Русский политический фольклор. Исследования и публикации

Панченко Александр Михайлович

Спиридонова 1977 / Спиридонова (Евстигнеева) Л. А. Русская сатирическая литература начала XX века. М., 1977.

Толстая 1999 / Толстая С. М. Полесские «обмирания» // Живая старина. 1999. № 2. С. 22–25.

Тумаркин 1997 / Тумаркин Н. Ленин жив! Культ Ленина в Советской России. СПб., 1997.

Чередникова 2002 / Чередникова М. П. Письменная традиция обмираний // Сны и видения в народной культуре / Сост. О. Б. Христофорова. М., 2002. С. 227–246.

Шевченко 1999 / Шевченко В. Ф. «Велел Господь показать тебе…» // Живая старина. 1999. № 2. С. 27–29.

Шумов 1996 / Шумов К. Э. «Эротические» студенческие граффити // Секс и эротика в русской традиционной культуре / Сост. А. Л. Топорков. М., 1996. С. 454–483.

Netinalju Stalinist / Netinalju Stalinist / Интернет-анекдоты о Сталине. Koostanud ja toimetanud Arvo Krikmann / Сост. и ред. Арво Крикманн. Tartu, 2004.

Жанна Кормина

Политические персонажи в современной агиографии. Как Матрона Сталина благословляла

Осенью 2008 года в храме Равноапостольной Ольги под Санкт-Петербургом появилась икона, на которой были изображены святая Матрона Московская (1881–1952) и И. В. Сталин (1878–1953) [196] .

Первой об этом сообщила национал-патриотическая газета «Завтра», опубликовавшая интервью с автором идеи и заказчиком этого иконописного изображения, настоятелем храма игуменом Евстафием (Жаковым) [197] . В краткой преамбуле к интервью газета писала: «Сталин теперь – в одной из церквей. В той, что за Стрельней (так!), близ Петербурга. На иконе. В своей простой шинели, в какой его запомнили миллионы советских людей, смотрит на вас задумчивыми и глубокими глазами из-под густых бровей. Рядом с ним святая. Матрёна Московская с нимбом вокруг головы осеняет красного цезаря крёстным знамением» (Бойков 2008). Месяц спустя новость о Сталине на иконе появилась в «Новых известиях», а затем и в других печатных и интернет-изданиях, православных и светских, в телевизионных и радионовостях (Поздняев 2008; Пастухова, Коробов 2008; МК 2008; Коняев 2008; НГ 2008; Петлянова 2008). О том, что история с иконой стала настоящим скандалом, свидетельствует приглашение игумена Евстафия и дьякона Андрея Кураева в качестве его оппонента для участия в одном из самых популярных телешоу на центральном Первом канале [198] .

196

Автор иконы петербургский художник Илья Пивник познакомился с игуменом Евстафием еще в 1993 году, когда тот пригласил его работать на восстановлении храма Рождества Иоанна Предтечи в Старой Ладоге (Ленинградская область). И. Пивник выполнял для о. Евста фия и другие заказы, в частности икону новомученика Юрия Новицкого. Икону Матроны со Сталиным, по требованию о. Евстафия, художник переписывал дважды: не удавалось портретное сходство, и заказчик хотел большей монументальности в фигуре Сталина (интервью с Ильей Пивником, февраль 2010 года).

197

Родом из Иваново, по образованию врач, в 1970 году защитил кандидатскую диссертацию по философии на тему «Нейрофизиологические основы идеального отражения материального мира в форме субъективного образа». Относится к поколению священников-строителей: восстановил три храма: Серафима Саровского г. Пудож (Карелия), Рождества Иоанна Предтечи в Старой Ладоге, Св. Петра и Павла в Знаменке под Петергофом. Один из авторов националистического ресурса «Русская линия». Устраивает вечера романсов о Сталине собственного сочинения. Утверждает, что является родственником В. И. Ленина. Открыто заявляет о своих симпатиях И. В. Сталину. Активно участвовал в кампании по подготовке канонизации Евгения Родионова, солдата срочной службы, погибшего в Чечне в середине 1990-х годов, повесил в своем храме в Знаменке его икону.

198

Телешоу «Пусть говорят» от 22 января 2008 года.

На ток-шоу, защищаясь от обвинений Кураева в невежестве и самочинии, игумен Евстафий утверждал, что эта икона – всего-навсего увеличенное клеймо из житийной иконы Матроны Московской, благополучно висящей в целом ряде православных церквей [199] , а ему лично история о посещении Матроны Сталиным осенью 1941 года была известна давно, «годов с 1970-х». Главным аргументом Кураева было отсутствие этого сюжета в житии Матроны Московской, и, следовательно, его неканоничность. Представляющий официальную позицию РПЦ Кураев и ряд его коллег заявляли, что произошедшее – локальная личная инициатива известного своей эксцентричностью батюшки, которую Церковь не поддерживает и даже осуждает.

199

Такое клеймо действительно есть, например, на житийной иконе Матроны Московской в церкви Николая Чудотворца в Старом Ваганькове (Москва). Я благодарна Веронике Макаровой, подтвердившей это.

