Русский прорыв за Южный полярный круг. Жил отважный адмирал
Шрифт:
5-го июня лучше не стало: ветер всё усиливался, дождь чередовался с градом и снегом, видимость даже днём оставалась нулевой – с «Востока» не было видно «Мирного», и наоборот. К ночи шторм бушевал уже вовсю; на зажигаемые на «Востоке» фальшфейеры «Мирный» не отвечал. 6-го, когда ветер, оставаясь противным, слегка сбавил силу, на каждом судне по-прежнему безуспешно пытались разглядеть в море корабль-спутник; и только утром 7-го шлюпы, наконец, обнаружили друг друга.
В течение, в общей сложности, шести дней суда лавировали в проливе, рискуя быть разбитыми о прибрежные скалы. По свидетельству Симонова, «капитан Беллинсгаузен беспрестанно пытался выйти из Кукового пролива, но всякий раз при выходе в открытое море встречал сильный противный ветер … Сильные порывы ветра преобразовывались иногда в совершенную бурю, иногда в штиль, а это в тесных морях не лучше бури, потому что зыбь несравненно беспокойнее волнения при ветре; а когда, при безветрии, течение
Действительно, крушение у берегов Новой Зеландии означало для мореплавателей в то далёкое время одно из двух: в лучшем случае – гибель в волнах вместе со своим разбитым судном, а в худшем – встречу на суше с каннибалами, давно наблюдавшими за их агонией в море и теперь ожидающими их, обессилевших, безоружных и лишённых поддержки корабельной артиллерии…
К счастью, 10 (22) июня слабый, но попутный ветерок позволил русским шлюпам миновать мыс Пализер у восточного выхода из ставшего для них проклятым пролива. В тот день путешественникам казалось, что они удаляются от адских врат. А ведь им предстояло ещё много чего пережить и узнать…
Глава 10. Сюрпризы сердитых морей и опасных архипелагов
Теперь путь «Востока» и «Мирного» лежал к известному с 1791 г острову Опаро (сегодня – Рапа-Ити). Остров получил такое странное название потому, что, как утверждал открывший его капитан Ванкувер, местные жители, которых он встретил, часто повторяли это слово.
С борта «Востока» Опаро увидели на рассвете 29 июня (9 июля), и не успел шлюп приблизиться к берегу, как появились лодки, в каждой из которых сидело по 5, 6 или 7 туземцев. В «Памятнике» (дневнике) матроса 1-й статьи Егора Киселёва находим в связи с этим следующую запись:
«29-го. Пришли ко острову Опаро. На оном острову народу дикого премножество и народ преразбойный, того глядит, где бы гвоздик украсть. Тут приехали к нам 22 лодки, одеяния никакого нет, как рыба по воде плавают, так они питаются земляным хлебом, и народ прездоровый собой».
С моря, на расстоянии 8 с небольшим километров (подойти ближе шлюпам мешал слабый, но встречный ветер), остров выглядел как несколько довольно высоких островершинных горных хребтов, тянувшихся на восток и на запад. «На некоторых из вершин гор видны некие устроения, как будто бы укрепления, куда токмо по тропинкам входить можно», – указывал Ф.Ф.Беллинсгаузен; увиденное навело его на мысль, «что островитяне разделены на разные общества, имеют также свои причины к прерыванию взаимных дружественных сношений, и в таком случае укрепления служат им убежищем и защитою».
Рисунок 48. Лодки жителей острова в Океании. Ретро-фотография.
У него же говорится, что лодки островитян, непохожие на виденные путешественниками в Новой Зеландии, были «вероятно, по неимению на острове достаточной толщины дерев, составлены из нескольких досок, вместе скреплённых верёвочками, свитыми из волокон древесной коры … С одной стороны вдоль лодки на отводах был брус в 3 с половиной дюйма (8,9 см – А.Л.) толщиною, заострённый с обеих сторон наподобие лодки, который служит для равновесия. По узкости лодок дородные островитяне не усаживаются в оные, а местами прикреплены дощечки, на которых они покойнее сидеть могут» 56 . Модель такой лодки была доставлена М.П.Лазаревым в Музей государственного Адмиралтейского департамента.
56
Фактически здесь мы имеем дело с примитивным воплощением идеи катамарана: судна с палубным настилом, уложенным поверх двух параллельных корпусов. Двухкорпусная конструкция современного океанского судна позволяет добиться большей остойчивости, чем у однокорпусных судов сопоставимых габаритов. По словам пассажиров катамаранов, качка на них, в отличие от обычных судов, практически не ощущается.
