Русско-прусские хроники
Шрифт:
К четырем часам дня семидесятитысячная армия Наполеона подошла к городу и начала выстраиваться в боевой порядок.
Подготовка к сражению длилась до следующего полудня. В двенадцать часов 26 января корпуса Сульта, Ожеро и Даву начали движение в сторону русских позиций.
На Прейсиш-Эйлау шел корпус Сульта. Его пехота еще не подошла к окраинам, как четыреста французских орудий открыли огонь и по городу, и по позициям Беннигсена.
Такой канонады русским слышать еще не доводилось. А когда французам ответило столько же русских пушек, то показалось, что внезапно обрушилось небо. Барклай, увидев
И чем дальше шел бой, тем все более оправданным становилось сравнение: наполеоновские егеря выказывали себя отменными вояками, а их натиск был не слабее, чем у его солдат в Вильно,
За ними следом, столь же безостановочно, шли ти-ральеры - легкие стрелки, прекрасно владеющие своими карабинами.
Его солдагы, безмерно уставшие за последние дни, не успевшие прийти в себя после Хофа, оставляли один дом за другим, отдавая неприятелю улицу за улицей.
Меж тем быстро темнело, и когда сумерки сгустились, то все его солдаты оказались в загородных садах, широкой полосой отделявших Эйлау от холмов, перед которыми стояли главные силы Беннигсена.
Ночью главнокомандующий, не успевший в первый день сражения предпринять что-либо серьезное, приказал направить на помощь Барклаю девять батальонов генерал-майора Сомова, сосредоточив их под покровом темноты на окраине Эйлау, возле кладбища.
Едва рассвело, как Сомов начал атаку. Три его батальона хотели пройти через кладбище, но, встретив неожиданно сильное сопротивление, остановились.
Как потом выяснилось, на кладбище был командный пункт Наполеона, а он всегда охранялся более чем надежно.
Зато другие шесть батальонов ворвались в Эйлау и пошли навстречу полкам Барклая, которые одновременно с ними двинулись на штурм города с другой стороны.
Теперь уже оборонялись солдаты маршала Сульта, но два других корпуса Ожеро и Даву,- обойдя город, вышли к позициям Беннигсена. Бой закипел по всей линии, но все же напряжение его было наибольшим на улицах Эйлау.
Тучи шрапнели и ядер пролетали над головами солдат, прыгая и ревя, снося все, что попадалось на их пути. Сульт бросил на город все свои силы, и французы вломились на улицы Эйлау.
Их встречали огнем из-за всех углов, из окон и с крыш. В узких дефиле каменных улиц пехота шла друг на друга в штыки, устилая мостовые трупами, но не отступали ни на шаг ни та, ни другая сторона.
Видя, что пехота стоит неколебимо, Барклай собрал в кулак два гусарских полка и повел кавалеристов в атаку на кладбище.
Потом ему передали, что эту его атаку отметил Наполеон и даже спросил у стоявшего рядом Бертье:
– Кто возглавляет эту атаку? Она проходит с мужеством и мастерством.
Начальник штаба затруднился ответом, и тогда Наполеон сказал:
– Кем бы ни был этот генерал, он еще заставит говорить о себе, и мы еще узнаем его.
Наполеон часто оказывался пророком, оказался он им и на этот раз.
Барклай, скакавший в первых рядах своих гусар, вдруг почувствовал неожиданный толчок и на всем скаку вылетел из седла. Затем почувствовал сильный удар о землю и потерял сознание.
Очнулся
Он повернул голову и увидел лицо человека, на коленях у которого лежала его голова. Барклай узнал в нем своего адъютанта - поручика Бартоломея.
Адъютант заметил, что генерал очнулся, и, улыбнувшись, приложил палец к губам.
– Ну, что там?
– спросил Барклай слабым голосом.
– Вас ранило вчера вечером. Когда я повез вас, вся армия наша стояла на позициях неколебимо.
– Как это случилось?
– Вас ранило в руку артиллерийскою гранатой. Вы потеряли сознание и упали с коня. Было это во время кавалерийской атаки, и вас могли бы затоптать наши же кони, если б не вытащил вас изюмский гусар Дудников. Дудников?
– переспросил Барклай.- Изюмец? Помню его - однополчанин мой. Служили мы у Беннигсена.- И, помолчав, добавил: - Проследите, чтоб наградили его.
– Слушаюсь,- сказал Бартоломей и продолжил: - Он же доставил вас в лазарет, где сделали вам перевязку и велели мне везти вас в Кенигсберг.
– Кто же командует там ныне?
– Генерал-майор Сомов.
– Хорошо, Бартоломей, спасибо,- проговорил Барклай и закрыл глаза.
Глава третья
СКИФСКИЙ ПЛАН
Утром приехали они в Кенигсберг. Весь город был забит ранеными, и Барклай велел ехать дальше, в Мемелъ. Его решение объяснялось тем, что от Гроссхофа до Мемеля можно было добраться за двое суток, а Барклай понимал, что рана его серьезна и лежать ему в Мемеле придется долго.
Квартиру в Мемеле нашли сразу же, положили его в чистую, теплую постель, и он мог бы спокойно выздоравливать, если бы не тревога за оставленную им армию. Однако беспокойство, к счастью, оказалось напрасным,уже через два дня узнал он, что, хотя Беннигсен еще весь следующий день жестоко дрался с неприятелем и только в полночь оставил поле боя. Наполеону на сей раз не удалось одержать победу над русскими.
Потом привезли в Мемелъ множество раненых и с ними графа Павла Андреевича Шувалова, единственного, кроме Барклая, генерал-майора, попавшего на излечение в Мемель.
Бартоломей вскоре навестил Шувалова, и тот рассказал, что под Эйлау было ранено, кроме него и Барклая, еще семь русских генералов, а какими были потери, он не знает, но в его отряде пало только убитыми более трети солдат.
Чуть позже Барклай узнал, что и русские и французы потеряли по двадцать пять тысяч человек, и если такой итог можно было считать победой, то чьей именно - представлялось спорным.
А еще через три дня приехали к нему Елена Августа
и одна из ее воспитанниц - пятнадцатилетняя Каролина Гельфрейх.
Приехал и его личный врач Александр Васильевич Баталин, еще раз осмотрел руку, но вынимать мелкие осколки и крошечные обломки раздробленных костей не рискнул, больше уповая на компрессы и лекарства.
А рука все болела, но и ампутировать ее Барклай не разрешал, надеясь на то, что организм возьмет свое и он выздоровеет.
Он непрестанно размышлял о том, что страшный враг стоит в пяти переходах от границы России, а надежного средства остановить, а тем более разгромить его нет.