Русское богословие в европейском контексте. С. Н. Булгаков и западная религиозно-философская мысль

Сборник статей

В дореволюционной России «Пространный катехизис», составленный митрополитом Московским Филаретом и содержащий основы православного учения, был обязательным предметом изучения в школах на уроках Закона Божьего. Реакцией на формальное православие был внерелигиозный гуманизм, учение, пришедшее с Запада «как неизбежный протест против филаретовского катехизиса, принимаемого за полное и точное изображение учения христианства, и против полицействующего победоносцевского клерикализма, смешиваемого с истинной церковностью» [437] . В результате, отмечает Булгаков, произошел раскол русской общественной жизни на светскую и церковную. Культура оказалась отделенной от церкви, а церковь в какой-то мере осталась вне культуры и приняла «черты духовного облика старшего брата, как он изображен в евангельском рассказе» [438] , т. е. в притче о блудном сыне. Церковная организация вследствие духовного деспотизма утратила всякий творческий потенциал. Мало того, она превратилась в одну из темных реакционных

сил истории, пропитанную полицейским духом. «…Православие находится в национальном окостенении» [439] .

437

С. Н. Булгаков, «Церковь и культура», в Два града, с. 345.

438

Ibid., с. 347–348.

439

С. Н. Булгаков, «Из “Дневника”», в Тихие думы. М., 1996, с. 369–370.

Единственная в империи конфессия, поддерживаемая государством, становилась на пути демократического развития страны. В результате в России получили распространение историцистские доктрины. Историцизм превращается в «расхожий – наднациональный, надконфессиональный и надклассовый – интеллектуальный соблазн» для либералов, социалистов, марксистов и т. п. Такое состояние церкви стало причиной того, что, когда пришло время, «церковь была устранена без борьбы, словно она не дорога и не нужна была народу, и это произошло в деревне даже легче, чем в городе… Русский народ вдруг оказался нехристианским…» [440] . Преодолеть сложившуюся ситуацию, по мнению Булгакова, можно лишь, если «создать подлинно христианскую церковную культуру и возбудить жизнь в церковной ограде, победить противоположность церковного и светского – такова историческая задача для духовного творчества современной церкви и современного человечества» [441] .

440

С. Н. Булгаков, «На пиру богов», в Сочинения в двух томах, т. 2. М., 1993, с. 609.

441

С. Н. Булгаков, Церковь и культура, с. 348.

2. Взгляды Булгакова на православие как национальную идею

Национальная идея опирается на религиозно-культурный мессианизм, в который, считает Булгаков, «с необходимостью отливается всякое сознательное национальное чувство». Национальное чувство – это лишь отрицательное выражение данной идеи. Однако такое понимание национальной идеи не должно вести к националистической исключительности, напротив, только оно положительным образом обосновывает идею братства народов, а не безнародных «граждан» или «пролетариев всех стран», отрекающихся от родины. Может ли православие сыграть роль такой идеи?

Булгаков утверждал, что русский народ мудрее своей интеллигенции, потому что его мировоззрение и духовный уклад определяются христианской верой. Такой народ, переживая тяжелейшие потрясения, сумел устоять, остаться существовать лишь благодаря своей вере в Христа и Его учение, благодаря христианскому подвижничеству.

«Душа православия есть соборность. По справедливому замечанию Хомякова, “одно это слово соединяет в себе целое исповедание веры”» [442] . Словом «соборная», отмечает Булгаков, в православном символе веры передается слово кафолическая. «В различном произношении этого греческого слова выражается разница между православием и католичеством: первые суть кафолики, вторые – католики».

442

С. Н. Булгаков, Православие. Очерки учения Православной церкви. М., 1991, с. 145.

Булгаков дает три возможных понимания слова «соборность». Первое – прямое значение «определяет Церковь как содержащую учение вселенских и поместных соборов или же, в более обширном смысле, как имеющую орган самоопределения в соборе». Количественное определение, характерное для римского католичества, «включает в себя мысль и о том, что Церковь собирает, включает в себя все народы и простирается на всю вселенную». Качественное понимание соборности подразумевает существование в реальной церкви некоей идеи наподобие платоновской. «Церковная соборность по отношению к индивидуальному знанию соответствует тому, что… должно быть названо подсознанием… В жизни это духовное содержание облекается известной душевной оболочкой, национальной, исторической. Однако под разными покровами содержится одна и та же единая жизнь в Духе Св., и в этом именно смысле Церковь повсюдна и всевременна, самотождественна и кафолична» [443] .

443

С. Н. Булгаков, Церковь и культура, с. 145–146, 96.

