Русское богословие в европейском контексте. С. Н. Булгаков и западная религиозно-философская мысль
Шрифт:
Таким образом Булгаков приходит к утверждению реальности тварного бытия – не вследствие его автономности от Бога, но вследствие их взаимосвязи: «Мир реален реальностью Божией, и не только для себя самого, но и для Бога, для которого он существует как предмет любви Божией» [367] . Так разрешается и другая историческая дилемма – вечность и временность более не исключают друг друга.
«Отсюда следует, что в мире и с миром Бог живет во времени, будучи безвременен и вечен в Себе самом. Это единство, а потому и тожество времени и вечности, есть вечная загадка для человеческой мысли, ибо оно есть тайна Божия, столь же непостижимая для твари, как сотворение ее самой» [368] .
367
Ibid., с. 156–157.
368
Ibid., с. 157.
Противоречия, много веков не дававшие покоя пытливой человеческой мысли, теперь рассматриваются в свете софиологии, утверждающем не только их противоречивость, но и диалектическую
Эта софиологическая победа над взаимопротиворечивыми утверждениями связана с кенотическим характером Любви Божией, экстатической, но и творящей:
«Бог, так сказать, повторил Самого Себя в творении, отразил Себя в небытии. Творение есть Божественный “экстаз” любви, каким является творческое “да будет”, обращенное вовне, к возникающему вне-божественному бытию».
Итак, «Божественная София стала Софией тварной» [369] . Это Божественный кенозис, самоумаление Божества; и, следовательно, существование тварной Софии есть вечный и неопровержимый знак ценности творения. В «Утешителе» (1936) Булгаков подтверждает это: «Восприимчивость материи к духу должна была иметь своим предварительным условием нисхождение Духа в творение, Его кенозис в творении. В творении с самого его начала был Дух Божий: в этом смысле оно духоносно, хотя эта духоносность знает свою меру» [370] .
369
Ibid., с. 149.
370
Sergius Bulgakov, The Comforter. Trans. Boris Jakim, Michigan, 2004, р. 221.
Несмотря на грех, на неподатливость материи и даже на ее сопротивление, «Дух [не] предоставляет ее своей судьбе; Он обитает в творении и поддерживает бытие» [371] . Однако возникает вопрос: идентично ли Божественное в творении с Божественной Софией? Здесь лежит причина разделения между Софией Божественной и Софией тварной:
«Едино и тождественно по своему содержанию (хотя не по бытию) все в божественном и тварном мире, в Божественной и тварной Софии. Единая София открывается и в Боге, и в творении» [372] .
371
Ibid., с. 206.
372
Агнец, с. 148.
Тварная София присутствует в Софии Божественной и едина с ней потенциально, но не актуально. Тварный мир существует во времени и пространстве, в нем нет элементов, безразличных для человечества или для Бога. Тварная София должна войти в полноту надвременности. Возвращаясь к словам Лонергана: история имеет значение, потому что во временное существование мира входит Бог.
«Становление» тварной Софии – это подтверждение как возможности для мира входа в вечность, так и неспособности мира охватить эту вечность в полной мере. Ибо мир «вышел из рук Творца не только как завершенная данность, но и как незавершенная заданность, которая должна исполняться в мировом процессе» [373] .
373
Ibid., с. 183.
Поэтому мировой процесс нельзя назвать ни эфемерным, ни механистическим и материалистическим явлением.
«Становящийся мир должен в своем становлении пройти долгий путь мирового бытия, чтобы отразить в себе лик Божественной Софии. Последняя, будучи основанием мирового бытия, его энтелехией, находится лишь в потенциальности, которую мир сам в себе должен актуализировать» [374] .
Эта задача лежит на человечестве, которое, в свободе и любви [375] , проживает онтологическую взаимозависимость, лежащую в основе человеческого бытия. Следовательно, «чрез человека приходит в мир
374
Ibid, с. 149.
375
Ibid, с. 164. Здесь Булгаков объясняет, что «Любовь есть свободная необходимость, необходимость как свобода».
Божественная жизнь» [376] . Эта самоактуализация через свободу входит в самую суть тварности. «Природа есть natura, то есть то, что становится собой, находится в процессе становления. Развитие – синоним жизни» [377] . Булгаков одобрительно отзывается даже об эволюционной теории: хотя сама она, по его мнению, «беспомощна и неудовлетворительна», ее «фундаментальная интуиция развития совершенно верна» [378] . Причина позитивных оценок человеческой науки и других областей человеческой творческой деятельности – в том, что за ними стоит Святой Дух, хотя его присутствие и умалено человеческой свободой [379] . Мы никогда не можем утверждать, что человек или тварная реальность действуют вне взаимодействия с Богом. Мир одновременно божествен «в своем софийном основании» и «внебожествен в своей тварной ограниченности» [380] . Чем более мир и человечество сознают свою тварность, чем более понимают, кто они и что они, тем лучше видят основание своего бытия в Боге и возможность самоактуализации как отражения их Божественного Творца.