Чтобы разобраться с происхождением слухов о визите Сталина к старице Матроне, нам придется обратиться к истории прославления этой исключительно популярной ныне святой.

Канонизация старицы

В 1993 году в издательстве начавшего недавно восстанавливаться женского Ново-Голутвина монастыря в подмосковной Коломне вышла маленькая, в четверть листа, книжка на дешевой газетной бумаге с фотографией березок на обложке – «Сказание о житии блаженной старицы Матроны». Написала (или составила) книгу некая Зинаида Жданова, дочь односельчанки Матроны, удачно вышедшей замуж в Москве (за сына людей, у которых она работала прислугой). У матери Зинаиды слепая от рождения, парализованная Матрона, перебравшаяся в Москву из Тульской области в 1925 году, жила с 1942 по 1950 год.

К сожалению, никаких дополнительных биографических данных о Зинаиде Ждановой, за исключением сообщенных ею же в «Сказании», мне раздобыть не удалось. Согласно «Сказанию», в 1946 году она окончила архитектурный институт в Москве, 6 января 1950 года была осуждена по статье 58, п. 10–11 (участие в церковно-монархической группе (Жданова 1993: 126), очевидно в связи с проживанием Матроны в доме ее матери), реабилитирована в 1955 году. Книга представляет собой сборник рассказов о Матроне лично знавших ее людей, почти исключительно ее родственниц и односельчанок. Трудно представить, чтобы в столь преклонном возрасте (р. в 1917) Жданова отправилась в д. Себено Тульской области, чтобы встретиться с этими людьми, или отыскала их в Москве. Каким образом был написан текст этой книги, какова степень редакторской правки, осуществленной, по-видимому, кем-то из издательства Ново-Голутвина монастыря, – ответы на эти вопросы могут носить только гипотетический характер. Ясно, что редактор или скрывший свое имя соавтор имел некоторое представление о том, каким образом осуществляется подготовка к прославлению святого: собираются и публикуются свидетельства о его или ее жизни и чудотворениях. Текст написан разговорным, даже простонародным, языком («ихний домик», «враз все просветлело», «он аккурат попал в плен», «ее прислужница» и проч.). Скорее всего, сохранение просторечий должно было служить доказательством аутентичности информации о Матроне; таким образом рисуется узнаваемый речевой портрет человека из народа, действительно приехавшего в Москву из деревни [200] .Вероятно, составители или редакторы попросту сохранили индивидуальные особенности речи реальных рассказчиков, например, сделав расшифровку интервью с ними. Косвенным доказательством документальности может служить тот факт, что единственное агиографическое клише в тексте, позволяющее предположить некоторое знакомство рассказчицы с соответствующей традицией (соблюдение святым поста по средам и пятницам с младенчества: Матрона младенцем не берет грудь в среду и пятницу, спит в эти дни сутками) (Жданова 1993: 26), обнаруживается в рассказе явно имевшей опыт регулярной церковной жизни А. Малаховой, которая, согласно второму изданию этой книжки, и занималась розыском тех, кто «знал Матушку, кто жил с ней в одном селе» (Житие и чудеса 1998: 6). Речь единственного среди рассказчиков мужчины сохраняет особенности мужской речи, в частности, он единственный называет профессию мужа Ждановой – «он был инженером по возведению кессонных работ» (Жданова 1993: 63). Все

это говорит в пользу не только действительной документальности текстов, но и того, что организацией сбора материала и составлением должен был заниматься кто-то кроме Ждановой. Само название книги «Сказание о житии» свидетельствует о работе над текстом человека, вероятно, имеющего филологическое или историческое образование. Может быть, введение в заголовок слова «сказание…» должно было не только добавить произведению эпичности и народности, но и сообщить о том, что это все-таки не житие, и тем самым защитить книгу от возможной критики.

200

Вообще деревенское происхождение Матроны явно представляется в середине 1990-х годов привлекательным: березки на обложке первого издания сменяются деревенским пейзажем с цветущей черемухой в издании Даниловского монастыря 1997 года и с гроздьями рябины в издании 1998 года (О жизни и чудесах 1997; О жизни и чудесах 1998).

Любопытен сам факт появления такой книжки в недавно открытом женском монастыре. Можно предположить, что занятые устроением монастырской жизни насельницы, в основном молодые и образованные [201] , инициировали кампанию по подготовке канонизации старицы Матроны, планируя сделать ее «своей» святой, которая привлекала бы в их обитель паломников и инвестиции. Однако после прославления Матроны в 1999 году как местночтимой московской святой ее мощи были переданы в московский Покровский монастырь на Таганке. Вероятно, так церковные власти решили поддержать только что начавшую функционировать обитель, которой еще предстояло решить труднейшую задачу освобождения (или захвата) монастырских зданий в центре Москвы от многочисленных светских насельников. И действительно, мощи Матроны оказались внушительным символическим капиталом; они обеспечили массовый приток паломников и стали основой нынешнего процветания монастыря [202] .

