Русский хан. Дилогия
Шрифт:
– Да, Светлый хан, только не всем, о некоторых ничего не знаем. Кому слать? И списки погибших не готовы полностью, хуже с гвардейцами – вся родня на Руси. Сейчас выясняем, где кто.
– Василий, допиши в указе: пенсии полагаются всем, кто пробыл на ханской службе тридцать лет. Бывшим воинам пенсион на четверть больше, чем остальным служилым. Размер – не меньше прежнего жалованья. При выходе на пенсию каждый получает пособие в размере полугодового жалованья. Указ мой на все времена и менять его не дозволено никому из моих потомков.
Я
– Указ зачитать в войсках и населению города, указ вступает в силу с октября сего тысяча двести тридцать шестого года от Рождества Христова. Сделать приписку в указе – в случае потери кормильца, состоявшего на ханской службе пенсион выплачивать его семье. Карчи, твоя канцелярия в курсе, сколько поголовья скота у булгарской и половецкой знати?
– Известно, Светлый хан, у некоторых табуны до ста тысяч голов, а овец в несколько раз больше, но не у всех, конечно.
– Василий, пиши указ.
Я, хан Владимир булгарский и половецкий, повелеваю: у всей знати моего ханства конфисковать крупное и мелкое поголовье скота, оставив хозяину конфиската до двух тысяч голов разного скота. Из конфискованного поголовья – половина на нужды ханства и армии, остальное раздать моим беднейшим подданным. В случае неповиновения – смерть. Указ действует со дня подписания.
Казань, 10 июня 1236 г. от Р. Х.
Все в кабинете сидели с очумелым видом. Наконец Карчи, переварив содержание указов и дождавшись ухода Василия, осмелился спросить:
– А казна выдержит? Прости за вопрос, хан, и не взбунтуется ли знать?
Я налил в ковш холодного кваса и осушил одним глотком.
– Карчи, неужели я похож на дурака?
Шаман негодующе замахал руками.
– Моя казна пополняется ежедневно, торговля в ханстве с каждым месяцем увеличивается. Ну и главное: Урал, вот где моя основная сокровищница. А насчет местных беков и богатеев, тут и говорить не о чем. Выдам тебе одну историческую фразу, она довольно известна в моем мире: кто не с нами, тот против нас. Я покажу местным олигархам, как наживаться за чужой счет. Ты вместе с Семеном организуешь из воинов отряды сабель по пятьсот, с их командирами проведешь инструктаж. Действовать жестко, неповиновение пресекать на месте, ты понял меня?
Шаман кивнул и чиркнул большим пальцем по горлу.
– Совершенно верно, Семена я отдельно проинструктирую. Все, иди.
Он откланялся и исчез. Тут же возник адъютант:
– Светлый хан, переселенцы собрались, глянешь на них?
– Обязательно. Вели кресло на крыльцо поставить.
Я вышел из терема и увидел толпу – человек пятьсот в кольце охраны.
– Василий, пусть подходят по одному или семьями.
Из открытой двери притопал Сынок и упал рядом с креслом, отчаянно зевая и обнажая свои огромные клыки. Толпа охнула и подалась назад.
– Не пугайтесь, люди добрые, он ручной. Василий, вызови Скуратова.
– Уже сделано. А вот и он Сеня с гвардейцем нахально пер к крыльцу. Поздоровавшись, пригласил принять участие в приеме переселенцев.
Потихоньку дело пошло, радовало большое количество ремесленников и молодых парней. На воинскую службу удалось набрать сто человек. Следующими шли ремесленники, многие с семьями. Писарь вел список, сообщая, где им получить подъемные, условия работы и места проживания. Семейные крестьяне составляли примерно половину вновь прибывших. Всех переселенцев, кроме будущих ратников, отправляли сначала в канцелярию. В конце очереди перед нами встали два мужика, представились гончарами.
– Семен, что о них скажешь? – вполголоса спросил я.
Он нахмурился – вроде ничего особенного, но мутноватые.
– Молодец, начал разбираться в людях. Они душегубы и тати, руки по плечи в крови.
Подал знак охране, те повязали плохишей.
– Повесить немедля, – вынес я вердикт.
Сеня закрутил головой:
– Я все удивляюсь, Светлый хан, как ты мразь с ходу вычисляешь?
– Я, Семен, сразу вижу сущность человека. Не отвлекай от процесса.
Очередь вскоре подошла к концу. Адъютант доложил:
– Светлый хан, к тебе семь человек на суд праведный.
– Василий, переселенцев отпусти и давай, кого там на суд.
Пару споров разрешил легко, а вот над последним делом призадумался. Коротко суть дела такова: жена в порядке самообороны убила мужа, были с ее стороны свидетели. По нынешним законам, жен за убийство мужа живьем в землю закапывали. Домострой пока не ввели. Кроме Пскова и Великого Новгорода, женщины нигде не имели права голоса. А у тюрков ими торговали наравне с баранами. Надо в корне менять положение вещей.
– Женка, тебя как звать?
– Пелагея, Светлый хан, – последовал робкий ответ.
– Дети есть?
– Четверо, Светлый хан, из-за них на мужа руку подняла, меня убил бы – то ладно, но он пьяный хотел детишек зарубить топором.
– И чем ты его приложила?
– Дык ухватом, батюшка.
Свидетели, муж с женой, соседи, всё подтвердили. Видели всё из-за забора. Действие разворачивалось во дворе. Так называемого мужа Пелагея умудрилась хлопнуть с одного удара – попала в висок.
– Женка, вот тебе мое решение. Вины на тебе нет, ты защищала свою жизнь и жизнь своих детей. Василий, передай ей золотой. Возьми, Пелагея, ставь детей на ноги, скотину какую заведи, рукоделью обучись. Сейчас иди к завхозу Митричу во флигель, получи машинку швейную. Попросишь – швеи научат на ней работать. Иди с Богом.
Женщина упала на колени, пытаясь целовать мои сапоги.
– Да, что ты, мать, разумом помутилась? Встань сейчас же.
– Ой, батюшка Светлый хан, спасибо тебе, спаси тя Христос. Спасибо за детушек, что сиротами не оставил.