Русское видео

Безымянный Владимир Михайлович

Интерьер просторной «ленинской комнаты» выделялся темным бархатом переходящего Красного знамени, склоненного над гордостью отряда — новеньким «Электроном» с финским, как похвастался Копылов, кинескопом.

Окна, как и везде, зарешечены (Строкач проверил лично), все прутья на месте — ни один даже не шатался, единственный выход, он же и вход — неширокая двустворчатая дверь, приводящая все к тому же дежурному.

Собственный кабинет Копылов открыл с облегчением. Никому и в голову не могло прийти, что Пугень мог бы пытаться свой прорыв на

свободу начать именно здесь. Достаточно просторная, обставленная светлой казенной мебелью комната. Самодельный замок с фигурным ключом в сочетании с массивной дверью. Почувствовав взгляд Строкача, Копылов весело оживился.

— Нравится ключ? И мне нравится. Наш один делал, со стажем зэк. Он раньше по домушной части был, ну и теперь не изменил профессии. И ключ вроде не такой уж заковыристый, а поди открой! Открыть-то можно любой замок, да только на этот — и недели не хватит.

— А этот, слесарь-замочник?..

— Уже три года, как освободился «по двум третям». Работает в «Рембыттехнике», письма пишет. Помнит, кому обязан. Тут хотели его «опетушить». Я не дал. Шуганул, только перья полетели. У меня если кто слишком «законником» становится, может по пути в шизо случайно поскользнуться и — головой прямо в парашу. С чушкой никто и говорить не станет, свои же «опустят». Нет, слесарь в курсе — один лишний ключик, и все, прямиком на дно.

Следующей была дверь кабинета начальника отряда Черкизова, худощавого капитана, носившего усы скобкой. Там тоже все оказалось в порядке, за исключением… решетки. Массивные прутья вынимались легко, у их оснований, вмурованных в стену намертво, обнаружились тонкие аккуратные пропилы. Сделано это было явно ночью. Пропилы были зачернены той же краской, которой была окрашена и вся решетка. И без экспертизы было видно, что работали достаточно давно и хорошим инструментом:

— И Черкизов не мог проверить? — Строкач кипел. — Так и его могли через окно утащить — как экзотический сувенир!

Копылов сокрушенно разводил руками, мол, сознаю свое упущение.

— Ну, а вас, капитан, это касается в первую очередь. Кто, если не вы, должен знать все? Причем и резиденция ваша рядом — в двух шагах от кабинета, через который осужденные запросто путешествуют наружу. Жаль, не довелось мне побеседовать с Пугенем до того, как вы его уложили…

— А мне не жаль?! Я бы и сам не прочь выяснить, что за мастера здесь поработали!

— И это при условии, что у Пугеня, как говорится, руки не оттуда росли.

— Все прояснится, Павел Михайлович. Информация будет. Во всяком случае, многое узнаем. Вот, кстати, и начальник отряда.

Сутулясь, вошел Черкизов — мягкой, неслышной походкой неуверенного в себе человека. Светлые глаза его поблескивали из-под густых, насупленных бровей. Строкач, помнивший его с момента какой-то церемонии — грамоту, что ли, вручали отряду, — отметил, что капитан выглядит довольно скверно. И не удивительно. Вся эта история могла испортить репутацию кому угодно, а капитан и в лучшие времена не

был весельчаком. Разговор с ним не принес ничего нового, на Строкача обрушился поток горестных сетований и жалоб на судьбу, вынуждавшую капитана уже шесть лет подряд дожидаться очередного звания…

Своего водителя Строкач давно отпустил, и поэтому принял предложение Копылова подбросить на своей. Капитан гостеприимно распахнул дверцу новенькой жемчужно-серой «девятки»:

— Светает. Эх, поутру, да с ветерком! Седьмой час…

— Ну, Степан Петрович, не нам мечтать о восьмичасовом рабочем дне. Кстати, окажите любезность, заверните в Управление. Я и сам засыпаю на ходу, но надо дать экспертам возможность взглянуть на ваш «Макаров».

— Надо, так надо. Я за пятнадцать лет попривык. Я ведь и не отрицаю, что стрелял…

— Порядок есть порядок. Все участвовавшее в деле оружие подлежит освидетельствованию…

Оружейный эксперт, недавно с институтской скамьи, говорил с маститыми розыскниками уважительно, но и себе цену знал.

— Павел Михайлович, приветствую! Работенка? Ну, что ж, пойдем постреляем.

Внизу, в поглощающем звуки подвале, выстрел хлопнул негромко, словно опробовали игрушку. Эксперт повертел горячую еще гильзу, привычно подмечая одному ему заметные микроскопические дефекты и отметины.

— Ну, что ж, пусть наука поколдует, а мы пока пошепчемся, — Строкач кивнул эксперту и повел к выходу с любопытством осматривающего тир-лабораторию Копылова. — Не хочу оставлять у нас ваш «Макаров», пустая волокита. Я вот что хотел уточнить. Для нас вопрос вопросов — откуда взялась эта вторая труба. Был сообщник с воли. Теперь, когда Пугень мертв, что-то об этом можете сказать только вы. Может быть, подозрительные детали, голоса. Вот бумага, ручка, я потороплю эксперта. Что-то затянулись его изыскания.

Вернулся из лаборатории Строкач скоро. Протянул Копылову «Макаров». Тот принял его, взглянул на майора исподлобья. Листы бумаги перед ним оставались чистыми.

— Убедились, что я ухлопал Пугеня без посторонней помощи?

— Все в порядке. Я и не сомневался, просто формальность — Строкач говорил неожиданно устало. — Час «пик» закончился, в автобусе доберусь домой сидя, можно даже подремать.

— Ну, что вы, моя тележка к вашим услугам.

— Неудобно, Степан Петрович. Тут и езды-то три остановки… Хотя… спасибо. Пару часов действительно надо поспать…

Офицеры покинули Управление. Не прошло и четверти часа, как Строкач уже сидел дома, но вовсе не с чашкой горячего чаю, а с красной телефонной трубкой, которая уже с утра казалась раскаленной.

— Бог в помощь, Татьяна Дмитриевна! Всякий труд — благо! — Мужчина отворил дверь мягко и беззвучно, быстро и так же бесшумно переместил свое крупное тело в комнату. Едва он оказался внутри — будто сработали хорошо смазанные рычаги машины — руки заняли боевое положение, пугающе жестко изогнулись пальцы. Привычка.