Русский клан
Шрифт:
— Продержишь три дня. Я что-нибудь придумаю, — сказал Морозов, внутренне закипая.
— Продержу, — кивнул Борисовский устало. Юра почувствовал угрызения совести. У Вениамина Давидовича сегодня утром умер «клиент». У кого хочешь крыша съедет, а этот нет, работает.
— Спасибо. Мне трех дней хватит.
На следующий день ему надо было идти с Вязниковым к участковому. На душе было мерзко, но втягивать друга в болото Морозов не хотел.
После встречи с контрразведчиком Юра оставил
На входе в подъезд высотной многоэтажки был установлен кодовый замок. Морозов почесал затылок, достал из кармана сложенную бумажку с адресом. На затертой табличке около замковой клавиатуры с трудом читалась инструкция по пользованию.
— Набрать 0 и номер квартиры, где… — щурясь разобрал Юра, — …жать кл…
Дальше шла плоская металлическая табличка, тщательно отполированная множеством рук.
— Нажать кл. — Морозов отошел назад, окинул взглядом вереницу уходящих вверх окон. — Какой такой кл?
Снова присмотревшись к замку, он обнаружил едва видимые в ярком солнечном свете очертания ключа на нижней правой кнопке.
— А вот и хитрый «кл». Попался.
Дороф жил в семьдесят девятой квартире. Кодовый замок долго и сосредоточенно пищал, потом кашлянул и спросил:
— Кто?
— Лева, это я. Юра. Звонил вчера.
Вместо ответа из динамика раздался царапающий скрежет, щелкнул магнит замка. Морозов отворил дверь и на всякий случай сказал, наклонившись к замолкшему микрофону:
— Вошел.
Зассанный бесчисленными поколениями собак, кошек и малосознательных жильцов лифт, конвульсивно дергаясь на границах между этажами, потащился вверх.
«Маша сосет», — значилось огромными буквами на закрывшихся дверцах. Ниже были приписаны некоторые эпитеты относительно неизвестной Маши, принадлежавшие уже другой руке, и стрелка вправо. Юра, изнемогая от запаха, повернулся.
«Хотите Машу?» — вопрошал другой образец настенной живописи, снабженный все той же стрелкой, теперь выполненной в виде мужского полового органа.
Шалея от собственной дурости, Морозов покосился в указанном направлении. Увы, узнать судьбу таинственной Маши ему было не суждено. Задняя стенка лифта была густо замазана белой краской.
— Маша наносит ответный удар, — пробормотал Юра.
Двери с утробным рыком распахнулись, наконец выпустив его из своих пахучих недр.
«Машка — сука!» — размашисто, во всю стену.
— Ну прямо звезда какая-то… — сказал Морозов.
— Это ты про что? — поинтересовались из-за спины.
Обернувшись, Юра увидел любопытную харю Левки Дорофа, высовывающуюся в приоткрытую дверь.
— Да вот, знакомлюсь с наскальными рисунками местных питекантропов.
— Это ты про Машку? — спросил Лева, распахивая дверь. Он был в махровом полосатом халате. На ногах старенькие шлепанцы. — Соседка моя, с первого этажа. Крестецкая Маша. Девушка редкой судьбы. Популярная, как видишь, в народе.
— Да, заметил. — Юра крепко сжал руку Дорофу, потом не удержался, обнял. Крепко хлопнул по спине.
— Убьешь, антисемит, — просипел Лев. — Заходи давай, а то холодно же…
Квартира не поражала ни убранством, ни особенным порядком.
Повсюду валялись тюки, коробки, перевязанные веревками. Стояли аккуратными стопками книги.
— Переезжаю, — пояснил Дороф.
— Из города? — вспомнив сегодняшний визит, спросил Юра.
— Почему из города? — удивился Лева. — В другой район. И в пятиэтажку. Чтоб без лифта и мусоропровода. В гробу я видел эти удобства…
Он пошел куда-то в темную глубину квартиры.
— Давай заходи, обувь можешь даже не снимать. Я сейчас кофе сделаю… Чем занимаешься-то? — донеслось из темноты.
Морозов, осторожно переступая через груды вещей, двинулся следом. Узкий коридор, ободранные стены. Квартира выглядела так, будто в ней и не жили вовсе.
— Консультирую, — громко сказал Юра. — По врачебной линии…
— Да ты что? — Позади распахнулась дверь. — Ты еще и врач?
Морозов обернулся. Каким-то непостижимым образом Дороф оказался сзади.
— А чего ты туда забрался? — спросил Лев.
— У тебя не квартира, а лабиринт!
— Ну, это не ко мне претензии, это к строительному кооперативу. Исключительно уродливая планировка. Вот я и спрашиваю, какие люди могут вырасти в таких условиях. Только очень уродливые. Тебе кофе с сахаром?
Через узкую дверь Морозов вошел на кухню. Маленькую, вытянутую, но все-таки уютную. Общий бардак не коснулся этого помещения. Тут все было на своих местах, чистенько. Стояли рядком баночки со специями, кран и раковина блестели никелем. Дороф колдовал над джезвой.
— Мне без, — ответил Юра, осторожно присаживаясь на хрупкий с виду стул.
— Хорошо, что предупредил. — Лева с сосредоточенным видом наливал пахучую жидкость в маленькие чашечки. — Кстати, садиться можешь без страха. Надежные.
— Все-то ты замечаешь.
— Работа у нас такая.
Он, стараясь не разлить, поставил чашечки на стол. Рядом, на деревянной подставке, уместилась джезва и, откуда ни возьмись, появилась вазочка с малюсенькими печеньями.
— Прекрасно! — прокомментировал Дороф. — Впрочем, может быть, ты есть хочешь?
— Нет, спасибо, поел уже. — Юра осторожно взял чашечку. Попробовал. Кофе был по-настоящему вкусный. И крепкий.
— Никого из наших не видел? Как они там?
— С Вязниковым Лехой только-только распрощался. А остальных — нет, не видел и не слышал. Я полагаю, что ты знаешь о них значительно больше меня.