Русский космос

Новак Илья

Тиму стало приятно, что бывалый пилот так уважительно о нем отзывается.

– А почему вы думаете, что нас сразу в патрулирование?

– Чтобы освоились, почувствовали себя уверенно. К технике чтоб привыкли, в ритм вошли. Времени-то в обрез, скоро начнется… Не сомневайся, тебя станут чуть не по полсуток во внешний патруль гонять.

Где-то над сводом возник новый звук – едва слышное гудение; постепенно тембр становился ниже, мощней, это на посадку заходил внесфирный челн. Мужчины вокруг зашевелились, нащупывая рюкзаки. Загудело громче, возникла легкая вибрация, потом все стихло. Пятью минутами позже над выходом вспыхнула зеленая стрелка, люди встали и направились к дверям.

Тимур пристроился за общительным

пилотом. Снаружи стояла сухая жара, в трехстах метрах от здания на широко раскоряченных лапах высилась громада челна с огромной крездой на боку. Раскаленный воздух над корпусом дрожал, густая тень межсфирника тянулась почти до здания космопорта. Пассажиры неспешно побрели к челну, а с другой стороны показалась вереница грузовых платформ. Посадочный проем с лязганьем и шорохом распахнулся, вниз поползла рифленая лента трапа. Тимур ожидал, что в тени будет прохладней, но навстречу повеяло жаром от раскаленного корпуса. Зато когда приблизились, оказалось, что из проема исходит холодный ветерок: пока шла погрузка, межсфирник продували. Под корпусом было шумно. Шипели насосы, повизгивали моторчики сервоприводов шлюза, грохотали невидимые с трапа погрузчики.

Пассажиры по одному входили в приемное отделение трапа, над входом вспыхивал красный круг, наружный щит опускался. Чуть погодя вход снова отворялся, вместо запретного круга загорался зеленый треугольник – в шлюз шагал следующий. Когда подошла очередь Тимура, он волновался, но совсем немного. Внутри оказалось душно; захлопнулся шлюз, стало темно. Узкая полоска белого свечения скользнула вдоль его фигуры, и Тим зажмурился. Потом загорелся свет, из стены на коленчатом кронштейне выехал чит-модуль, остановился на уровне груди. Солдат приставил плечо к плоской поверхности, внутри модуля тихо квакнуло – раскрылся проход внутрь межсфирника. Тимур Жилин вступал в новый мир.

Следуя указаниям зеленых стрелок, он прошел в пассажирский отсек. Здесь было тихо, корпус гасил внешние звуки. Тим выбрал место у правого борта и уже собирался опустить рюкзак в нишу, когда его окликнул недавний собеседник – крепыш в форме пилота.

– Нет, слева садись, тебе же захочется в иллюминатор глядеть. Новичкам всегда интересно на Каабу посмотреть, а мы левым бортом к ней пройдем.

Тим кивнул и пересел, куда было предложено, – теперь он оказался за спиной говорливого попутчика. Другой пилот, тот, что с усиками, вновь дремал, откинувшись на подголовник. Тимур решил последовать его примеру: загрузка межсфирного транспорта – дело долгое.

Из дремоты вывела легкая вибрация челна и голос в репродукторе, монотонно повторяющий: «Челн готовится к отлету. Всем занять места, пристегнуться. Челн готовится к отлету. Всем занять места, пристегнуться…». Тим поерзал, чтобы прижаться к спинке как можно плотнее, и принялся аккуратно натягивать непривычно широкие ремни. Сиденье тоже казалось необычным, очень уж мягким. Время от времени корпус тихо вздрагивал, что-то лязгало: машина переходила в полетный режим. С шипением кресла стравили газ, принимая форму тела пассажиров, ремни натянулись, обхватывая нежно, но плотно.

Дрожь корпуса стала сильней, свет в салоне погас, вдоль свода загорелись оранжевые лампы: челн тронулся. Тим сжал зубы и приготовился – сейчас начнется перегрузка. Медленно, плавно… Он закрыл глаза и мысленно обратился ко Всевечному.

* * *

Когда зажегся свет, понял – они уже вне сфиры. Спереди донесся баритон общительного пилота:

– Отрок, ты как? Нормально?

– Нормально, – Жилин прислушался к своим ощущениям. – Да, я в порядке.

