Русское видео

Безымянный Владимир Михайлович

— Ну да, им веры больше. Кто я? Предатель, убийца… А что я мог? Олег Пугень был страшный человек. А я ненавидел эту зависимость от убийц, не мог так жить дальше. По-другому мне с ними было не развязаться! Я видел, что уложил Пугеня, не промахнуться же с пяти метров. Рухнул как подкошенный: удивиться не успел. Старшина Рассоха уже спал, как обычно, на вахте. Скоробогатько пропустил меня с Пугенем за зону и помелся ставить трубу изнутри. Если бы не нужда, разве бы я позволил трубы на ночь бросить у вахты? Тоже, проблема — прохудился водопровод в ШИЗО! Ну, Пугень привычно направился к моей машине: я ему дал наводку на «новое дело». Мол, брат там, ждет, как обычно… Я отстрелялся и сразу трубу с улицы к вахте поставил, внутри все уже было готово. Скоробогатько еще ныл, жалел Пугеня кончать: «Как это — резать курицу, несущую золотые яйца… у меня хозяйство, только трактор списанный собрался покупать: уже на лапу дал…». Выдоил с меня за последнюю

ходку Пугеня, как обычно, две тысячи. Такой на расчет покрепче иного блатного. Положительный, кулачина!

— Ваш подчиненный, Степан Петрович, из начинающих.

Букова поеживалась под внимательным взглядом холодноватых Майоровых глаз. Показания она давала сумбурно, как бы с облегчением выворачивая себя. На бумагу они ложились столь же хаотически, потоком. Редактура — не в правилах следственных органов.

— Думаете, нравилась мне эта жизнь? Цацки, пущенной по рукам? Ого-го! Такие руки есть — страхом изойдешь, а то и кровью, пока вырвешься. Если Шаха прикончили, что тогда обо мне говорить! Гад он был редкий, но не думала, что так повернется. Коленом под зад — и кончился авторитет. А все из-за того, что я проболталась Лешику, каким образом его шеф с девочками дело имеет. Тот, конечно, к своим побежал советоваться. Законник! Ну, кто уже там решил Шаха кончать — не знаю, а только сам бы Лешик сроду не рискнул. Все, думаю, я свободна, — это когда Шаха мертвым увидала. А что в этой свободе? Шурику не до меня, опять по рукам или прямо на панель? Не в малярку же к мамочке. Про общак я знала. Взять его — и ни воровать, ни работать не надо. Тогда же и револьвер возле Лешика подняла, когда все выходили. Как-то спокойнее… Как Лешик исхитрился его убить — не знаю, только больше некому. Уверена, он. Выждал бы немного, пока все уляжется — и взял бы казну. Но и медлить нельзя было — еще наткнется кто-нибудь! Ну, за маму я была спокойна, а вот ее работнички… Тут еще и обмен денег — все, тянуть дальше некуда. Сбежала я от вас на базаре, и в «Свет». Белую «девятку» Лешика сразу заметила, хоть и оставил он ее довольно далеко. «Таврию» дяди Вадика я еще дальше — за угол — приспособила. Через забор гляжу — замка нет навесного. Значит, там! Так обидно стало — лучше б уж все государству досталось, чем этому убийце. Поехала за ним, приглядеть, куда он. Думала, он уже с деньгами. Оказалось другое. Лешик не оглядывался — гнал так, что боялась, моя малютка развалится. Приехали в это село, других легковых нет, пришлось мимо проскочить. Хорошо, боковые стекла тонированные, да и «Таврию» эту никто не знает…

Строкач подбодрил:

— Все верно, Татьяна Дмитриевна. Сходится.

— Успела увидать, как они с Нонной в дом входили. Долго ждала, минут тридцать, у забора. Вышел Лешик один, и без портфеля. Решила — здесь, у нее оставил. И прекрасно — Нонну проще убедить поделиться. Я же не красть в конце концов шла! Все равно деньги эти — ничьи. А Лешик, оказывается, портфель и не заносил, мне из машины за штакетником видно не было. Он отъехал, я — в дом.

