Рутьер
Шрифт:
– Маэстро Фиораванти, – подозвал я к себе ломбардца, сидевшего в обнимку со своими каменщиками и распевавшего псалмы.
– Сеньор барон, моя жизнь и жизнь моих людей – в вашем полном распоряжении! – торжественно продекламировал ломбардец и глубоко поклонился, мотнув сбившимися в колтуны волосами.
– Мне от вас для начала требуется совсем небольшая услуга… – я сделал паузу, формируя свою мысль. – Вам будет необходимо до завтра побыть в таком виде, в каком пребываете, – я ткнул пальцем в лохмотья. – Вас обязательно накормят и обеспечат кровом, но приводить себя в порядок пока
Архитектор наконец понял, что от него требуется, и закивал головой, соглашаясь:
– Сеньор… это такие мелочи… все что угодно…
– Вот и договорились. Тиль, ты говорил, что там есть еще какой-то непонятный. Давай его… – Я отхлебнул вина и приготовился увидеть кого-то совсем необыкновенного.
А что? День сегодня такой. Не удивлюсь, если они сейчас из пещеры извлекут синемордого марсианина с антеннами в заду… Или эльфа… лучше, конечно, эльфийку… дивную…
Небольшая пауза – и из пещеры вытолкнули… Я даже с кресла встал и подошел поближе рассмотреть пленника.
Не инопланетянин и не эльфийка точно…
– Obaldetj… – От изумления я даже перешел на родной язык.
Передо мной стоял на коленях неимоверно грязный и заросший…
– Он что, тоже был на шебеке? – пришлось поинтересоваться у Тиля, ибо я не верил своим глазам.
– Да, ваша милость, – кивнул фламандец, с подозрением косясь на маленькую щупленькую фигурку в живописных лохмотьях. – В каморке, на корме был закрыт. Видимо, сарацины сами не понимали, зачем он им нужен, или провинился в чем…
Этот пленник, в отличие от остальных, был сильно истощен, и все его тело покрывали рубцы от плеточных ударов. Сейчас он стоял на коленях и невозмутимо смотрел на меня своими узко разрезанными глазами. Да, именно такими глазами, потому что он был китайцем. Не японцем или каким-нибудь филиппинцем, а именно китайцем. Каким-то загадочным способом я отличаю жителей Поднебесной от остальных обитателей азиатского мира. Круглое скуластое лицо, щелки глаз, остренький подбородок. Возраст не поймешь, но вроде в черных, сбившихся в космы волосах седины нет.
– Ни хао… – выдавил я из себя, просто разрываясь от любопытства.
То есть «здрасьте»… увы, но больше ничего на китайском я не знаю.
Ну день сегодня… Вот кого-кого, а китайца я точно не ожидал увидеть. Нет, это само по себе как бы не очень удивительно. С Китаем тут давно и успешно торгуют, особенно левантийские купцы и арабы, через них и остальные тоже. Я в шатре Карла видел кучу вещичек явно китайского происхождения, но самих китайцев, вживую… Это явно перебор. Ну сами посудите: Брабант, фламандцы, пятнадцатый век на дворе… и тут самый натуральный китаёза.
– Приветствую вас, господин, – вежливо поздоровался китаец и сидя поклонился.
Говорил он на итальянском языке с сильным акцентом, но слова выговаривал правильно, что уже само по себе вогнало меня в легкий ступор.
– Освободить… – Я показал на пленника рукой, все еще пребывая в легком очумении.
– Но, ваша милость… – Тиль даже растерялся. – Он же…
– Если мне еще раз придется повторить свое приказание, его место займешь ты, Тиль Веренвен! – рыкнул я на фламандца. – Быстро. И не пытайся меня понять. Твое дело – исполнять приказы, пока не докажешь свою способность думать самому.
– Как скажете, ваша милость… – Главарь пиратов без тени недовольства глубоко поклонился и в свою очередь наорал на своих подчиненных.
– Откуда ты знаешь язык ломбардцев и как тебя зовут? – поинтересовался я у пленника, пока с него сбивали кандалы.
– Аз есмь Фен Юйсян, господине. В сарацинском полоне три года как, то и смог изучаха не такоша молву осман и мавров, но и языки полоняников, с кем судьба сводиша, – ровно и спокойно ответил китаец на ужасно архаичном русском языке. – Я разумяха франков, генуэзцев, кастильцев и русов. И греков такожа разбираю…
– Много русов у сарацин в полоне? – перешел я на русский язык.
Вот это подарок так подарок… Мне уже начало казаться, что я свой родной язык и забывать стал. Ну… кроме матюков, конечно. Будет хоть с кем поговорить, если, конечно, я смогу общаться с ним на средневековой «руськой мове».
– Вельми богато, господине…
К моему удивлению, я китайца понял хорошо, хотя его русский язык просто переполняли жуткие анахронизмы, дополненные не менее жутким акцентом. Слова как бы сами трансформировались у меня в голове в понятную речь. И, кажется, меня он тоже понимал.
– …ибо четыре лета назад татарове великого хана Девлет-Гирея, мурзы, сеиты и казаки его приводиша с Москвы великое множество русов на продажу в Кафу. И невольничьи рынки Магриба до се переполнены ими.
– Мы поговорим обо всем позже, Фен…
– Фен Юйсян, господине, – поклонился китаец, напоминая мне свое имя.
– Да, Фен Юйсян. Поговорим позже, но сейчас скажи мне: кем ты был в Поднебесной?
– Архитектором и инженером при дворе великого адмирала Чжан Хе в Шанхае…
Еще один архитектор… Напьюсь сегодня. Хоть бы не спугнуть пруху… Вот как случается. Тянутся серые будни, тянутся… вдруг раз – и все козыри на руках. Представил себе донжон своего замка в виде китайской пагоды и рассмеялся. А что? Подумаем.
Представился сам:
– Я кавалер ордена Дракона, кондюкто лейб-гвардии герцога Карла Смелого Бургундского барон Жан ван Гуттен, освобождаю тебя, Фен Юйсян, и дарую тебе свободу, – произнес я положенную формулу. – Нас ждут еще беседы, а пока ожидай, скоро вас всех покормят.
Негров из пещеры выгнали всех разом и посадили на корточки в рядок возле отвесной скалы. Ровно тридцать человек. Даже затрудняюсь сказать, к каким неграм они принадлежали. Их там, в Африке, видов очень много… Но явно не эфиопцы. Кожа их имела темно-оливковый, коричневатый оттенок, а губы и носы более подходили к семитскому типу, чем к африканскому. Особых атлетов, какими любят изображать африканцев, я среди них не обнаружил. Просто высокие, стройные и широкоплечие мужики. Даже скорее тонкокостные, чем коренастые. Чем-то они мне напомнили зусулов… тьфу ты – зулусов. Вот.