Русский щит. Роман-хроника
Шрифт:
Война принимала жестокое, невиданное доселе обличье.
Василий приказал своим тиунам схватить новгородских купцов во Владимире, Твери и Костроме, отобрать товары, а самих их заковать в железо. Воеводы великого князя, засевши в Торжке, накрепко заперли хлебный путь в Новгород. Дорог стал хлеб в новгородских волостях, черные люди начали помирать с голоду.
В отместку князь Дмитрий осадил со своими дружинами и новгородским пешим ополчением город Тверь, столицу князя Святослава Ярославича.
Во Владимир к великому князю приехали большие новгородские послы Семен
Но великий князь Василий мира не дал, приказал снаряжать новую рать на помощь тверскому князю.
Дмитрий Александрович, отступив от несокрушимой Твери, принялся штурмовать Торжок. Долго оборонялись воеводы великого князя. Много новгородцев нашли смерть под стенами Торжка. Но все же пересилил Дмитрий великокняжеских воевод. Переяславцы и новгородские ополченцы ворвались в город, сбили замок с хлебного пути.
Великому князю Василию нужно было все начинать сначала.
Снова собрались на новгородских рубежах владимирские и тверские полки. Снова потекли из-за реки Оки татарские тысячи, призванные великим баскаком Амраганом. Войне не видно было конца.
Но дрогнула сердцем корыстолюбивая новгородская господа, бояре и торговые гости. От войны им были только убытки. Порушилась торговля с Низовской землей. От непроданных товаров ломились амбары и подклети. Тиуны присылали слезные грамоты из вотчин, дотла разоренных наездами татарских загонов и ватагами владимирцев. Серебряная казна, собранная посадником Павшей Онаньичем с посадских дворов, растратилась на войну.
Сначала осторожно, а потом все настойчивей и настойчивей заговорили недовольные князем Дмитрием бояре: «Отовсюду нам горе! Отсель князь великий Василий с полками, а отсель князь тверской с полками же, а отсель баскак Амраган с бессчетными татарами. Вся Низовская земля на нас!»
Престарелый архиепископ Далмат, владыка новгородский, тоже тяготился военными заботами. Все чаще начал вспоминать в разговорах божью заповедь, что проливать кровь христианскую — великий грех…
Под предлогом защиты наровского рубежа от немцев владыка Далмат отозвал новгородское ополчение. Не приходили больше из Новгорода к войску обозы с оружием переяславского князя и хлебными запасами. Правда, явно отступиться от князя Дмитрия новгородская господа не решилась. Но намекнуть — намекнула, что было бы к лучшему, если переяславский князь своей волей отъедет из Новгорода…
В лето шесть тысяч семьсот восемьдесят первое Дмитрий Александрович возвратился в Переяславль, сохраненный в целости большим воеводой Иваном Федоровичем. Вместе с ним покинул Новгород посадник Павша Онаньич, который не пожелал примириться с всевластием великого князя.
Василий Ярославич вступил со своими полками в Новгород.
Горько пожалела новгородская господа о своем малодушии. Василий начал сводить счеты с новгородцами, объявил крамольниками многих добрый бояр. Потянулись по улицам Новгорода скорбные обозы: забитых в колодки бояр великокняжеские дружинники повезли в низовские города, в крепкое заточенье. Тысяцкого Ратибора бросили в подземную тюрьму на Городце, а его новый двор по приказу Василия разграбили и сожгли.
Владимирские дружинники, звеня оружием, ходили дозорами по новгородским улицам.
Новый посадник Михаил Мишинич делал все по слову великого князя Василия Ярославича.
Не миновала беда и архиепископа Далмата. По наущенью великого князя к больному Далмату пришли посадник и вечевые бояре, сказали дерзко: «Немощен ты и слаб, не под силу держать тебе Новгородскую землю. Кого благословишь, отче, на свое место духовного пастыря и учителя?» Далмат смирился, назвал два имени: игумена Давида и священника Климента.
После долгих споров бояре остановили свой выбор на Клименте. С охранной грамотой великого князя Климент поехал в Киев, чтобы принять благословенье от митрополита Кирилла…
Трудным был для Руси следующий год. Оскудела земля от войны, от татарских разбоев, от великокняжеских поборов. Удельные князья заперлись в городах, собирали дружины, а на кого — неизвестно.
А потом пришла новая беда.
Великий князь Василий Ярославич поехал в Орду с данью. С великими трудностями была собрана эта дань: по полугривне с сохи, а в сохе числили два мужа-работника. Но Менгу-Тимур принял великого князя сурово, упрекнул в нераденье: «Ясак мал, а людей в твоей земле много. Пошто не от всех даешь?» Напрасно Василий отнекивался прежними переписными книгами, татарами же составленными. Менгу-Тимур не стал и слушать, повелел послать новых численников по всем русским городам, чтобы не утаивали людей, обкладывали данью без изъятья.
Ордынец хуже волка, где пройдет — только кости обглоданные на земле валяются. Численники с крепкой охраной разбрелись по русским землям, чиня неправды и насилия. Почти вдвое выросла дань после переписи, придавив людей своей невыносимой тяжестью. Проклинали на Руси великого князя Василия, не сумевшего отвести беду…
Лето шесть тысяч семьсот восемьдесят третье было отмечено тревожными знамениями, великими пожарами и неожиданными смертями. Будто сам дьявол ополчился на Русскую землю, ужасая людей непознаваемыми делами.
Летописцы не успевали записывать известия о несчастьях и смертях.
Мая в третий день случилось дивное знамение в солнце. Огородилось солнце кругами — синими, зелеными, желтыми, багряными и червлеными, а посередине кругов — крест.
Того же лета был гром страшен, убило молнией во Владимире дьякона на обедне в соборной церкви Богородицы, а люди со страха все попадали на землю.
По зимнему времени луна погибла без остатка, а потом явилась вновь багровая, как в крови.
В лесу под Муромом убили медведя о трех ногах, а голова у медведя плешивая, будто костяная.