Русское видео
Шрифт:
— Но не в сберкассе же он деньги хранил! Такому, как Шах, не защитить декларации и на десять рублей. — Родюкову не терпелось вернуться к конкретной проблеме. — Тогда где? Обе квартиры обыскали более, чем тщательно. В связи со вчерашним обшарили обиталище Буковых. Верите ли, Павел Михайлович, я с самого начала видел, что у Аси Марковны не многим мы разживемся. Так и вышло. Конечно, недешево стоит пристрастие к фирме «Панасоник» — от холодильника до телефона, — но все покрывается легальными заработками кавалера Аси Марковны, отовариваемыми в «Каштане».
— Кстати, штурман этот… «Таврия»-то на него оформлена. И доверенность, соответственно, на Асю Марковну. С машинами, в общем, ясно. «Мерседес» уже не дождется Золочевскую. Не вернется хозяйка. На
— А вдруг напрасно мы роем вдоль и поперек, и действительно в этом все и дело? Жизнь человеческую по-разному оценивать можно. Н-да, один черт, без Буковой этого не расхлебать…
У дверей «Погребка» маячил мрачный верзила. Из новеньких, отметил Строкач и протиснулся меж дверным косяком и бочкообразной грудной клеткой.
Бармен радостно заулыбался всей бугроватой, как бы присыпанной погребной пылью, физиономией. Уж с его кличкой жулики маху не дали. Бульба, не жалуясь, крутился, как камешек между двух жерновов, выказывая неожиданное для столь грузного тела проворство, ухитряясь одновременно угождать и уголовным посетителям, облюбовавшим заведение, и розыскному начальству, могущему прихлопнуть его кормушку одним мановением руки. Оттого-то так охотно он давал ответы на некоторые щекотливые вопросы. Однако такое равновесие не могло сохраняться бесконечно, и Бульба прекрасно понимал, что рано или поздно ему придет конец.
Как и обычно, завсегдатаи по-хозяйски оккупировали сдвинутые столы. Строкач был встречен уважительными кивками и пристальными взглядами тех, кто плохо знал его в лицо. Готовились услыхать нечто важное. Не часто майоры розыска жалуют на их сборища. Тем более Строкач, пользующийся известностью.
Развернув стул от соседнего стола и усевшись, майор окинул настороженно повернутые к нему лица, освежая в памяти знакомые и «фотографируя» новичков.
— Гляжу, молодежи прибыло. На входе у вас прямо Геракл, думал, уж и не впустит чашку кофе выпить. Ты бы, Короб, своих «шестерок» поднатаскал. Или уж прибейте у двери мраморную табличку «спецобслуживание». Чтоб на века.
Изможденный татарин ухмыльнулся бесцветными, словно из папиросной бумаги, губами. Глаза его мокро блестели, зрачки, расширившись, почти не реагировали на свет. Все знали, что Короба доедают лагерный туберкулез и морфий, и жизни ему осталось от силы года три. Наркотики Короб добывал и в самой жесткой «зоне», остальное его интересовало мало. По этой причине он считался человеком непредсказуемым и крайне опасным в ярости. С милицией, однако, без нужды ссориться не желал.
Приняв правила игры, Строкач прекрасно сознавал все это, тем более, что его задачей было прояснить обстановку, а вовсе не обострять ее.
— Сразу скажу: ничего противоречащего вашим правилам, я не попрошу.
— Не прошу у тебя ничего-о-о… — загнусавил фальцетом верзила Мерин, дирижируя шампуром с присохшим обрывком мяса.
Щека Короба слегка вздрогнула, и он досадливо прищурился. Мерин тотчас увял и отъехал вместе со стулом в тень.
Видя, что Короб внимательно слушает Строкача, прониклись и остальные. Майор между тем уже заканчивал, и итог вырисовывался печальный.
— …Итак, вам понятно, почему я искренно сожалею о кончине Шаха. Но примите мои соболезнования не только по этому поводу. Смерти посыпались одна за другой. Такое впечатление, что вам надоели серые будни и вы специально стараетесь поднять на дыбы наше ведомство. Желание отомстить за босса — да, но дело
Наружу горилла у входа выпустил Строкача уже ласково осклабившись, с настороженной почтительностью. Майор тронул «жигули», и вместе с тягостными раздумьями потянулись раскисшие хляби февральских улиц. Споря с собой, тасуя догадки, Строкач восстанавливал в памяти разговоры с людьми, которых только что оставил, и тех, с кем встречался раньше.