201

Настоятельница Ново-Голутвина монастыря Ксения (Зайцева), родилась в 1954 году. Окончила журфак МГУ, с юности дружна с группой петербургских художников круга В. Стерлигова (последователя и ученика Малевича). Стала игуменьей Свято-Троицкого Ново-Голутвина монастыря в 1990 году в возрасте 36 лет.

202

О том, что спор о мощах существовал, свидетельствует нарратив о сне, привидевшемся с 4 на 5 ноября 1996 года некой москвичке Н. М. Шевыриной. Она приходит на Даниловское кладбище к могиле Матроны, но на месте могилы обнаруживает фонтан; Матрона, явившаяся ей «в зеленых ризах и лиловом омофоре» говорит, что могилки у нее еще нет: «Хотят увезти меня в тьмутаракань и там положить. Да только я туда не пойду. Я – московская чудотворица и буду лежать только в стольном граде Москве». Она хочет лежать в большом храме, например, преподобного Сергия Радонежского в Рогожской слободе: «Раз я на небесах в обителях Преподобного пребываю, то и на земле хочу в его храме покоиться» (Житие и чудеса 1998: 187–188). Подразумевалась ли под «тьмутараканью» Коломна с Ново-Голутвиным монастырем или какое-то другое место, нам не известно.

Матрона стала первой в истории РПЦ канонизированной старицей [203] . К сожалению, современное старчество вообще остается областью мало исследованной [204] , а о женском старчестве практически ничего не написано. Небольшая небезынтересная книга священника А. Шантаева о святых блаженных-калеках в современной житийной литературе остается в рамках внутрицерковной дискуссии (Шантаев 2004). Шантаев называет «Сказание о житии…» и ряд других современных агиографических сочинений о старицах «агиографическим китчем», упрекая авторов за отход от житийных канонов. «Китчу» он противопоставляет монастырскую агиографическую традицию, представленную житиями стариц Дивеевского монастыря. Написанная в 2001 году книга ценна тем, что в ней впервые женское старчество – вернее, агиографическая литература о старицах – становится объектом исследования. Однако полемический характер сочинения не позволяет его автору предпринять беспристрастный анализ выбранного им предмета. Вопрос о причинах и траекториях «порчи» жанра им не рассматривается, а действительно распространенный в современном российском православии культ блаженных калек он объясняет скорее историософски – «великой усталостью нации, сломившей себя в изнурительном покорении вершин» (Там же,70).

203

Официального чина «старица» в номенклатуре святых (пока) не существует. Матрона канонизирована как праведная, но даже в таком официальном документе, как Определение Патриарха Московского и Всея Руси Алексия II о канонизации она именуется также и блаженной, и старицей: «1. Причислить к лику праведных для местного церковного почитания в городе Москве и Московской епархии старицу Матрону Московскую. <…> 3. Память блаженной Матроне Московской совершать в день ее преставления…» (Житие и чудеса 1998: 68).

204

Едва ли не единственное исключение в светской историографии – два небольших раздела в книге Н. М. Митрохина (Митрохин 2004: 92–106) и его же статья (Митрохин 2006).

Продолжила критику «агиографического китча» светская исследовательница М. М. Лоевская в статье и защищенной в МГУ докторской диссертации (Лоевская 2005а, Лоевская 2005б). Указав на то, что уже в конце XIX века жития святых «часто были неудачными», Лоевская пишет, что к концу XX века качество агиографических сочинений совсем испортилось: «в ущерб житийной ясности и простоте стали преобладать дешевые художественные эффекты и визионерство» (Лоевская 2005а: 104). Автор полагает, что современная агиография плохо исследована, потому что качество ее «ниже любого уровня критики», а для спасения жанра необходимо «воссоздать почву христианской духовности». Лоевская верно указывает на популярность творений «горе-агиографов» (Там же, 103), однако ничего, кроме испорченного, невежественного православия, не имеющего права на существование, она в них не видит.

Еще одна специальная работа о женской святости в России XX века издана недавно финской русисткой Элиной Кахла. Этот труд, составленный из статей и докладов разных лет, отличает методологическая неуверенность, маскируемая, как это часто бывает, суждениями метафизического характера, вроде утверждений о «биполярной природе русской души». В этом Кахла близка не читавшей ее Лоевской: последняя подменяет аналитическую работу с замеченными ею особенностями современной агиографии констатацией особенной психологии русского народа, с неизбежностью проявившейся в этих текстах (Там же, 106–107) [205] . Трудно согласиться и с некоторыми более частными идеями Э. Кахлы, в частности, с предположением о том, что житие Матроны было сфабриковано органами госбезопасности, чтобы культивировать в верующих политический конформизм (Kahla 2007: 97–98) [206] .

205

При этом автор ссылается, как водится, на по-школярски понятых классиков: Достоевского, Толстого, Лескова и Салтыкова-Щедрина. Впрочем, без ссылок на конкретные работы.

206

Это предположение основано на двух фактах из «Сказания»: визита к Матроне Сталина и спокойной реакции Матроны на известие о том, что регулярно посещавший ее священник сотрудничал с органами госбезопасности.