Русский вопрос на рубеже веков (сборник)
Шрифт:
Так что же, возразят: обходиться без Государственной Думы?
Вообще-то: не уродит мак — перебудем и так. Система представительства должна выражать над самым ухом власти отчётливое мнение народа, а не каких-то партий и не каких-то случайных политиков, — выражать мнение, от которого властям бы не отмахнуться. Известна и такая представительная система, которая наращивается ступенчатыми выборами, где кандидаты сохраняют реальную связь с народной жизнью. (Я писал об этом в «Обустройстве», в 1990.)
В принципе известны и однопалатные парламенты (как и трёхпалатные). Пока — есть
А более всего сказалась неохватливость обеих Дум в том, чтобы создать работоспособный и соответственный реальности закон о местном самоуправлении, хотя обе (и правительство) обещали его «одним из первых вопросов» — и все инстанции измотали консультациями по быстропеременчивым проектам. Созданные за это время нежизненные законодательные выкидыши не дают свободной возможности строить такое самоуправление, да с финансовой основательной базой.
И этот промах Дум (и правительства) неслучаен: реальное народное самоуправление (истинная демократия) явит им опасную конкуренцию.
Местное самоуправление — это и есть недоразвившееся перед революцией, а после неё раздавленное большевиками (тоже из конкуренции) земство. Оно и есть — народовластие. Одно оно только и может дать народу свободное дыхание и постепенно развить навыки демократии.
Ещё бы тут возмечтать об этической Инстанции в государстве? — да разве мы до этого когда вырастем? разве мы к этому бредём?
8. Власть в себе
Можно ли назвать хотя бы одно значительное направление государственной жизни, в котором наша власть 90-х годов не понесла бы жестокого, а то и исторического поражения для России? Но это — мало волнует её, и даже как бы не замечается ею. Она вся — в себе. Она — упита собою и собою замкнута.
Сколько Указов, Указов, Указов, Законов, Законов — прогудели над нашими головами самолётными армадами. («Мы учились эти 5 лет», — на живом теле России, да.) Однако большей частью их даже и не прочли, а кто и читал — забыл и, уж конечно, никто не выполнял. Нынешней власти уже и побаиваются, уже и пригнетены ею (да по привычке всего бояться), — но кто её уважает? А власть, напротив, уверилась в своей самоустойчивости, новые же аппаратчики (аппарат в несколько раз больше цекистского) — что их уже не выкинут и не вытеснят, возможна только тасовка в колоде.
А самые-то неумолимые Указы — о борьбе с коррупцией и борьбе с преступностью — безнадёжно завязают, ибо наша преступность и коррупция — естественное следствие безмозглых «реформ» и государственной расхлябанности. Государственный аппарат не на 90 ли процентов разъеден продажностью и корыстью? Криминальность захлестнула уже все слои власти, и до высших. Как в гниющей органике почти невозможно разделить загнившее и ещё здоровое — так и в нашем государственном организме отделить хищный бандитизм от собственно российской здравой власти.
При стольких внешних переменах флагов, гербов, лозунгов, самая основная черта прежней, коммунистической власти — полная закрытость от народа и полная безответственность за совершаемое — присуща и нынешнему режиму никак не в меньшей мере. А что и попадёт в печать — то власть проигнорирует. Все демократические ширмы использованы только для прикрытия жадной олигархии и для обмана мировой общественности.
Между Властью и Народом глубинится пропасть — а Власть не хочет увидеть её и осознать, что никакие
Говоря «центральная власть» — какую именно отрасль мы имеем в виду? Более всего, конечно, Исполнительную. О Законодательной кое-что сказали. Но почему бы и не Судебную? — с постыдно бездействующей прокуратурой и оскудевшим судебным сословием, так и толкаемым к заработкам через взятки?
Из наших властных фигур, даже у лучших, редко-редко у кого ощутишь, что политические соображения момента не отсечены у него от общеисторического сознания: как этот сегодняшний шаг уляжется в нашу историю? не будет ли он предательством умерших или будущих поколений? и как он из глуби Истории будет выглядеть? Лишь у единиц.
И разве что у единиц — сознание, что власть — это не привилегия, не особый самолёт со свитой и охранниками, — а тяжкий долг, жертвенное, самозабвенное служение.
Ну, а наше общественное мнение, культурный круг, наши либералы и радикал-демократы, сперва так было восхищённые наступившим царством демократии и изумительными реформами, потом разочаровавшиеся и в этих реформах и властях — до бичевания их? Да ещё особо, но из их же среды, — Четвёртая Власть, со всеми её порывами то против этой постылой «федеральной армии», то с оправданием чеченских боевиков и террористов, то с проклятьями российско-белорусскому воссоединению, — они все что ж? разве не освоили своей специфичной территории в зоне власти и государственного направительства?
Однако ещё же один вид власти мы до сих пор не назвали: денежную власть, а она выступает помогущественней власти прямого приказа и Указа. По мудрости нашей «приватизации» почти за бесценок и выращивания коммерческих банков за счёт государственной казны у нас выросла самая решающая из властей. На вершине её — группа ведущих банкиров, которая так и шутит: «Бросаем жребий: кому теперь идти в правительство». Об этой капиталократии не раз прямым текстом заявлял Б. Березовский: «У нас — власть капитала».
И он — на пороге того, что прав. Отныне без поддержки мощного капитала (а часто — и мафиозного, воровского) никто у нас, при нынешнем режиме, уже не доберётся до вершин власти — так что приходится пока отказаться от надежд на благоприятный для народа исход во всеобщих выборах…
Всему тому поучительный пример явила знаменательная президентская избирательная кампания 1996 года. В ней грозно (ошибочно) замаячила опасность, что коммунисты вернутся в России ко власти.