376
Ibid., с. 187.
377
Comforter,
378
Ibid., с. 208.
379
Ibid., с. 209.
380
Ibid., с. 200.
Нигде этот процесс самоактуализации и синергетического взаимодействия с Богом не сосредоточен так полно, как в жизни Церкви. Именно в Церкви созданы условия, благодаря которым человечество может понять значение Богочеловечества и привести мир к преображению [381] . Ибо «Церковь есть дело Воплощения Христова, и само Воплощение» [382] . Более того: Церковь – не просто дело рук Божиих, она «сотворена и не сотворена, имеет временные и вечные стороны» [383] .
381
Sergei Bulgakov, Social Teaching in Modern Russian Orthodox Theology, Chicago: Siabury Western Theological Seminary, 1934, р. 15. См. также в The Orthodox Church.
382
The Orthodox Church, р. 11.
383
Social Teaching, р. 12.
В этом, как и во всем другом, проявляется софийная взаимосвязь Божественного и тварного: Церковь находится на пересечении Божественной и тварной Софии.
Острое чувство истории, проявляемое у Булгакова в теме борьбы Церкви за догматические и вероучительные формулировки, помогает ему понять, что Церковь в своем учении также развивается. На первых страницах «Агнца Божия» Булгаков ясно указывает, что Халкидонский догмат был лишь решением исторической проблемы: да, он стал нормативом, но это не значит, что он не нуждается в дальнейшем истолковании и уточнении. Подобным же образом и в «Утешителе» он показывает, что Никео-Константинопольский символ веры при всей своей нормативности не является исчерпывающим [384] : недостаток ясности в вопросе об исхождении Святого Духа, допускающий «двоякое истолкование» [385] и приведший к историческим конфликтам между восточным и западным христианством, ясно показывает его «историческую неполноту» [386] . Церковь живет во времени и, следовательно, должна мириться с некоторой неясностью своего вероучения. «Исторически догматы кристаллизировались в богословских высказываниях, ответах на определенные вопросы, обладающих определенной проблематикой. Следовательно, их нельзя рассматривать в отрыве от богословия, которое, в свою очередь, тесно связано с философией своего времени» [387] . По Булгакову, Церковь строится на нормативной догматике, однако постоянно стремится понять, объяснить и истолковать ее в различных исторических контекстах. Хотя основание Церкви «заложено Богом», она существует во времени, и временной процесс требует постоянно углублять понимание уже имеющихся догматов и, при необходимости, принимать новые [388] . Следовательно, Церковь должна принять и существующее в ней напряжение, и даже очевидные противоречия – все это неизбежно, если живешь в истории. Церковь «развивается в процессе поисков, в беспокойных битвах мысли и встревоженного сознания, как волнение Духа Божия в человеческих сердцах… История изводит новые побеги из вечнозеленого древа Церкви в вечном самообновляющемся творческом горении ее жизни – жизни, твердо укорененной в церковном учении и предании» [389] .
384
Comforter, р. 87.
385
Ibid., с. 76.
386
Ibid., с. 92.
387
Constantin Andronnikof, «Afterword», в Sergius Bulgakov, The Holy Grail & the Eucharist. ^ans. BorisJakim N. Y., 1997, р. 143.
388
S. Bulgakov, Dogma and Dogmatic Theology, р. 76.
389
«The Soul of Socialism», в Williams, р. 237.
Церковь Булгакова – Церковь соборности, управляемая «законом любви, самоотвержения, послушания… Церковь есть Тело Христово, организм, составленный из множества различных членов» [390] .
Это временное, участвующее в историческом процессе воплощение Богочеловека. Церковь исторична и должна ответственно действовать в истории. Предвосхищая слова нынешнего римского понтифика, Булгаков подчеркивает важность для Церкви социально-этической позиции, согласно которой «труд должен быть защищен от беззаконной эксплуатации, и справедливость требует, чтобы его плоды становились вознаграждением для самих работников, а не приносились в жертву власти капитала» [391] . Церковь для Булгакова – сила, активно действующая как в истории, так и в процессе преображения мира.
390
Sergius Bulgakov Церковь и демократия. Moscow 1917, р. 13. Cied in translation in Catherine The Cross &The Sickle: Sergei Bulgakov and the Fate of Russian Religious Philosophy, 1890–1920, Ithaca, 1997, р. 202.
391
The Soul of Socialism, р. 238.