— С револьвером.

— Ох, Павел Михайлович, могла бы ведь и не говорить, но скажу — да, взяла, на всякий случай. Нонна тоже не ребенок. Когда вошла, увидела ее такую, мгновенно поняла — скоро конец. Двух слов связать не могла. Бормочет что-то бессвязное: «у…е…й». Я и без нее знала, чьих рук дело. Он шума боялся — старик вдруг выползет, глядишь, свидетели объявятся. Всем рот не заткнешь. Уезжала я с Нонной, кто-то выглядывал из избенки напротив… По пути меня тряхнуло — ведь сроду не доказать, что не моих рук дело. Хвост за собой заметила — совсем худо мне стало. Нонна уже хрипит. Ну, что было делать? Ее, конечно, жалко было, но вы ведь не хуже меня в больницу ее доставили, а себе помочь я могла только на свободе. Слыхала: попал за решетку — расшибись, ничего не докажешь. Хотела сама убийцу засветить, были еще какие-то шансы. А в подъезде комиссионки я еще в детстве в прятки играла. Вот и сейчас пришлось… по-взрослому. В «Свет» поехала уже на метро. Без машины, без ключа от сейфа… зато с револьвером. Пугеня, раньше вечера можно было не ждать, с девяти до семнадцати обычно идет покраска, чан кипит. Я маму попросила позвонить работягам, отменить одну закладку. Маму не трогайте, она не в курсе. Лешик днем и сам был занят, за нос вас водил, на балконе отсвечивал. А вечером через чердак и соседний подъезд… Менять внешность он сам меня учил. Бывало, ссутулится, ногу подогнет — горбун да и только, в двух шагах не узнаешь. Но все равно, любил отрываться по-темному, чтобы все наверняка. В общем, время у меня было. Надеялась, и без ключа справлюсь. Там инструмента хватало — ломы, зубила. Работали люди. Ошиблась, дырку не с той стороны пробила, там, где замка нет. Номер под таких, как я. Это Лешик потом вскрыл лаз в тайник, с другой стороны. Все равно он больше не нужен… Что телефоны наши прослушиваются, я догадалась сразу…

— И потому выбрали беспроигрышный вариант? — Строкач, уже зная,

кто действительно победил в финальной схватке, бил без промаха. — Мы приходим, и застаем Пугеня в подозрительном месте с уликами… но какими? Какая разница, арестовывать его в красильне, или, скажем, в его квартире? А вот благопристойной даме вроде вас там точно не место. Знаете, Татьяна, я попрошу, чтобы в колонии вас определили на легкую работу. Вы ведь неплохо шили до той поры, пока явилась возможность покупать «от Кардена»?

— Это вы тоже знаете?

— Так вот, белошвеек в этих местах нет. Но на пошив рукавиц можете рассчитывать. Если расскажете все абсолютно точно.

— Ну, что ж, и это перспектива, — вздохнула Букова.

Впрочем, кое-кто с удовольствием поменялся бы с ней местами. И в первую очередь пребывавший в прострации Пугень, зализывавший, словно волк в капкане, свои раны.

— Знал бы, что вы такие шустрые, не стал бы в окно соваться. От холостых-то. Недооценил я вас.

— Стараемся, Пугень.

— От нас не отстать стараетесь.

— Уж это извините. Нам впереди бежать. Не хватало еще за ворьем хвосты подбирать. Вы ведь убедились, что знаем достаточно. Практически все. Однако детали нужны. Не стоит отказываться и от малого шанса. Или хотите пойти в суд закоренелым мафиози? Получить «стенку» за верность блатному делу?

