Русский литературный анекдот конца XVIII - начала XIX века
Шрифт:
— Мадам, не могу оставаться в Петербурге.
— А почему?
— Зимой я могу давать уроки, а летом все на даче, и я не в состоянии оплачивать карету либо оставаться без дела.
— Вы не уедете, все это надо устроить так или иначе.
Приезжает ко мне Потемкин. Я говорю ему:
— Как ты хочешь, Потемкин, а мамзель мою пристрой куда-нибудь.
— Ах, моя голубушка, сердечно рад, да что для нее сделать, право, не знаю.
Что же? через несколько дней приписали мою мамзель к какому-то полку и дали ей жалования. Нынче этого сделать уже нельзя. [81, с. 176.]
* * *
Потемкин послал однажды адъютанта взять из казенного
* * *
Однажды Потемкин, недовольный запорожцами, сказал одному из них:
— Знаете ли вы, хохлачи, что у меня в Николаеве строится такая колокольня, что как станут на ней звонить, так в Сече будет слышно?
— То не диво, — отвечает запорожец, — у нас в Запорозцике е такие кобзары, що як заиграють, то аже у Петербурги затанцують. [81, с. 173.]
* * *
N.N., вышедший из певчих в действительные статские советники, был недоволен обхождением князя Потемкина.
— Хиба вин не тямит того, — говорил он на своем наречии, — що я такий еднорал, як вин сам.
Это пересказали Потемкину, который сказал ему при первой встрече:
— Что ты врешь? какой ты генерал? ты генерал-бас. [81. с. 173.]
* * *
Когда Потемкин вошел в силу, он вспомнил об одном из своих деревенских приятелей и написал ему следующие стишки:
Любезный друг, Коль тебе досуг, Приезжай ко мне; Коли не так, ………………. Лежи в……….Любезный друг поспешил приехать на ласковое приглашение. [81, с. 173.]
* * *
Потемкину доложили однажды, что некто граф Морелли, житель Флоренции, превосходно играет на скрыпке. Потемкину захотелось его послушать; он приказал его выписать. Один из адъютантов отправился курьером в Италию, явился к графу М., объявив ему приказ светлейшего, и предложил тот же час садиться в тележку и скакать в Россию. Благородный виртуоз взбесился и послал к черту и Потемкина и курьера с его тележкою. Делать было нечего. Но как явиться к князю, не исполнив его приказания! Догадливый адъютант отыскал какого-то скрыпача, бедняка не без таланта, и легко уговорил его назваться графом М и ехать в Россию. Его привезли и представили Потемкину, который остался доволен его игрою. Он принят был потом в службу под именем графа М. и дослужился до полковничьего чина. [81, с. 172.]
* * *
Потемкин, встречаясь с Шешковским, обыкновенно говаривал ему: "Что, Степан Иванович, каково кнутобойничаешь?" На что Шешковский отвечал всегда с низким поклоном: "Помаленьку, Ваша Светлость!" [81, с. 173.]
* * *
Князь Потемкин во время очаковского похода влюблен был в графиню ***. Добившись свидания и находясь с нею наедине в своей ставке, он вдруг дернул за звонок, и пушки кругом всего лагеря загремели. Муж графини ***, человек острый и безнравственный, узнав о причине пальбы, сказал, пожимая плечами: "Экое кири куку!" [81, с. 173.]
* * *
Один из адъютантов Потемкина, живший в Москве и считавшийся в отпуску, получает приказ явиться: родственники засуетились, не знают, чему приписать требование светлейшего. Одни боятся внезапной немилости, другие видят неожиданное счастие. Моледого чет ловека снаряжают наскоро в путь. Он отправляется из Москвы, скачет день и ночь и приезжает в лагерь светлейшего. Об нем тотчас докладывают. Потемкин приказывает ему явиться. Адъютант с трепетом входит в его палатку и находит Потемкина в постеле, со святцами в руках. Вот их разговор:
Потемкин. Ты, братец, мой адъютант такой-то?
Адъютант. Точне так, Ваша Светлость.
Потемкин. Правда ли, что ты святцы знаешь наизусть?
Адъютант. Точно так.
Потемкин (смотря в святцы). Какого же святого празднуют 18 мая?
Адъютант. Мученика Федота, Ваша Светлость.
Потемкин. Так. А 29 сентября?
Адъютант. Преподобного Кириака.
Потемкин. Точно. А 5 февраля?
Адъютант. Мученицы Агафьи.
Потемкин (закрывая святцы). Ну, поезжай же себе домой. [81, с. 172.]
* * *
Молодой Ш. как-то напроказил. Князь Б. собирался пожаловаться на него самой государыне. Родня перепугалась. Кинулись к князю Потемкину, прося его заступиться за молодого человека. Потемкин велел Ш. быть на другой день у него, и прибавил: "Да сказать ему, чтоб он со мною был посмелее". Ш. явился в назначенное время. Потемкин вышел из кабинета в обыкновенном своем наряде не сказал никому ни слова и сел играть в карты. В это время приезжает князь Б. Потемкин принимает его как нельзя хуже и продолжает играть. Вдруг он подзывает к себе Ш.
— Скажи, брат, — говорит Потемкин, показывая ему свои карты, — как мне тут сыграть?
— Да мне какое дело, Ваша Светлость, — отвечает ему Ш.,- играйте, как умеете.
— Ах, мой батюшка, — возразил Потемкин, — и слова тебе нельзя сказать; уж и рассердился.
Услыша такой разговор, князь Б. раздумал жаловаться. [81, с. 171.]
* * *
На Потемкина часто находила хандра. Он по целым суткам сидел один, никого к себе не пуская, в совершенном бездействии. Однажды, когда был он в таком состоянии, накопилось множество бумаг, требовавших немедленного разрешения; но никто не смел к нему войти с докладом. Молодой чиновник по имени Петушков, подслушав толки, вызвался представить нужные бумаги князю для подписи. Ему поручили их с охотою и с нетерпением ожидали, что из этого будет. Петушков с бумагами вошел прямо в кабинет. Потемкин сидел в халате, босой, нечесаный, грызя ногти в задумчивости. Петушков смело объяснил ему, в чем дело, и положил перед ним бумаги. Потемкин молча взял перо и подписал их одну за другою. Петушков поклонился и вышел в переднюю с торжествующим лицом: "Подписал!.." Все к нему кинулись, глядят: все бумаги в самом деле подписаны. Петушкова поздравляют: "Молодец! нечего сказать". Но кто-то всматривается в подпись и что же? на всех бумагах вместо: князь Потемкин — подписано: Петушков, Петушков, Петушков… [81, с. 170–171.]
* * *
Однажды императрица Екатерина, во время вечерней эрмитажной беседы, с удовольствием стала рассказывать о том беспристрастии, которое заметила она в чиновниках столичного управления, и что, кажется, изданием "Городового положения" и "Устава благочиния" она достигла уже того, что знатные с простолюдинами совершенно уравнены в обязанностях своих перед городским начальством.
— Ну, вряд ли, матушка, это так, — отвечал Нарышкин.
— Я же говорю тебе, Лев Александрыч, что так, — возразила императрица, и если б люди и даже ты сам сделали какую несправедливость или ослушание полиции, то и тебе спуску не будет.