Русское солнце
Шрифт:
Егорка налил стакан, пододвинул его к Борис Борисычу, но сам пить не стал.
— Зачем он нас… так… — а, Борисыч?
— Жизни нашей не знает. Потому все.
Он поднял стакан и тут же, не раздумывая, кинул водку в рот. Не пролилось ни капли — а ещё говорят, русские не умеют пить!
— Перестарался Горбачев, — подытожил Борис Борисыч. — Ум за разум… короче…
Если уж пить, то по-настоящему, чтоб захлебываться: вроде как водку водкой закусываешь.
Егорка о чем-то думал, но сам не понимал о чем.
— Горбачев-то… прячется поди… — сказал
Есть все-таки в водке огромный недостаток: от вина люди пьянеют степенно, красиво, а водка может подвести: она подрубает сразу, одним ударом. Но когда он придет, этот удар, — вопрос. Глаза Борис Борисыча налились чем-то похожим на кровь, но больше от обиды: русский человек не любит если его считают дураком.
Егорка взял котлеты с пюре, но к котлетам так никто и не притронулся.
— Прячется, точно…
Все, финиш: Борис Борисыч отяжелел, голова клонилась к столу, но он упрямо откидывал голову назад, будто боролся со сном.
— Ты… Егорий… м-ме-ня… да? — вдруг крикнул Борис Борисыч.
— Уважаю, — кивнул головой Егорка.
— Тогда… брось это дело, понял? Никто нас не защитит!
— Почему?
— Человека нет.
— А кто нужен? — удивился Егорка.
— Сталин. Такой, как он… — п-пон-нял? Он забижал, потому что грузин был… но забижал-то тех, кто нужон ему был, а таки, как мы, — жили как люди! А счас мы — не люди… Кончились мы… как люди… — понял? Говно мы. Выиграт в Роси-рос-сии… — Борис Борисыч старательно выговаривал каждое слово, — выиграет тока тот, кто сразу со-бразит, что Россия — это шабашка, потому что жопа мы, не народ, любой к нам заскочит, бутыль выставит, заколотит на горбах на наших и — фить! Нету его, отвалил, а сами мы… жопа… ничего не могём… — не страна мы… шабашка…
Борис Борисыч не справился с головой, и она свалилась на стол.
— Они б-боятся нас… — промычал он, — а нас нет!
Через секунду он уже спал. И это был мертвый сон.
Водка врезала и по Егорке: столовая свалилась куда-то вбок и плыла, плыла, растекалась в клубах дыма. Тетя Нина достала допотопный, ещё с катушками, магнитофон, и в столовую ворвался старый голос Вадима Козина, магаданские записи:
Магадан, Магадан, чудный город на севере дальнем,
Магадан, Магадан, ты счастье мое — Магадан…
«Как это Магадан может быть счастьем?.. Как?..»
Егорка схватил стакан, быстро, без удовольствия допил его и пододвинул холодную котлету.
— Ты что, Нинок, котлеты на моче стряпаешь? — крикнул кто-то из зала.
Тетя Нина широко, по-доброму улыбнулась:
— Не хошь — не жри!..
— Деньги вертай! — не унимался кто-то.
— Ну ты, бля… — удивилась тетя Нина. — Не дож-ждесси!
Сквозь полудрему Егорке почудилось, что рядом с ним кто-то плачет. Он не сразу узнал Олешу: его физиономия разбухла, Олеша не мог говорить, только тыкал в Егорку листом бумаги.
— Чё? — не понял Егорка. — Чё с тобой?
— Ты… чё? А ничё! — взвизгнул Олеша. — Тридцать два ведра… — п-понял? Тридцать два ведра!
Борис Борисыч, удачно сложившийся пополам, вдруг рыгнул и упал на пол. Олеша рухнул рядом с Борис Борисычем и вцепился в него обеими руками:
— Тридцать два ведра, — слышь… слышь!.. Тридцать два ведра!..
Борис Борисыч не слышал. Его башка послушно крутилась в Олешиных руках и тут же падала обратно на пол.
— Суки, с-суки, с-с-суки! — вопил Олеша.
Егорка встал и медленно по стенке пошел к выходу. Дойдя до двери, он оглянулся назад: Олеша попытался вдруг встать и завыл вдруг по-звериному…
Егорка передумал ехать в Москву в понедельник, но от идеи своей — не отказался.
31
Интервью Руцкого, опубликованное в «Известиях», произвело фурор: Алешка ходил гоголем. Таких текстов от Руцкого никто не ждал; вся страна открыла рты. Особенно запомнились фразы о «мальчиках в розовых штанишках» и о том, что Российская Федерация рано или поздно пошлет Гайдара «по эротическому маршруту»; Гайдар обещал подать в суд.
Текст интервью полностью переписал, на самом деле, Николай Арсеньевич Гульбинский, пресс-секретарь Руцкого, смешной парень в огромных очках, потом приложил руку Федоров, но «мальчики», слава богу, остались, то есть свои аплодисменты Алешка заслужил.
Анатолий Красиков, руководитель пресс-службы Ельцина, был недоволен «Известиями», но Бурбулис напряжение снял, хотя тоже был недоволен.
«Арзамасцев сделал главное — показал Руцкого», — объяснил Бурбулис.
«Намаюсь я тут…» — догадался Алешка.
В управлении кадров — тоже скандал: новые ставки у Красикова могли появиться только с первого января, но Голембиовский, слава богу, не возражал, чтобы Алешка поработал в «Известиях» ещё пару недель.
Эх, фартовый человек, Алешка Арзамасцев!
В России, где все случается случайно, самое главное — не прозевать свой час.
В России выигрывает только тот, кто видит, кожей чувствует, как меняется время.
Грачев, новый пресс-секретарь Президента СССР, высказал пожелание об интервью Горбачева «Известиям». Если прежде, ещё полгода назад, получить у Горбачева интервью было совершенно не реально (в лучшем случае интервьюером выступала факс-машина: редакция отправляла вопросы, а факс скидывал ленивые, неинтересные ответы), то сейчас Президент СССР не упускал любую возможность «обменяться в свете реалий».
По табели о рангах, интервьюировать Горбачева должен был Голембиовский, но он лежал в больнице со сломанной ключицей. Грачев предлагал Отто Лациса, известного международника и члена ЦК КПСС, которого Горбачев несколько раз публично защищал от «агрессивно-послушного большинства», но Лацис, как выяснилось, боялся испортить отношения с Ельциным, — короче говоря, Голембиовский решил, что в Кремль поедет Боднарук, а вопросы будут обсуждены на редколлегии.
В качестве «ассистента» (мало ли что!) Боднарук взял с собой Алешку: Арзамасцев — признанный интервьюер, а самое главное — человек рискованный, всегда выручит, если случится заминка.