Русский крест
Шрифт:
– Это они толкают вашего генерала! - со злостью произнес Винтергауз. Что ж, вы можете все потерять...
– Или все получить, - сказала она.
Неизвестно, что ей больше придало силы, собственная гордость или успехи кутеповской армии, занявшей Александровск, и Донского корпуса в Донбассейне.
А Винтергаузу нечего было отвечать, и он пока отстал от нее.
Но если завтра добровольцы и донцы отступят? Нина думала над этим, решила: все равно не уступать.
У нее оставался магазин, где Алим неторопливо торговал виноградом,
Однажды она склонилась над ящиком с виноградом, упершись рукой в колено, и выбирала прохладные, чуть матовые от пыльцы кисти, как вдруг что-то почувствовала и обернулась.
У дверей стоял Артамонов, она успела поймать его пристальный взгляд, потом он неловко улыбнулся.
– Иди сюда, - позвала Нина. - Смотри, какая красота. - Она взяла гроздь, подбросила ее на ладони и спросила, подразнивая: - Нравится? Хочешь взять из рук одинокой вдовы?
Артамонов подошел и протянул руку.
Может, он еще не понял.
– Хочешь? - повторила она, поднимая гроздь.
– Давай, - сказал Артамонов.
– Возьми! - Нина отвела гроздь в сторону.
Артамонов вздохнул и признался:
– Я ведь помню тебя еще в Ольгинской. Ты на свои деньги нанимала подводы для раненых.
– Да, - сказала она.
– Тогда я подумал: вот!... У тебя на руках умер маленький кадет... Такие, как ты, поддерживали нашу надежду... А сейчас - что? - спросил Артамонов с проникновенной суровостью.. - Я у тебя в батраках, а надежд никаких.
Ей стало досадно из-за его глупости. Неужели он собирался осуждать ее? За то, что она не опустилась до нищеты?
– Ну бери же! - потребовала она, протягивая ему виноград. - Ты не батрак, мы с тобой первопоходники. Или ты разочаровался во мне?
Артамонов взял гроздь и бросил ее обратно в ящик..
– Не надо так со мной, - попросил он. - Я могу вообразить Бог знает что. А если что взбредет мне в голову, меня не своротишь.
– Да ты как мальчишка! - упрекнула Нина, улыбаясь ему.
Артамонов опустил глаза. Сквозь редкие пушистые волосы стало видно, что вся его голова краснеет.
"Мальчишка, мальчишка! - подумала Нина. - Он меня боится".
– А что тебе может взбрести? - лукаво спросила она, подбочениваясь и выпячивая груди. - Ты робеешь?
– Ты чужая, - неохотно сказал Артамонов.
Она с вызовом подняла руки к затылку откровенным отдающимся движением, потом медленно сбросила руки вниз и, отвернувшись, окликнула в дальней комнате Алима:
– Виноград больно хорош, накинь-ка сотню.
Татарин
– Пойди, скажи ему, - велела Нина Артамонову.
Могла ли она преодолеть его робость, подобно тому, как когда-то соблазнила Виктора Игнатенкова, привязав его к себе? Но тогда Нина была другой.
И больше Артамонов не слышал от нее о вдовьем одиночестве.
Через день объявился Винтергауз с незнакомым мужчиной в кремовом чесучовом костюме и канотье.
Нина закрылась с ними. Они беседовали недолго, и британец согласился уплатить фунтами за рудник и усадьбу. Он говорил, что коньюнктура сейчас в пользу Нины, и поэтому он уступает.
Незнакомец (это был нотариус) поздравлял Нину с удачной сделкой и раскладывал на холщовой скатерти купчие документы.
Она тупо смотрела на золотой перстень на его мизинце, и ей мерещилось какое-то другое золотое кольцо, которое она когда-то видела на мизинце - у кого же?
Нина ощущала растерянность и досаду. Винтергауз покупал ее последнее, ее кровь.
– Вы не верите удаче? - усмехнулся нотариус. - Позвольте, я взгляну на ваши бумаги.
Блеснул нотариусский перстень, чужие пальцы сжали ее собственность. "Не надо, - предостерег ее рассудительный голос. - Это враги. Где ты будешь жить, если продашь усадьбу?"
Но другой голос напомнил, что России больше нет и нельзя жить химерами.
Нина вспомнила, у кого видела золотое кольцо: у Корнилова. Бесстрашный генерал выплыл из прошлого, чтобы укорить ее, однако нагловатый стряпчий оттеснял его.
– Хорошо, я продаю! - сказала Нина.
Из кожаной папки, где хранились ее бумаги, высовывался край фотокарточки. Родина слала Нине последнее напутствие.
Винтергауз, уловив ее замешательство, заторопился идти поскорее в контору, подписывать купчую и получать долгожданные фунты.
– Да не убегу я! - насмешливо вымолвила Нина. - Или боитесь, что наши займут Донбассейн и я передумаю?
– А если не займут? - бросил нотариус и быстрым движением выхватил из папки фотокарточку. - Позвольте полюбопытствовать?
Нина ударила его по руке. Фотография Петрусика взлетела над столом. Нотариус отшатнулся, крикнул:
– Сумашедшая!
Винтергауз, покачивая головой, снисходительно похлопал его по спине, словно советовал утихнуть.
– Поднимите, - велела Нина.
Нотариус подумал немного, затем развел руками.
– Ну и темперамент!.. Я подчиняюсь, мадам! - сказал он, подняв фотокарточку с пола.
"Господи, до чего ты меня доводишь!" - мелькнуло у нее.
Надо было скорее кончать дело.
* * *
Вечером Нина уже была богатой. Она подарила пятьсот фунтов Артамонову, не зная, зачем это делает, просто жертвуя, как свечу поставила.
– Откупаешься? - догадался штабс-капитан.
– Я в Константинополь поеду, - сказала она. - Здесь ничего путного не будет.