяин.
– Сомневаюсь. Запомните, Магуд: замечу еще что-нибудь в этом роде, вывезу вас в море - и за борт! Если угодно, добирайтесь вплавь хоть до Амура. Никакого скотства не допущу. Понятно?
Магуд нехотя кивнул. Завойко подвинул ему недопитую рюмку:
– Пейте и убирайтесь!
Пораженный Чэзз смотрел, как Магуд покорным движением взял рюмку, выпил и поплелся к двери.
Завойко с презрением смотрел на Магуда, затем повернулся к опешившему купцу и бросил недовольно:
– Прощайте, Чэзз. Постарайтесь впредь не отнимать у меня времени такими визитами. Мне стыдно перед гостем.
– Прошу прощения, господин губернатор, - виновато пробормотал Чэзз, пятясь и закрывая за собой дверь.
Когда шаги американцев затихли, Завойко и Назимов взглянули друг на друга и одновременно повернулись к окну, из которого был виден двор.
Компаньоны шли рядом - высокий невозмутимый Магуд и семенящий, жестикулирующий Чэзз.
– Можете поздравить меня, - сказал Завойко.
– До сих пор на Камчатке не было этаких диковинных фруктов, - климат не подходящий! А тут объявились, и притом без всяких усилий с моей стороны.
Пересекая обширный солнечный двор, Магуд только посмеивался в ответ на сердитое ворчание купца.
– В хорошее положение вы меня поставили, черт бы вас побрал! говорил Чэзз.
– Глупее ничего не придумаешь... Настоящее свинство! Судовладелец!
– Толстяк злорадно хихикнул.
– Вы бы еще приказали отрекомендовать себя губернатором Нью-Йорка или сенатором! Тут-то, шлепнул он себя ладонью по мясистому лбу, - тут-то у вас есть что-нибудь?! С такими повадками лучше наняться на бойню - я вам могу дать даже рекомендательные письма в Штаты, - чем лезть куда-то на Амур...
Штурман нисколько не обиделся. Он хлопнул Чэзза по плечу и сказал добродушно:
– Оставьте ваши письма при себе, я и без них буду на Амуре.
– Еще бы! Мистер Завойко позовет вас и попросит прощения!
– Вряд ли, - ответил Магуд, оглядываясь на дом.
– Ах, вряд ли?
– удовлетворенно вскричал Чэзз.
– На что же вы рассчитываете?
– На себя... Ну, и на вас, Чэзз.
– Выбросьте это из головы, - сказал Чэзз, чувствуя, как в душу закрадывается страх.
– Ради вас я больше не сдвинусь с места.
Штурман посмотрел на Чэзза с сожалением и усмехнулся.
– Дело не во мне, Чэзз. Вы это, надеюсь, понимаете?
Чэзз остановился, с ненавистью посмотрел на огромные сапоги Магуда и сказал неуверенно:
– Ну и ладно. Это ваше дело. А я иду своей дорогой, слышите?
– Голос его сделался хриплым от сдерживаемой злости.
– Штурман Магуд, я деловой человек. Можете получить у меня в магазине...
– Он замялся, впился взглядом в смеющиеся глаза Магуда и прохрипел напоследок: - В кредит, да, да, в кредит все, что вам понадобится, а меня оставьте в покое...