— Не надо, гражданин майор. За то, что спасли меня от пули ублюдка Копылова, спасибо. Да только для того, чтобы прислонить меня к «стенке», надо еще доказать, что мне там необходимо постоять. Что-то не хочется мне в этом помогать гражданам судьям.

— Дело хозяйское, Алексей Владимирович.

— Хозяйское, говорите? Скорей хозяйкино. Той хозяйки, что с косой.

— Конечно, легче было отправлять к ней, чем самому в путешествие готовиться. Ну, да еще под следствием полгодика, а то и год, столько же после приговора, а будете вести себя пристойно, глядишь, и обойдется. Дело может разрастись. Уже сейчас видны круги на поверхности вашего бизнеса. Слишком многих приходилось кормить, верно?

— Вы имеете в виду шпану или тех, что с погонами?

— Вот это-то мы и хотим выяснить. С вами, Пугень, все, в общем-то, просто. Но чтобы не была поставлена последняя точка в вашей истории, говорите. Имеются показания о последних словах Золочевской. Речь шла о вас.

— Не верю. Докажите. Пусть повторит мне в лицо.

— Я же сказал — последних. Золочевская мертва, и вы в этом уверены. От фосфоресцирующего токсина противоядия нет. Разумеется, вы не хранили его дома, в предусмотрительности вам не откажешь. Держали в автомобильной аптечке, не знаю уж, в какой склянке. Думаю, вы ее ликвидировали. Однако для заключения эксперта хватило и микроскопических частиц. Руки, что ли, у вас дрожали? Вот, ознакомьтесь с актом экспертизы о наличии следов токсина в аптечке.

Пугень досадливо махнул рукой, потянул к себе подвинутые майором листки. Короткий взгляд — и щелчком вернул их обратно к майору. Кулаки его сжались так, что костяшки побелели.

Строкач миролюбиво заметил:

— Давненько этот яд нам не встречался. Но все новое, в том числе и метод убийства Шаха, — хорошо забытое старое. Собственно, оригинален только способ проникновения через балкон, точнее — возвращения. Интересно, сами сообразили или кто надоумил? Насколько я понимаю, стопа, прикрывавшая проем в бетонной перегородке между балконами, была притянута с вашей стороны шнуром, верно?

— Еще чего? Что там у Шаха на балконе — понятия не имею, а у меня проем закрыт фанерой, фанера к пробкам в бетоне прибита.

— Не было, значит, шнура. Ну и ладно. Здесь, пожалуйста, распишитесь… Отлично… Значит, с вашей стороны прибита фанера, которая снимается вместе с упомянутыми пробками…

— Мало ли что снимается!

— Вот еще заключение эксперта. В поперечном пропиле верхней в стопе обрезков деревоплиты обнаружены микроскопические частицы резины, идентичные с материалом скакалки, имеющейся в вашей квартире среди прочего спортинвентаря. Соответственно, частицы ДВП присутствуют на шнуре скакалки, есть также два царапанных следа на расстоянии, равном размеру листа. Достаточно вынуть с вашей стороны фанеру, опустить на скакалке стопу — и вы на соседнем балконе. По окончании дела шнур подтягивается, а затем и совсем извлекается. Теперь можно вставлять фанеру на место. А утром — обрушить справедливый гнев на убийц. Шантажировать вы их не собирались. Годились они разве что удар отвести. Столкнись вы с кем-нибудь ночью — не уцелеть бы свидетелю. У Золочевской были на то особенные шансы. Но в квартире Шаха вы не захотели сужать тесный круг подозреваемых. Он и так был неширок. Любопытно, что и для вас кое-что оказалось тесновато. Лаз на балконе. На стенках отверстия — волокна адидасовского эластика. Вот и еще акт, о принадлежности волокон на бетоне вашему спортивному костюму. Голубые — от куртки, темно-синие — от брюк. После дела одежду и обувку рекомендуется выбрасывать. Жаль, конечно, такой костюм великолепный. Долго пришлось ждать на балконе?