– Вот и хорошо. Погоди, сейчас иллюминаторы откроются, посмотришь на Каабу. На нее стоит посмотреть. Вот я сколько раз вижу, а все тянет снова и снова…

Сиденье зашелестело, наполняясь газом. Ремни чуть ослабли. Тяжести не было, Тим понял, что они уже в невесомости,

но по-прежнему ощущал мягкое давление, прижимающее к спинке: челн двигался с ускорением. Все было знакомо, сотни раз отработано на тренировках… И все же он испытывал волнение. Теснило грудь, сердце быстро стучало и побаливало немного. Так обыденно это происходит, буднично, а ведь сейчас исполняется мечта его жизни: он над сфирой вознесся! И как исполняется… Ведь думал: много лет в атмосфере летать предстоит, да и вообще неизвестно, попадет ли когда в большое пространство. Но вот, еще и служить толком не начал, на одно только задание в Гуманитарный лагерь вылетал, а воля Всевечного – уже здесь, на орбите! Хотя если война… Стоит ли оно того? – задумался он вдруг, и на душе сразу тревожно стало. Выходит, для исполнения мечты война понадобилась? Плохое ради хорошего… Где правда? Мысль эта очень смутила его, обеспокоила, а ответа не находилось. У Шахтара надо спросить, командир подскажет… Хотя когда ж его теперь увижу? Может, и никогда.

А потом с негромким щелчком поднялись заслонки, и сквозь иллюминаторы из толстого свинцового стекла Тимур узрел необъятную тьму межсфирии. Словно черное полотно, испещренное белыми буквами звезд – они складывались в божественную тайнопись, которой Всевечный раскрыл все загадки мироздания, все его великие, манящие и пока еще недоступные людям законы.

– Погоди, долетим до «окна», поднимемся выше, тогда Кааба будет видна, – пояснил сосед, выглядывая из-за спинки кресла. – Близко от нее пройдем, полюбуешься.

Тимур кивнул, не отрывая взгляда от иллюминатора. Там медленно, неторопливо плыла звездная ночь. Холодные огни выстраивались причудливым узором, который дышал, пульсировал, завораживал – манил. Тим увидел внизу солнечный парусник, летящий по своей орбите, – треугольный экран площадью метров сто пятьдесят, натянутый на тонких штангах, в свой черед закрепленных на квадратной раме с баллонами, решетчатым колоколом антенны и какими-то приборами. Гордо, мягко реял он над Землей, полотнище было разделено на две части: верхняя иссиня-черная, сливающаяся с космическим фоном, нижняя золотая, а в центре сияло искристым серебром изображение святой крезды. Тимур долго провожал его взглядом. Было что-то упоительное в этом легком парении на невообразимой высоте, когда от тверди отделяли тысячи километров, – в мерном скольжении межсфирника по незримым гравитационным волнам.

Потом в чреве челна глухо загудело, картинка в иллюминаторе поплыла скорее, проворачиваясь: включились маневровые двигатели. Сердце колотилось все быстрее; когда Тимур поднял руку с растопыренными пальцами, увидел, что они дрожат. И еще почему-то зевать постоянно хотелось – тоже нервное, должно быть. Он ерзал, крутил головой, то в салон глядя, то в иллюминатор… И вдруг почти задохнулся, широко раскрыв глаза: миг настал, явилась Кааба!

Вот он, дивный Горний мир! Как прекрасный канатоходец, балансирует на границе равновесия центробежной силы и притяжения Земли. Должен был бы соединяться с Изножием толстым столбом, по коему двигались бы орбитальные подъемники, – но суждено ему парить в одиночестве, осеняя сфиру. Красота звездной ночи враз отступила, съежилась пред исполненным величия зрелищем орбитального града. Издали обиталище святых напоминало звезду. Ядро – серебристый шар, окруженный, будто Сатурн, широким кольцом, от которого расходились во все стороны пять ветвей Сидры. У основания широкие, дальше они сужались, но на концах имели утолщения, будто навершия посохов. Кольцо же служило местом посадки, и челн с Тимуром, припавшим к оконцу, подлетал все ближе, хотя они-то туда садиться не собирались. Шум маневровых двигателей – а их, управляющих движением челна по трем осям, здесь должно быть не менее полусотни – менял тональность, то почти стихал, то громче становился. Капитан маневрировал; наконец челн заскользил в тишине и покое – ближе, ближе к Каабе…