Жирует жулье, но радости нет. Напряженность висела в воздухе «Погребка» и до его прихода. Да и не смутишь их визитом какого-то майора угрозыска. Знают свои права. Для суда одного знания об их воровской сущности вовсе не достаточно. Даже за тунеядство уже не привлечешь. Закон признает только факты. А вот с воровским «законом» творится что-то странное. Ненормально они реагируют на смерть Шаха. Ведь не дешевки собрались, сказали бы, что надо, о мертвом. А вот нет, жмутся, как девицы, будто на допросе. Друг друга боятся? Пробовали и поодиночке… В конце концов, Шах — жертва, один из их круга. И чем они занимаются? Пытаются найти убийцу своими силами? Ничего подобного. В чем-то круто изменилось отношение к Шаху. Чем-то он их разозлил. Даже Мерин, мелочь, дубина безмозглая, и тот кривится. Но ведь молчит! Будто стыдятся чего-то. А чего? Неужели Шах, которому доверяли, действительно сдернул общак? И куда его? Проиграл? Не играл он по-крупному. Так, нервишки щекотал. Да и известны нам все крупные проигрыши. Скупил все драгоценности Фаберже? А хватило бы, пожалуй. Счет за границей? Это бы от нас не укрылось, но не тянул Шах еще на швейцарский банк, не по чину. Деньги здесь. В чьих-то руках. Ох, как не хватает сейчас в нашей колоде Буковой, чтобы пасьянс сошелся! А ведь в горячке будет бежать, пока не свалится, может и бед натворить…
Сеть незримо охватившего город поиска напрягалась впустую. Сидя в Управлении, в окружении то и дело трезвонящих телефонов, Строкач систематизировал записи. Начальство билось в истерике. К делу о разбоях с убийствами добавлялось и это, обраставшее трупами. Отчаявшись охватить все моменты розыска, Строкач решил остановиться, все обдумать и подержать руку «на пульсе» дела, сидя на связи. Санкцию на прослушивание телефона Буковых прокурор дал без промедления. Чуть поколебавшись и выразительно, пожав плечами, санкционировал и прослушивание телефона Пугеня. Тот сидел отшельником, принимая лишь своего приятеля, дубоголового Сеню Мерина, и то со многими предосторожностями. Прочим давал от ворот поворот, даже не отпирая мощную дверь тамбура. Причину такого поведения Пугень объяснил Строкачу во время их вчерашней беседы. Майору пришлось явиться к нему собственной персоной после того, как Родюкову с повесткой просто не отперли.
— На вас, товарищ майор, единственная надежда. Опасные времена. Лучше уж я тихо посижу, пока вы порядок наведете. Ничего не хочу. Уехал бы, да подписку дал, и потом — далеко ли убежишь, если хорошо ищут? Клянусь, не знаю — кто, за что, но очень подыхать не хочется. Нет уж, за моими дверьми поспокойнее. Я теперь прежде чем к глазку соваться, пару раз перед ним дощечкой машу. Могут и стрельнуть… Честно скажу — приятно мне ваше общество. Партию в шахматы? А то Сеня мне как-то поднадоел. Парень он неплохой, да думает больно долго. Его дело, реслинг, это ему в самый раз. Зато вероятность, что предаст, минимальная.
Пугень гостеприимно указал на журнальный столик в окружении кресел, где помещалась шахматная доска. Позиция на доске была несложная, банальный эндшпиль. Две чашки с кофейной гущей, пепельница со следами окурков, — все говорило о привычности шахматных баталий.
— С удовольствием! — Строкач никогда не отказывался от возможности разрядить обстановку.
Мысли его витали далеко от доски, играл майор рассеянно, да и не стремился к победе. Напротив, достойный проигрыш мог оказаться кстати. В этой ситуации, расслабившись, партнер раскрывается. Наконец, Пугень, отвоевав слона и пешку, устремился к победному завершению. На его лице блуждала вялая усмешка.