Русский клан
Шрифт:
— Извините, — прошептал Алексей, разглядывая окровавленный кусок пластика. — Елена… И знаете…
Медсестра отошла от шока, засуетилась, пытаясь одновременно прикрыться полотенцем и помочь больному. Вязников ухватил ее за руку и, чувствуя, что сознание ускользает, выдохнул в образовавшуюся паузу:
— Лена… Выходите за меня замуж… — После этого мир снова потемнел.
— Джентльмен, — покачала головой медсестра, стоя над телом. — Сначала халат изорвал, а потом жениться.
Лагерь поспешно сворачивался. Юра носился от одного
— Какого хрена? — рыкнул генерал, не разгибаясь. Он навис над картой Москвы, уткнув в нее острие карандаша.
— Ополчение, товарищ генерал, — подсказал кто-то из окружения.
— И что? Это повод, чтобы без доклада?
— В некотором смысле гражданские, — чуть тише пояснил тот же голос. Морозов разглядел говорившего. Довольно молодой, гладко выбрит, глаза цепкие, явно на короткой ноге с начальством.
— А, — генерал выпрямился, понимающе хмыкнул, — очень хорошо. Кто у вас тут главный?
— Майор Панов, — снова подсказал кто-то.
— А где он сейчас?
На ухо генералу что-то шепнули. Тот дернул щекой, буркнул неразборчиво — то ли выругался, то ли сожаление высказал.
— Понятно. Что, ребята, без дела маемся?
Морозов вдруг понял, что генерал обращается к нему. Усталость, накопившаяся за время метаний по лагерю, сменившаяся апатией и загнавшая ополченцев к самому большому начальнику, неожиданно сменилась робостью. Юра покосился на коллег по оружию и понял, что все они смотрят на него. Ждут, что же он скажет, а дальше хоть в огонь, хоть в воду. Но слово должен сказать он. Сказать и взять на себя ответственность. За жизни, за судьбы.
В груди сжалось. Чтобы пробить этот душный комок, Морозов вдохнул полной грудью, только портупейные ремешки, скрещенные за спиной, хрустнули.
Он будто бы стал выше. Удивительно, но это его движение повторила вся группа. Теперь это были не гражданские лица, второй сорт, ополчение. Это были люди, способные заходить в палатку генерала без доклада. Мужики, взявшие в руки оружие, стоящие на своем, основа основ. То, на чем держится или должно держаться любое настоящее государство.
Это почувствовали все. Генеральское окружение заволновалось, кто-то повел рукой к кобуре, кто-то сделал четверть шага назад, какой-то совсем еще молодой, с перевязанной рукой, двинулся, было, вперед, заслоняя собой генерала.
— Есть немного, — неожиданно хриплым голосом произнес Морозов и прочистил горло.
Этот кашель странным образом разрядил обстановку. Генерал усмехнулся, чины поменьше заерзали.
— Вижу, — прогудел главный. — Ну а скажите мне, пойдете на дело? Если скажу, что так надо?!
— Пойдем, — легко согласился Юра. — Но только все карты на стол. А то носимся тут, как… в проруби. Мы сюда не затем пришли, чтобы нас все из угла в угол шпыняли.
— Будут
Юра внутренне вздрогнул. Майор был стоящий, настоящий, на нем много всего держалось.
— Так что, — продолжал генерал, — пойдет с вами майор Верещагин. Семен Дмитриевич.
Главный кивнул на того самого, бритого, с цепкими глазами. Майор дернулся, но промолчал. Только сухо кивнул.
— Он вам объяснит суть задания и ваших дальнейших действий. Насколько это вам необходимо. — Генерал окинул взглядом группу, повертел в толстых пальцах карандаш и спросил, немного понизив голос: — Под землю пойдете, братцы?
И снова взгляды всех скрестились на Морозове.
«Да что они, сговорились? — про себя удивился Юра. — Почему я?»
— Пойдем.
— Вот и хорошо. — Генерал снова склонился над картой, давай понять, что спонтанная аудиенция закончена. Свеженазначенный командиром ополчения майор кивнул своим подчиненным на дверь. Кто-то сделал шаг назад, но Морозов стоял. Чего-то не хватало. Чего-то простого, но необходимого, расставляющего все точки.
— И вернемся, — громко сказал Юра, пытаясь сообразить, почему он испытывает такую смутную неприязнь к этому человеку с лампасами.
Генерал поднял глаза от карты. Дернул желваками.
— Не без этого. Свободны.
Группа развернулась и вышла. Охрана, очнувшаяся после непродолжительного сна, напряглась, но ополченцы только отмахнулись.
— Куда теперь? — спросил Морозова самый младший в группе, Леня Свердлов.
— Спать, — ответил Юра, разглядывая хмурое, тяжелое небо, царапающее крыши домов. — Солдат спит, а служба идет. А уж ополченец — тем более.
— А чего он, про подземелья?
— Не бери в голову. Там разберемся.
Они двинулись в сторону своего шатра, каждый думая о чем-то своем. Вокруг кипела жизнь, сновали солдаты, рычали грузовики. Лагерь стремительно таял, словно снежный замок под неожиданно теплым солнцем.
— К ночи нас тут уже не будет, — немного растерянно сказал Морозов.
Однако поспать не удалось.
— Мужики! Мужики! — Лавируя между БТР и грузовиками, рабочими и солдатами, бежал кто-то в ополченском камуфляже. — Мужики!
Ребята остановились.
— Кто это? — спросил Свердлов.
— Кажись, Дороф, — ответил кто-то, прищуриваясь. — Хитрый иудей. Все время где-то шляется.
— Ну, лучшего информатора найти трудно, — вступился за Льва Морозов. Лев Дороф был человеком редких талантов. Он мог добыть любую информацию. Не было таких данных, которые не давались бы ему в руки. Тут все зависело, как говорил сам Лев, от соотношения время-деньги. Чем меньше было финансирование, тем дольше не было информации. И наоборот, чем больше времени можно было потратить на собирание данных, тем меньше требовалось для этого денег. — Я лучше предпочту, чтобы он где-то шлялся, но дело свое делал. Каждый хорош там, где он хорош.