Туземцы, по свидетельству капитана «Востока», были «вообще среднего, а некоторые довольно высокого роста, по большей части все стройны, крепкого сложения, много дородных; в телодвижениях ловки и проворны, волосы … кучерявые, особенно быстро сверкающие чёрные глаза, бород не бреют, цвет лица и тела тёмно-красный, черты лица приятные и не обезображены испестрением, как то водится у многих жителей островов сего Великого океана».
В том, что опарцы, как и новозеландцы, знакомы с действием европейского оружия, сомневаться не приходилось. Они не сразу решились подняться на борт, но
Это произошло на «Востоке» 29-го, т.е. в первый день пребывания кораблей возле Опаро. На другой день островитяне посетили и шлюп Лазарева, который накануне был довольно далеко от берега; 30-го оба шлюпа держались уже рядом друг с другом. От внимательного взгляда начальника эскадры не укрылся один хитрый приём туземцев: «островитяне переезжали с шлюпа на шлюп, ибо, получив подарок от меня, спешили за тем же к господину Лазареву, Одарённые им, возвращались ко мне, протягивали руки и знаками объясняли, что ещё ничего не получили». И именно на «Мирном» разразился новый скандал, связанный с попыткой воровства.
Павел Михайлович Новосильский описал инцидент следующим образом:
«Один островитянин, выдернув со шкафута железный сектор с фалрепом 57 , бросился с ним в воду. В то же мгновение и все островитяне, как будто по сигналу, последовали его примеру, только один старик по дряхлости своей не успел броситься за борт и был задержан. Ему дали знать, что освободят его не прежде, как возвращён будет похищенный сектор, и указали лодку, в которой он был спрятан. Старик…, переговорив с сидевшими в ней опарцами, уверял нас, что в ней нет ничего.
57
Фалреп – это «верёвки, служащие вместо поручней для входа на судно или из кают на палубу» (Примечание самого П.М.Новосильского).
Видя, что старика не отпускают со шлюпа, опарец, укравший сектор, выдернув из него фалреп, спрашивал: не ту ли вещь у них требуют? потом шарил внутри лодки и показывал то изломанную корзину, то кусок камыша и, подняв руки кверху, делал знаки, что более ничего нет. Наконец, удостоверясь, что все его хитрости ни к чему не ведут и задержанного старика не освобождают, принуждён был, хотя очень неохотно, достать спрятанный сектор и отдать на шлюп. Тут старик и прочие островитяне стали бранить виноватого. Нетрудно было видеть, что это одна только комедия и что задержанный старик если не главный виновник, то и не противник похищения. Впрочем, капитан наш (лейтенант Лазарев – А.Л.) делал вид, как будто бы … не подозревает старика, и, отпуская его, подарил ему гвоздь» 58 .
58
Приём, к которому в данном случае прибегнул М.П.Лазарев – взятие в заложники туземцев при совершении их соплеменниками кражи на борту с обещанием освободить задержанных после возвращения похищенных вещей – широко использовался командирами судов в XVIII в, в частности Куком, в подобных ситуациях. Это дало современным горе-исследователям, приверженцам «антиколониальных» догм (речь идёт не столько о вчерашних ортодоксах-псевдомарксистах, сколько о нынешних неолиберальных апологетах глобализационного проекта) одно из оснований для обвинения европейских первооткрывателей островов Океании в «жестоком обращении с беззащитными (?! – вспомним лишь один из многих фактов – судьбу капитана Мариона!) людьми». Сегодняшние комментаторы книг мореходов и учёных XVIII – ХIХ вв заявляют, что принимавшаяся за склонность к воровству привычка полинезийцев была на самом деле следствием первобытнообщинного отношения к собственности, характеризующегося отсутствием представления о неприкосновенности чужих вещей. Не оспаривая эти утверждения, считаю нелишним заметить, что участникам дальних плаваний, на кораблях, где многие нужные, а то и жизненно необходимые вещи имелись лишь в нескольких или даже в одном экземпляре, от таких этнографических справок вряд ли стало бы легче.
В обмен на свои дары (зеркальца, топоры и прочие изделия из железа, бисер, ткани и др.) русские получили от жителей Опаро немного: раков, коренья таро, напоминающие вкусом картофель, из ремесленных изделий – вёсла и лейки для вычерпывания воды из лодок. Ни рыбы, ни свиней, ни кур на корабли не привезли. Туземцы, правда, звали моряков к себе на сушу, но последние не рискнули принять приглашение: из-за упоминавшегося выше тихого противного ветра «Востоку» и «Мирному» так и не удалось подойти к острову настолько близко, чтобы в случае необходимости можно было поддержать высадившихся на берег огнём корабельных пушек.