Русский транзит-2 (Образ зверя)

Барковский Вячеслав Евгеньевич

– Хорошо, пугать не буду. К нам тут вчера миша в гости зашел. Мы уже спать ложились вдруг кто-то стучит. Кто такой? Может, кто с буровой? Но почему тогда голос не подает? Я только подумать об этом успел, а Слава уж дверь открыл. Открыл и замер: за дверью миша сидит и смотрит. Я тоже вышел, за компанию. Стоим, молчим. Миша поглядел на нас минуты три, а потом развернулся и потопал в тундру. То ли искал здесь кого, то ли просто пообщаться приходил? Тихая такая скотинка. Почавкает и идет себе с миром.

– Ну уж и с миром,- возразил Слава, с удовольствием закуривший "Марлборо" из пачки Леонида Михайловича.-Тут совсем рядом с нами случай был. Повадился мишка в гости к геофизикам нашим ходить, что отсюда километрах в двадцати стояли. Вот так же все на помойку к ним ходил. У геофизиков собачка была маленькая такая сучка. Ну и подружилась сучка с мишкой, так сказать, на всякий случай, а может, и просто из уважения к грубой физической

силе. Иной раз она к нему на помойку даже куски таскала. Мол, кушай, мил-друг, да Жучку свою не забывай. Дружили они так с месяц. Но тогда не так, как сейчас, было: олешка днем с огнем не сыщешь. Ну, и оскудела помойка. Побежала сучка как-то на помойку, чтобы сердитому мише, который все кругами там ходил, сообщить по дружбе: мол, все, мишенька, ничего не осталось, извини... Но мишенька-то тихий, только когда сытый. Стрельнул он глазом на сучку: мала, Конечно, но что делать - и эта на зуб сгодится. Собачка, сообразив данный пренеприятный для себя расклад, кубарем в палатку закатилась да и под кровать. Скулит там тоненько, пощады значит просит. Хотели ее вытащить, чтобы мише, как царскую дочку морскому чудищу, отдать и тем самым откупиться. А как вы думали! Приучила - надо отвечать, не самим же им на ужин мишеньке идти! А она чуть полпальца не отхватила одному из геофизиков. Маленькая, глупенькая, а все понимает. Ну, а миша-то уже кругами вокруг палатки ходит-аппетит нагуливает. "Ну,-думают геофизики,-дело труба. Пора спасаться бегством!" Ведь у них там даже нагана не было. Выдали один карабин начальнику отряда, ну, тот и держал его при себе как раз в пятидесяти километрах от них на другом участке... Только побег их осложнялся тем, что, во-первых, миша уже находится в непосредственной близости - за фланелевой "стенкой" КАПШа, а во-вторых, один их трех геофизиков - женщина, да еще студентка, да еще сердечница, весом в шесть пудов-этакая снежная баба... Миша уже свой нос везде сует, того и гляди зашнурованный вход палатки коготком своим вскроет и тогда... В общем, делать нечего: встал один из них - Сашка, здоровенный такой, высокий парень - на колени перед входом с поднятой над головой кувалдой. Слава Богу, геофизикам, которые сейсмикой занимаются, кувалду разрешают иметь при себе! Стоит он так на коленях, бледный, весь в холодном поту, ждет, когда мишкина голова в палатку просунется. Студентка на шконке лежит, с жизнью прощается она-то ведь самый лакомый кусище для миши, а радист - тот все пытается на связь выйти: мол, умираем ни за грош, идем, так сказать, ко дну и просим считать нас членами профсоюза... Но тут в голову Сашке приходит спасительная идея. Бросает он свою кувалду, хватает маленького олененка, которого они уже неделю мариновали,-у кого-то из них день рождения намечался - и, откинув полог палатки, швыряет этот несостоявшийся шашлык подальше от входа. Через какую-то секунду бедные геофизики, в которых надежды на избавление от кошмара уже и с гулькин нос не осталось, слышат отвратительнейшее торопливое чавканье агрессора. Не говоря друг другу ни слова, они бросаются в противоположный угол палатки, где Сашка дрожащей рукой делает метровый надрез. Первой в дырочку, подобно маленькой и юркой птичке выпархивает студентка и, не дыша, летит вперед быстрее ветра, в одних носках для легкости.

Последним бежит Сашка, прихватив на всякий случай кувалду. И бежит эта замечательная троица семь километров до ближайшей буровой без передышки и явно наперегонки. Ведь каждый из них понимает, что ближайший к мише - третий и поэтому - кровь из носа - нужно быть в забеге, по крайней мере, вторым. Так, не оборачиваясь, и прибежали они на буровую. И первой была бедная сердечница, которая с шальными глазами заскочила в балок к буровикам, закрыла дверь изнутри и забилась там, повизгивая, на вторую полку. Причем все это без единого слова... Двое суток она потом отсыпалась, не спускаясь даже пописать, не говоря уже о чае или горячей пище. Спасибо буровикам: люди понятливые они, студентку не тревожили и даже не матерились; молчали, в общем...

– Но, может, медведь бы их и не тронул? Может, его только шашлык интересовал?
– усомнился Юрьев.