Православная церковь для Булгакова не может ограничиваться

ролью только национальной идеи. Он называл ошибочной формулу: «Православие, самодержавие, народность». «Ибо как можно соединить небо с землей, – писал С. Булгаков, – как можно сравнивать и ставить на одну доску Православие и народность? Православие, вселенская Церковь не дана в монопольное пользование ни одному народу, даже русскому». Воистину кафолическая религия сверх-народна, она содержит абсолютную истину и поэтому свободна от национальной ограниченности. Церковь для Булгакова больше родины, сама родина для него близка и свята, поскольку она – церковна. Он писал о христианской религии: «Она обращается к личности, к какой бы нации она ни принадлежала, с одной и той же вестью, она создает этим сверхнационального человека» [444] .

444

Ibid.

В «Апокалипсисе Иоанна» Булгаков обращает внимание на характеристику Церкви как невесты. Словосочетание «“Дух и Невеста”… указует на это единство или тождество жизни Церкви и Духа Святого, ее вдохновляющего и совершающего ее обожение как Тела Христова» [445] . В этом качестве Церковь «.дана в известном смысле и независимо от своего исторического возникновения. И она существует в нас не как установление или общество.», а как богочеловеческое единство. Существуя в мире, она имеет свою историю и свое начало, но нельзя ограничиваться представлением о Церкви как об одном из земных сообществ. Она сверхприродна, и в этом смысле «невидима». Она является «живым многоединством единой цельной жизни многих, соборности по образу Божественного триединства, основой жизни человечества». Но Булгаков не ограничивает церковную соборность человеческим родом. В нее входит и ангельский собор в сочеловечности своей. «Таковы пределы Церкви. И как таковая, как Церковь, соединяющая не только живых, но и умерших, чинов ангельских и все творение, Церковь есть невидимая, хотя и не неведомая. Пределы жизни Церкви восходят за сотворение мира и человека и теряются в вечности» [446] .

445

С. Н. Булгаков, Апокалипсис Иоанна. Опыт догматического истолкования. М., 1991, с.257.

446

С. Н. Булгаков, Православие. Очерки учения Православной церкви, с.14.

Еще более расширяются границы Церкви в ее софиологическом понимании. Будучи Софией, Премудростью Божией, Церковь имеет двоякий аспект: София Божественная и тварная. Оба эти образа софийности соединяются в Церкви, Теле Христовом. «Церковь есть в этом смысле совершающееся откровение Божественной Софии в тварной, ософиение твари». На возникающий вопрос о судьбе сатаны и его ангелов Булгаков находит ответ в признании общего апокатастасиса. Не признавая возможность существования вечного ада с его мучениями, Булгаков говорит об окончательном упразднении сатанизма, его внутреннем преодолении и растворении в общей софийности бытия. Ософиение мира – это и его оцерковление. «Ничего уже не останется вне Церкви, мирским, нецерковным или противоцерковным» [447] .

447

С. Н. Булгаков, Апокалипсис Иоанна. Опыт догматического истолкования, с. 277, 279.

Другое качество – единство Церкви – также придает ей всеобщий характер. Церковь едина, но не в том смысле, что «осуществляется хотя и разно, но вместе с тем в равной мере в различных ветвях исторического христианства (православие, католичество, англиканство)». Истинная Церковь есть лишь православие. Булгаков определяет два типа церковного единства – православно-восточный и римско-католический. «Для первого Церковь едина силою единства жизни и вероучения даже помимо внешнего единства организации, которое может быть или не быть». Для Римской церкви основное значение имеет внешняя организация. Первый тип соответствует природе церкви и определяется как система автокефальности поместных церквей. Оно сохраняет историческое многообразие в жизни Церкви, которое соответствует ее многонародности. «Это есть признание права на существование народности в ее историческом своеобразии.». Напротив, единство Церкви в римском понимании есть единство управления, сосредоточенного в руках папы [448] . Церковь Христова превращается в область земного властительства. Между тем именно духовное единство должно стать основой Церкви, чтобы она могла быть вселенской.

448

С. Н. Булгаков, Православие, с. 128, 132, 135–136.

Мы видим, что для С. Булгакова первенство интересов вселенской Церкви не означает необходимости тушить в себе живой родник любви к родине. Христианство, будучи сверхнародно по своему содержанию, не безнародно по способу усвоения. Каждый человек является конкретной личностью, облеченной в национально-историческую плоть и кровь. Он слышит благую весть на своем языке. Поэтому христианство воспринимается национально. Народность становится атрибутом религии, индивидуальной формой, в которой воспринимается вселенская истина.