– Не тронул, говорите? Ну-ну.-Слава отложил в сторону тарелку.- На Шпице, то есть на Шпицбергене, еще случай был, когда миша разогнал норвежских туристов, которые туда, как мы на Валаам, катаются. Приехали они, значит, все белозубые и румяные от их капиталистической радости и буржуазного здоровья. Мороз, солнце светит. Кое-кто даже палатки на лед у пристани поставил: одним словом, балдеют. А тут миша к ним по льду бежит, весело так бежит, вприпрыжку. Ну, публика дура, конечно, но все ж с улыбочками сгрудилась в кучу и подалась на пирс. Только палатки желтые да оранжевые на льду остались... да в одной из палаток-турист. Говорят, он наушники надел - музыку слушал или спал... Подбежал миша к этой палатке, когтем, как бритвой, распорол

ее и цап, словно новогодний подарочек, мешок с тепленьким туристом. На пирсе миню уже на мушке держат, но стрелять опасаются: как бы не задеть туриста. В общем, миня сиганул с мешком со льдины, проплыл метров двести, выбрался на другую льдину и, все так же аккуратно разрезав пуховой мешок когтем, изъял его содержимое и - не к столу будет сказано - скушал. Говорят, одни фирменные штиблеты от туриста остались, так сказать, для медицинской экспертизы, и, кроме того, надо же хоть что-то и в гроб положить. Так-то...

– Да, и такие "ребята-зверята" в Красной книге!
– сказал, вздохнув, Николай Алексеевич.- И что ж, никакой защиты от них нет?

– Только пуля. Да и то не одна. Что мы только не делали, чтобы отогнать их от лагеря,- продолжал Слава.- Мучил наг тут один даже в "сортир" за сопку с карабином ходил Уж мы и толовую шашку под носом у не взрывали, и стреляли в него сразу из восьми стволов. (Было нас тут месяц назад десять человек.) На взрыв он даже головы не повернул, хотя у нас уши заложило, а получив пули и дробь, не умер, а только испугался. Дунул от нас, как птица-тройка по степи, и только где-то через сто метров первые капли крови н снег ронять стал. Надо было его тогда ж прикончить, да не достали, ушел. Хорошо, если издох где-то от потери крови, потому как если он еще живой, то нет страшнее и опаснее зверя

– Значит, их не победить?
– спросил не н шутку встревоженный Славиными рассказам! Юрьев.

– Почему не победить?! Есть и у нас отважные люди. Вот хотя бы адмирал. Он как-то со свитой на один из своих объектов приехал. Стоят офицеры на берегу, кто-то обстановку докладывает. Вдруг видят: бежит к ним по пляжу мишенька. Сперва хохотнули офицеры, мол, куда прешь, потапыч, у нас тут совещание, а потом, не в силах проникнуть в тайные намерения потапыча, дали деру. У них ведь только кортики да "Макаровы". Это против нашего-то мишки "Макаров"! Все побежали в одну сторону (спасайся, кто может!), а адмирал в другую - прямо на медведя. Поднял камень да как гаркнет! Медведь с разгону так и сел на задницу! Проехался миша таким образом и остановился метрах в десяти от адмирала. А тот знай медведя по матери кроет вы голос-то его слышали?
– да еще и наступает на него с каменюкой в руке... Ну и струхнул миша, учрался от греха подальше во льды

– А сейчас здесь медведей-то много?
– как-то равнодушно вступил в разговор Леонид Михайлович.

– Хватает, но ведь у вас-то пушки с оптикой, если что раз под лопатку и готово...

Ложились спать уже под утро. Слава и Хмурое Утро сами поставили охотникам КАПШ, в котором на раскладушках разместились Юрьев и Марсель. Коля и Леонид Михайлович на всякий случай заночевали в балке с геологами.

Затапливать печку в КАЛШе было лень. Кроме того, Юрьев столько выпил, что тепла должно было хватить ему до утра.

Пока они спали, погода испортилась. Солнце заволокло тяжелыми тучами, и пошел снег, потом подул сильный ветер, и получилась метель. Юрьеву в пуховом мешке было тесно и жарко, и во сне он постоянно с кем-то пихался. Было ощущение, что какой-то наглец хочет столкнуть его с раскладушки...

Разбудил Юрьева могучий бородач Слава. Он был крайне возбужден.

– Ну, как спалось на новом месте? Да ничего, спасибо. Только жарко было. А с кем рядом спали, знаете? Как с кем?!

– А вот идите посмотрите...

Кое-где тундру занесло снегом, который скопился в основном в углублениях и небольших ложбинах. С одной стороны КАПШа намело сугроб, который был словно выеден изнутри. От него тянулись к сопкам звериные следы.

– Что это за яма?!

– Вместе с вами, милейший, миша ночевал. Похоже, мы его своими вчерашними побасенками сюда призвали, как тень отца Гамлета. Ну, идите завтракать, а то уже давно пора на отстрел парнокопытных.

Юрьев не пошел вместе со всеми за озеро, где паслись олени. Он вообще не предполагал в кого-нибудь стрелять или даже, хуже того - убивать. Да, он приехал на охоту. Но разве охота это не в первую очередь отдых с обильной выпивкой у костра под разные охотничьи байки, а уже во вторую - стрельба и убийство?

Юрьев со своим карабином, который он взял скорее, для самозащиты, отправился вместе с Хмурым Утром в сопки за кварцевыми друзами, которыми бич промышлял здесь в свободное время. Хмурое Утро водил его по своим излюбленным местам, помогал отыскивать друзы и кварцевые щетки в трещинах на местах выхода на поверхность кварцевых жил. Юрьев даже сам нашел несколько крупных кристаллов оптического кварца.

Около восьми вечера, когда жиденькое полярное солнце, растопив остатки ночного снегопада, и не думало садиться, а до контрольного времени оставалось еще два часа, бич собрался идти в лагерь - готовить ужин топить баню. Юрьев сказал Хмурому Утру, что хочет на часок сходить в сторону высокой красной сопки - полюбоваться тундрой с высоты. Потом он вернется и поможет топить баню